И тут внезапно его затопил гнев. Кинг ему соврал, сделал из него дурака — а он только утерся? Он резко развернул коня и подскакал к вагону Кинга в тот момент, когда человек-железная дорога подошел к двери.
Зеб остановил коня.
— Вы без револьвера, — сказал он. — Берите револьвер, и немедленно!
Кинг осторожно опустил руки. Его револьвер лежал на письменном столе, внутри вагона, а рядом, только руку протянуть, стоял заряженный дробовик.
Лицо у Ролингза было напряженное и бледное, и Майк Кинг, хоть и считался достаточно мужественным человеком, ощутил неприятное сосущее чувство в желудке. Он мгновенно понял, что никогда еще не был так близок к смерти, как в эту минуту. Он видел, как стреляет Зеб Ролингз, и понимал, что шансов у него практически никаких.
Кинг открыл было рот, чтобы заговорить, как вдруг со стороны армейского лагеря долетел крик:
— Индейцы! Индейцы!
Пронизанную солнцем тишину разорвал выстрел. Зеб круто развернул коня. Вершина холма была усеяна атакующими арапахами, и у него на глазах из оврага всего ярдах в двадцати пяти от них вырвался еще один Отряд индейцев. Их кони неслись бешеным галопом.
— Ты просил войны! — разъяренно крикнул он Кингу. — Ну так получай ее!
Он рванул коня и пролетел несколько ярдов до своего лагеря, где уже началась беспорядочная стрельба — его ветераны находили себе мишени. Прямо перед собой Зеб увидел, как пошатнулся человек, схватился за горло, а между пальцами у него хлынула кровь.
Он посмотрел в сторону лагеря поселенцев — там Воссель и бывшие солдаты уже. расположились цепью за шпалами, изготовив оружие к бою. Их действия успокоили и воодушевили остальных, и они тоже готовились к схватке.
Среди старых однозарядных ружей, порой даже заряжавшихся по старинке, с дула, мелькало несколько новых винтовок Генри, здесь и там — «Спенсеры». Попадания из «Спенсеров» были заметны сразу, потому что тяжелые пули пятьдесят шестого или пятьдесят четвертого калибра note 58 мгновенно вышибали индейцев из седла, подбрасывая их в воздух.
Статная светловолосая девушка, с которой можно было бы лепить Брунгильду note 59, забивала шомполом заряд в ствол ружья и передавала мужчине в обмен на другое ружье, из которого он только что выстрелил. Другая женщина, склонившись над раненым, промывала рану и готовила ее к перевязке.
Вдали от своего дома, в диком краю, эти мужественные люди, многим из которых прежде и слышать не приходилось выстрела, направленного в человека, сражались, чтобы защитить свое право находиться здесь. Не в меньшей мере, чем индейцы, бились они за свои дома и семьи, и многим предстояло пасть в этом бою.
Рабочие Кинга тоже собирались, мрачные и угрюмые. Большей частью это были ветераны или люди, которым приходилось и раньше сражаться с индейцами, — они быстро заняли позиции и начали стрелять.
Внезапный огонь, казалось, сокрушал наступательный порыв индейцев, потому что их атакующие колонны вдруг разделились, поворачивая вправо и влево. И тут Зеб услышал звук, от которого у него перехватило дыхание и зашевелились волосы.
Мягкий, приглушенный гром, едва слышный, но постепенно нарастающий… огромное облако пыли, внезапно сорвавшееся с холма… а потом пыль была разорвана на части несущимися черными телами, от которых и шел гром. Черное облако массивных, обросших шерстью голов, блестящие рога… бизоны!
С обеих сторон скакали арапахо, направляя несущееся в панике стадо прямо на палаточный городок, прямо на хрупкие баррикады переселенцев, часть которых была выстроена уже за пределами шпальных штабелей.
У них не было ни малейшей надежды. Они едва успели выстрелить по разу и перезарядить оружие, как несущееся стадо уже накатилось на баррикады. Оно неслось сплошной стеной смертоносной косматой плоти. Среди этих сотен животных многие весили по тонне и больше.
Ничто не могло остановить эту бешеную атаку. Палатки расплющивались под копытами; кричали женщины. Какой-то раненый мужчина попытался оттолкнуть женщину в сторону и прикрыть ее своим телом, но тут же страшный вихрь накрыл их. Мгновение назад здесь стоял городок переселенцев — а теперь он был втоптан в грязь, перемешанную с растерзанным и окровавленным мясом. Зеб заметил громадного быка, который провалился сквозь крышу землянки у самой железнодорожной линии — он бился, пытаясь вырваться из ловушки, потом исчез.
И тут нахлынули арапахо.
Они неслись по пятам бизонов и, поднимая своих пони в прыжок над упавшими животными, застреленными в отчаянной попытке остановить или повернуть несущееся стадо, индейцы прорвались за баррикаду и оказались среди ее защитников.
Кинг быстро отступал к своему вагону — это был один из немногих строений, еще оставшихся на месте.
А схватка продолжалась. Зеб увидел, как его сержант рухнул под скользящим ударом томагавка, и точным выстрелом выбил воина из седла. Лошадь прыгнула на него, он покатился в сторону, выстрелил еще раз, но промахнулся.
