Каждый знал место,
где ему может пофартить с каким-нибудь приобретением. Места эти находились
в разных сторонах.
Жадан брел вдоль ряда, где на газетах, расстеленных прямо на земле,
лежало всякое старье, "хлам", как он называл: гаечные ключи, бронзовые
вентили, смесители, набор надфилей, паяльные лампы, подсвечник, снятый с
пианино, кавказский рог для вина...
- Эй, сэр, купите мешок бронзы, - окликнул Жадана бородатый мужчина
лет сорока пяти.
Жадан оглянулся, увидел улыбающегося скульптора Бориса Никитича
Огановского.
- Привет, Боря!
- Здоров!
Пожали друг другу руки.
- Нашел что-нибудь? - спросил Огановский.
- Ни черта нет сегодня, сплошной хлам. А ты?
- С тем же успехом.
- Я тебе давно говорил, из резной кости ты найдешь все, что захочешь,
в Таиланде, в Сингапуре. Вот, куда тебе надо. Или в Бирму.
- Если финансируешь, съезжу...
- А где господин Чаусов?
- Промышляет в кучах макулатуры.
- Дался ему этот Диомиди!
- Не скажи, - возразил Жадан. - На Фаберже и Диомиди можно еще и
докторскую состругать.
- На кой она хрен нужна теперь? - пожал плечами Огановский.
- Тоже верно. Однако он собрал уже хорошую библиотеку публикаций.
- Куда потом собираетесь?
- Домой.
- Поехали ко мне в мастерскую, покажу новую работу, есть бутылка
коньяка.
- Что нам одна бутылка! - подмигнул Жадан.
- Найдем еще одну.
- Тогда через сорок пять минут встречаемся у конечной трамвайной, -
сказал Жадан...
Встретились точно, не ждали, не искали друг друга... Двумя трамваями
добрались в другой конец города. Там на пустыре, который был выделен под
застройку для Союза художников, уже торчало несколько домов-мастерских.
Дом Огановского был двухэтажный, со стеклянным куполом, внутри вдоль стен
переходы, лестница на второй этаж. Центр же был свободен, пустота его шла
до самого купола. Тут можно было разместить фигуру любой высоты. Такая
фигура - всадник на лошади с булавой - еще не в материале, а в сырой
голубовато-серой глине поверх каркаса, была прикрыта мокрой тряпкой, а
поверх целлофаном...
- Для кого ты этого скакуна делаешь? - спросил Чаусов, обходя
скульптуру вокруг.
- Заказали для одного города, - уклончиво ответил Огановский. - Когда
будет готов, скажу. Я ведь суеверный, все расскажешь, а потом, глядишь,
заказчик откажется платить...
Выпивать они устроились за большим самодельным столом. Огановский
открыл шпроты, банку огурцов, банку томатного сока, нарезал колбасы.
- Закуска как раз для коньяка, - засмеялся Жадан.
Бутылку они выхлестали быстро, незаметно, под треп. Принялись за
вторую, но Жадан отказался пить:
- Не хватит ли, мужики?
- Сам же нарывался на вторую, - сказал Огановский. - Как хочешь, а мы
с Алешкой еще врежем. - Что ты купил на барахолке? - спросил он у Чаусова.
Тот показал им пожелтевший от времени, затрепанный журнал "Вал". Это
был литературно-художественный альманах, изданный в Харбине в 1922 году. В
нем небольшая публикация "Судьба Диомиди в большевистской России".
- Что ж, давай за такое приобретение еще по одной. - А как на
похоронах выглядела наша матрона Долматова?
- Поплакала, - сказал Жадан.
- Крокодиловы слезы, - буркнул Чаусов.
- Не скажи, это для нее потеря, - возразил Жадан.
- Ничего, к ней не зарастет народная тропа, - усмехнулся Огановский.
- Я однажды отдыхал с нею в Доме творчества художников. Шутя полез к ней,
она тут же купальник принялась стаскивать.
- Да ну ее к черту! - отмахнулся Чаусов.
- Кто же и за что все-таки убил старика? - спросил Огановский.
- Кто знает? Ищут, - сказал Жадан.
- Это начнут тягать всех, кто с ним мало-мальски имел дело, - сказал
Огановский. - И вас пригласят.
- У нас с Алешей уже алиби есть, - засмеялся Жадан.
- А как же! У нас все есть, - пьяно дернул головой Чаусов...
Они просидели еще час, вторую бутылку не осилили, выпили по две чашки
крепкого кофе и разошлись...
К вечеру в понедельник Джума уже знал: Жадан Святослав Юрьевич,
сорока двух лет, сотрудник Фонда имени Драгоманова, женат, адрес: улица
академика Сахарова, 8, квартира 4; Чаусов Алексей Ильич, сорока двух лет,
разведен, сотрудник Фонда имени Драгоманова, адрес: улица Гончарная, 31,
квартира 10; Огановский Борис Никитич, сорока пяти лет, женат, член Союза
художников, скульптор, проживает по улице Заньковецкой, 26, квартира 2;
Манукян Давид Ованесович, тридцати девяти лет, женат, член Союза
художников, художник-реставратор, адрес: улица Софьи Перовской, 91,
квартира 34; Долматова Людмила Леонидовна, тридцати девяти лет, в разводе,
заведующая отделом в музее этнографии и художественного промысла,
проживает по улице Саксаганского 12, квартира 4.