Молодой воин с раскрашенным черными полосами лицом бросился на него. Зеб поднял револьвер и выстрелил. Пуля остановила индейца на полушаге, но он снова двинулся вперед, и Зеб выстрелил еще раз. Когда индеец упал, в груди у него сидело три пули. Он свалился почти прямо на Зеба.
Зеб схватил винтовку, кое-как поднялся на ноги и выстрелил в индейца, лезущего на баррикаду. Повернулся, чтобы выстрелить еще раз, — но винтовка оказалась разряженной, и он бросился на кучку арапахов, размахивая тяжелым «Спрингфилдом» как дубинкой.
Атака кончилась так же внезапно, как и началась. Остался резкий залах порохового дыма, слышалось учащенное дыхание людей, истощивших все силы в чудовищном напряжении, стоны и вопли раненых. Зеб вынул из револьвера пустой барабан и заменил его заряженным.
Майк Кинг медленно поднялся на ноги со ступенек своего салон-вагона. По лицу его стекала кровь из раны на голове.
— Вот ты и купил, то что хотел! — свирепо бросил ему Зеб. — А теперь пойди и погляди на цену!
— Собираешься застрелить меня? — Даже теперь язвительная усмешка не покидала лица Кинга, но в глазах светилась тревога. Оба они держали в руках револьверы, а разделяло их всего несколько шагов… И тут Кинг понял, в чем разница между ними: ему отчаянно хотелось жить, а Зебу Ролингзу жизнь была безразлична. Душа Кинга наполнилась страхом. Он устоит, он будет биться… но ему отчаянно не хотелось умирать.
— Иди туда! — приказал Зеб. — Я хочу, чтобы ты видел дело рук своих!
Там, где женщина склонялась над раненым мужчиной, теперь лежали два тела, втоптанные одно в другое, измолотые летящими копытами. Светловолосая Брунгильда лежала, поверженная и изуродованная — там, где прежде развевались светлые волосы, остался лишь голый череп… Какой-то человек стонал и звал на помощь. Уцелевшие медленно приходили в себя и начинали двигаться среди раненых.
К Зебу подошел за приказами сержант; на голове у него кровоточила жуткая рана. Зеб коротко распорядился:
— Поставьте восемь человек на баррикаду, как и раньше. Остальных пошлите собирать винтовки и боеприпасы и перевязывать раненых. А в помощь тем, кто отделался ушибами, мы можем выделить только четверых.
И повернулся к Кингу.
— Ну, как, Кинг, нравится? Это ты пригласил людей сюда. Ты слишком поторопился сунуть их в ад, который сам создал, нарушив договор. Ты привез их сюда — и ты их убил. А теперь живи с этим, если сможешь…
— Яичницу не сделаешь, не разбив яиц, — пробормотал Майк Кинг. — А яйца едут и будут ехать.
Но лицо у него было серое и больное, и он поспешил отвести глаза от мертвых и умирающих.
— Так что, вы раздумали убивать меня?
— Тебя? Да ты пули не стоишь. Ты и так мертвый. Ты мертвый уже много лет. Ты просто молоток в руках у директоров твоей дороги. А внутри у тебя пусто…
И вдруг он подумал: «Джули! Где же Джули?»
Он нашел ее — она помогала раненому, и направился к ней.
— Я уезжаю, — сказал он. — Прямо сейчас.
— Сейчас? — Она не могла поверить.
— Так лучше всего. Арапахи увидят, что я уезжаю, а они считают меня главным виновником. Я думаю, теперь вы сможете отбить любое нападение, но если я уеду, то, может быть, они вообще не нападут.
— Они убьют тебя.
— Может быть. Но я не напрашиваюсь на роль мученика — я пущусь наутек во всю прыть, как только выеду отсюда. Я возьму нашего эскадронного скакового коня, а своего оставлю.
Она положила руку ему на рукав.
— Нет!.. Не уезжай.
— Я должен. Если я уеду, они погонятся за мной. Это легче, чем снова атаковать здесь… Если мне удастся уйти, я буду ждать тебя в Солт-Лейк-Сити.
Не было слез, не было протестов. Мгновение они стояли, глядя друг Другу в глаза, а потом он быстро отвернулся.
Зеб прошел туда, где сержант отдавал приказы, в жуткое месиво на месте лагеря.
— Сержант, вы остаетесь старшим. Я ушел в отставку. И уезжаю немедленно. Может быть, они так жаждут меня заполучить, что оставят вас в покое… но позиция у вас хорошая, застать вас врасплох они уже не смогут, а завтра из Омахи прибудет поезд с дополнительными войсками.
— Что ж, прощайте, лейтенант.
— Прощайте, сержант.
— Удачи вам, лейтенант!
Он оседлал серого коня. Это был великолепный скакун, стайер. Зеб его сам купил, и они держали его специально для скачек, выигрывая время от времени неплохие деньги. А теперь ему предстояло скакать по-настоящему.
Он поднялся в седло и проехал шагом до конца баррикады. Навстречу ему вышел Воссель.