Это было полдела, даже не полдела, а четверть. Теперь надо
отлавливать участковых, получить от них какую-нибудь информацию. Хорошо,
если участковый добросовестный, толковый, а не какой-нибудь бездельник,
ошивающийся в подсобках магазинов.
Он принялся обзванивать участковых. Троих поймал на месте, двое
отсутствовали. На следующий день Джума созвонился и с этими двумя. В
сущности два дня Джума убил на встречи и беседы с участковыми. Результат
по пятибалльной системе можно было оценить в единицу. Но и единица для
Джумы была цифрой о чем-то говорящей, а именно о том, что, по словам
участковых, интересовавшие Джуму люди были обыкновенными гражданами, одни
приветливо-словоохотливы с соседями, другие вежливо-сдержанные, никаких
жалоб со стороны соседей, ни пьянок, ни драк, ни частых шумных сборищ.
Может и не ангелы, но никому не досаждают. Джума понимал, что подобная
информация, наверное, разочарует Паскалову, но не станет же он городить
небылицы. Как есть, так и есть, дальше пусть копает сама...

В дверь постучали.
- Войдите, - сказала Кира.
На пороге возникла высокая женщина, крупная, но ее нельзя было
назвать полной, все выглядело пропорционально росту, лишь немного
обозначился второй подбородок; лицо смуглое, черный разлет больших бровей
над красивыми темно-карими глазами, большой рот, четко очерченные губы с
едва заметным темным пушком по краям, открытый чистый лоб, смоляные волосы
туго оттянуты к затылку. Одним словом, женщина броская.
- Я Долматова, - спокойно сказала она. - Вызывали?
- Заходите, садитесь, Людмила Леонидовна, - предложила Кира.
Долматова села. Дорогую кожаную сумку, большую, под стать хозяйке,
поставила у ног.
- Я веду дело по убийству Гилевского, - сказала Кира. - Естественно,
хочу познакомиться с ближайшим его окружением.
Долматова посмотрела на нее так, словно удивилась: такая молодая и
вроде неприметная женщина, а занимается убийством, и спросила:
- Чем я могу быть полезна?
- Пока не знаю, - улыбнулась Паскалова.
- Кто же его убил и за что?
- Этого тоже еще не знаем.
- Но хоть какие-то подозрения у вас есть?
- Выясним, - неопределенно ответила Кира. Ей не понравился напор
Долматовой, словно перехватывавший инициативу. - Поэтому хочу поговорить с
вами, - и не делая паузы, удерживая нить разговора в своих руках,
продолжила: - Как давно вы знали Гилевского?
Долматова бросила взгляд на Кирину зажигалку "Клиппер", лежавшую на
столе, спросила:
- Вы курите? Разрешите мне закурить?
- Курите. - Кира протянула ей сигареты и зажигалку.
Когда Долматова вытаскивала сигарету из пачки, Кира отметила: узкая
ладонь, тоненькие, изящные, ухоженные пальцы как-то не очень
соответствовали крупной фигуре Долматовой. Закурив, Долматова сказала:
- Мы были знакомы с тех пор, как я пришла работать в музей.
Пятнадцать лет.
- А кем вы работаете, Людмила Леонидовна?
- Заведую отделом иудаики.
- Вы хорошо знали Гилевского?
- Естественно. Пятнадцать лет достаточный срок.
- Что бы вы могли сказать о нем?
- Прекрасный человек. Настоящий специалист, таких знатоков своего
дела немного.
- По роду службы вы часто бывали в отделе фондов, которым он
руководил?
- По мере надобности.
- Беспрепятственно с его стороны?
- Какие же могут быть препятствия, если этого требует работа?
- А каковы у него были взаимоотношения с другими сотрудниками?
- Вы полагаете, что я исключение?
- Не полагаю, а предполагаю.
- На каком же основании?
- Ваши отношения с ним ограничивались лишь совместной работой в одном
учреждении? Простите, если вопрос покажется вам бестактным, но все, чем я
занимаюсь, - это только, кто и за что убил Гилевского, ни больше, ни
меньше.
- Можно сказать, ограничивались, хотя досужих вымыслов хватало.
- Вы замужем, Людмила Леонидовна?
- Нет. Но этого хватало для сплетен.
- Возможно, не только этого.
- Что вы имеете в виду? - Долматова осанисто выпрямила спину и шею.
- К этому мы еще вернемся, - сказала Кира. - У него были враги?
- Естественно, как и у всякого человека, который не терпит
бездельников и бездарей.
- Кто же конкретно, и на какой почве он враждовал?
- В каждом случае кто-нибудь конкретно. Все-таки он проработал в
музее свыше сорока лет, а за это время всякие стычки бывали.