— Вон там, похоже, — он мотнул головой, но рукой не стал показывать, — ни одного из них нет. Так что у вас может получиться.
— Спасибо.
Индейцы, как они делают всегда, увезли своих погибших товарищей — кроме тех, кто пал в окружении врагов. Кое-где на траве остались лужи крови — свидетельство того, что и арапахам досталось крепко.
Он поехал вдоль долины рысью, так, чтобы индейцы смогли увидеть его. Он направлялся на запад. Похоже, это рецепт на все случаи жизни: если дело плохо, двигай на запад.
Прозвучал выстрел.
Он оглянулся назад, с удивлением отметив, какое расстояние успел покрыть. А потом увидел арапахов. Они вытянулись длинной цепью вдоль гребня, они ехали за ним.
Он посмотрел на север — там была вторая цепь. Индейцы направлялись к некоей точке впереди, где надеялись перехватить его.
— Ну, что ж, Джубал, — сказал он серому коню, — давай поглядим, на что ты годен.
Длинные ноги вытянулись, копыта ударили по дерну, ветер хлестнул в лицо. Серый несся гладким, великолепным шагом, он любил бег.
Где-то впереди лежало завтра — если не изменит удача.
Копыта выбивали по дерну ровный ритм. Он пригнулся пониже к гриве, чтобы уменьшить сопротивление воздуха.
Глава восемнадцатая
Гейб Френч остановился на углу и посмотрел вдоль улицы. В последний раз он поднимался на Ноб-Хилл, когда искал владельца упряжки, работавшего у него в давние времена. Тогда Хилл был скопищем скромных деревянных коттеджей. Теперь их заменили богато украшенные особняки.
Он прищурился — уж очень ярко блестело солнце на латунном заборе Джима Флуда, обошедшемся в тридцать тысяч долларов. Забор тянулся на два квартала, специально нанятый работник постоянно его полировал. Гейб слышал об этом заборе. Ну да, это же Клив рассказывал ему — и о заборе, и о человеке, который каждый день его полирует!
Серые башни замка Хопкинса с высаженными на террасах садами виднелись через улицу наискосок. Он проходил, не обращая внимания на особняки Колтона, Стэнфорда и Крокера. Он никогда не посещал дом Клива, пока тот был жив, и казалось странным, что он идет туда сейчас, когда Клив умер. Но все же в старые времена они были друзьями, а дружба эта сохранилась и в последующие годы.
— Единственный человек, которому я завидовал, — сказал Гейб вслух, остановившись на углу. — Было в нем что-то такое… вкус, так бы я это назвал.
— Что было?
Гейб обернулся, услышав вопрос. Ему было неловко, что кто-то услышал, как он разговаривает сам с собой.
— Я спрашиваю, не знаете ли вы, где особняк Клива Ван Валена, — пробормотал он.
Прохожий показал рукой.
— А вон там. Хотя сегодня вряд ли можно сказать, что это его особняк. И, судя по всему, завтра он уже не будет принадлежать и его вдове. Его распродают со всем барахлом, до последнего гвоздя.
Прохожий был маленький, чопорный, с крохотными глазками и противным выражением лица, и в голосе его отчетливо слышалось злорадство.
Это разозлило Гейба Френча, и он сказал:
— Будь он живой, им бы это не удалось! Клив Ван Вален мог добыть миллионы там, где никто другой не получил бы и медного гроша… просто под свое имя!
— Я об этом слышал, — сказал прохожий, пожав УТЛЫМИ плечами, — но я в это не верю.
Гейб ощутил, как в нем нарастает гнев. С возрастом он стал нетерпимым. Раньше он мог терпеливо сносить дураков, теперь уже нет.
— Человек обязан платить свои долги, — продолжал тот гнусавым голосом. — А Ван Вален всегда жил на широкую ногу, не по своим доходам.
— Многие годы, — запальчиво ответил Гейб Френч, — ни у кого не было таких доходов, как у него! Бывали времена, когда только одна шахта приносила ему больше восьмидесяти тысяч в месяц. Восемьдесят тысяч долларов! Столько я и сам никогда не зарабатывал.
— Охотно верю. — Незнакомец презрительно покосился на поношенное платье Гейба.
Гейб Френч попытался унять раздражение, но не смог. С годами у человека остается не много удовольствий, и теперь Гейб находил удовольствие в том, что позволял себе раздражаться по пустякам. Никто никогда не видел, чтобы он падал духом в беде, но в последние годы ему нравилось побрюзжать.
Он холодно посмотрел на незнакомца.
— Не стану утверждать, — сказал он подчеркнуто неторопливо, — будто мне не по карману купить и продать многих из тех, кто владеет особняками на этом холме. А что касается Клива Ван Валена, то никогда в жизни у меня не было друга, лучше чем он, — и вернее. Случились как-то тяжкие времена — много лет назад — когда на моих лошадей напал сап, у меня были сорваны два контракта на доставку грузов и весь мой скот подох чуть не за одну ночь… Кто-то сказал об этом Кливу, и он прорвался через перевал Доннер и пригнал мне сотню лошадей — и это поздней осенью, когда уже падал снег!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38