- И все-таки, может был кто-то, с кем у Гилевского была постоянная
вражда?
- Нет. Он был незлопамятен.
- Может не он, а кто-то был злопамятен?
- Обычно это не афишируют.
- Ну хорошо, - Кира поняла, что Долматова почему-то хочет обойтись
без фамилий. - Вы бывали у него дома?
- Редко. Что вы имеете в виду?
- Разве характер ваших добрых отношений исключал ваши визиты к нему и
его - к вам?
- Давайте без обиняков, - резко сказала Долматова.
- Если вам угодно. Вы знаете, что есть завещание, по нему все
завещано вам?
- Нет, не знала, - смуглое лицо Долматовой пошло красными пятнами,
лоб завлажнел, она наклонилась, чтоб взять из сумки платок.
"Тут ты по-моему лжешь, - подумала Кира. - Ты не родственница ему,
подобные завещания оставляют не случайно. Старик, наверное, был влюблен. И
ты разогревала его своим пышным телом. Тут платонической любви было
недостаточно".
- Вот я и объявила вам: вы наследница всего его имущества. Даже
приватизированной квартиры. А у вас большая квартира?
- Однокомнатная.
- Людмила Леонидовна, как женщина женщине, скажите вы были близки с
Гилевским? - Кира не хотела упустить момент ее растерянности.
- Да. Вас это удивляет? Разница в возрасте: мне тридцать девять, ему
шестьдесят девять.
- Нет, почему же, такое случается. Обаяние, опыт, интеллект
Гилевского - сильное оружие. Он был обаятельный человек?
- Для меня да.
- Так вы знали о завещании?
- Знала.
- Как он объявил вам об этом?
- Просто. Сказал: "Я завещаю все тебе".
- А вы?
- Сперва растерялась.
- Вы кого-нибудь подозреваете в его убийстве?
- Нет, - она отвела взгляд, и Кира интуитивно почувствовала, что и
это ложь, но не могла понять - зачем она лжет, что-то в этом было
противоестественное, скрытое, тайное. Если убит любимый человек, нормально
было бы назвать того, кого подозреваешь.
- Давайте договоримся так. Делом этим занимаюсь не только я, но и
люди поопытней моего. Докопаемся, уверяю вас. Поэтому вы на досуге
подумайте о том, что вы мне по каким-то причинам не сказали, утаили, чтоб
потом вы не чувствовали себя неловко и, скажем, неблагодарно по отношению
к убитому. Вы поняли меня, Людмила Леонидовна?
- Надеюсь, поняла. Я могу идти?
- Разумеется.
- До свидания.
- Всего доброго...

Всех пятерых Кира вызвала на один день на разное время, чтоб они не
встретились друг с другом в прокуратуре.
Следующим был художник-реставратор Давид Манукян - невысокий плотный
чернявый человек, в джинсах и в хорошей джинсовой рубашке с закатанными
рукавами, из которых высовывались волосатые руки с сильными кистями...
- Давид Ованесович, в связи с убийством Гилевского у меня к вам
несколько вопросов.
- Задавайте, - он пожал плечами.
- Вы знали Гилевского?
- Знал визуально, но знаком не был.
- Вы коллекционер?
- В первую очередь я художник-реставратор.
- Картин, икон?
- Нет, витражей. Я не только реставрирую, но и делаю витражи.
- Неужели на это есть спрос?
- Представьте себе. Ремонтируются старые церкви и костелы, в которых
семьдесят лет были склады. Многие прекрасные витражи искалечены, строятся
новые церкви. Так что нужда во мне есть, - он улыбнулся.
- А что вы коллекционируете?
- Офорты. На библейскую тему.
- В отделе, где работал Гилевский, было что-нибудь, что могло бы
интересовать таких собирателей старины, как вы?
- Естественно. Там богатые фонды, многое в запасниках, никогда не
выставлялось. Но доступа туда не было.
- Почему?
- Гилевский, как я наслышан, был цербер.
- А где вы были?.. - она назвала день и приблизительное время
убийства Гилевского.
- Я вас понял, - снова улыбнулся он, на какое-то мгновение задумался,
затем сказал: - У меня небольшая мастерская, четыре помощника. В этот день
и в это время у меня как раз был священник, отец Даниил из церкви в
Васильковичах. Церковь новая, только построили. Нужны витражи. Он приехал
заказывать, поговорить о цене. Все это вы легко проверите.
- У вас нет каких-нибудь личных соображений о мотивах убийства,
может, они сложились из ваших разговоров с другими собирателями старины?
- Знаете, я от музея очень далек. Услышал, что убили старика,
посожалел, разумеется, и забыл. Есть свои заботы и своя работа. Так и
другие реагировали, кто не был с ним знаком, а лишь понаслышке.
- Собирательство тоже подвержено моде. Что сейчас особенно в моде?
- Мода бывает у дилетантов. Профессионалы не изменяют своим
привязанностям.
- Вы хотите сказать, что искать нам надо среди дилетантов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19