механики-водители, пулеметчики и наводчики-операторы и старшие «двоек» и «троек», поскольку все находятся на расстоянии зрительной связи в секторе моего контроля.
Техника движется в шахматном порядке ближе к домам, чтобы было прикрытие для пехоты и техника не находилась бы на линии огня, который вероятнее вдоль улицы. При этом сектор огня из зданий удобен только по технике, двигающейся по противоположной стороне улицы. Чтобы контролировать этот слабый момент, «пехота» обращает особое внимание на противоположную от техники сторону улицы, которая надежно защищает ее своей броней от стрелкового оружия.
Танк таранит забор, отделяющий нас от узла связи. «Вовчики» открывают огонь слева из парка. Даю команду одной подгруппе залечь в сторону парка и открыть огонь, один БТР направляю для усиления этой подгруппы. Вторую подгруппу посылаю обойти узел связи и отсечь противника от примыкающей к нему улицы «вовчиков». Через несколько минут узел связи деблокирован.

«Наши» берут власть

В один из ноябрьских дней заезжаю к Файзали. Он сияет. Вчера вечером «юрчики» взяли власть в Душанбе. Правда, об этом уже знаю, но искренне поздравляю.
Вечером у командира полка обсуждаем события прошедших дней. Стук в дверь. У нас в гостях один из гражданских лидеров кулябцев Рахмонов. Он просит сопроводить его машину до Дангары, что на северо-востоке от Курган-Тюбе. Уже поздно, сумерки, а дорога не простая, и в одиночку рискованно. Меркулов говорит – надо. Надо так надо. Забираю бронегруппу с ГЭС и с Ахметшиным выезжаем. Дорога серьезная, много хороших мест для засад. Ощущения, как обычно в таких ситуациях, не из приятных. Предлагаю Рахмонову пересесть в ВТР, а то «Волга», да еще белая, – очень аппетитная мишень. Круговое наблюдение и готовность к ведению огня, головной дозор впереди в 1,5-2 км. Приезжаем. 22 часа. Прошу Рахмонова распорядиться покормить ребят. Идем в какое-то здание. Видимо, здесь и заседает хозяин со своим руководством. Разговор с его командирами о проблемах оружия и боеприпасов. Поступает просьба помочь разобраться с «вовчиками» на дороге Дангара-Нурек. Отвечаю уклончиво, но не отказываю. Подумаем. Мы ведь не «отряд гусар летучих» – то там, то здесь. Вместе с Эльдаром приглашены на ужин к Рахмонову. Разговор очень интересный, после ужина выезжаем обратно. Тут узнаю, что ребят не покормили. Иду к Рахмонову. Он кого-то «задирает». Приносят лепешки и мясо. Возвращаемся уже поздно.

Как делается телерепортаж

Как-то к нам приехали журналисты с центрального телевидения. Очень хотят отснять что-нибудь интересное. А недавно у Файзали я видел много беженцев из Афганистана, которые за определенную мзду пересекают границу через наши погранзаставы. Еду к нему. Файзали говорит, что беженцев уже отправил, но должны его «пацаны» привезти из-под Колхозбада пленных духов от Гульбеддина Хекматияра, которые помогают здесь «вовчикам». Договорились о времени. Вечером приезжаю с журналистами. Они чувствуют себя свободно, думая, что раз наши войска здесь, то все будет нормально. Тут и Якуб приехал. Журналисты включили камеру, начинаю задавать вопросы «афганцу», один, второй, конечно через переводчика. Начинаю соображать, что это такие же «афганцы», как я японец. Это же начинают понимать и журналисты, но они реагируют по-своему. Начинают кричать на Файзали, мол, что ты нам подсовываешь, ты нас за кого принимаешь и т. д. Файзали понимает, что оказался в дурацком положении, а он этого не любит. Пленного «афганца» уводят. Файз говорит, что сейчас будет другой. Слышу какой-то разговор между ним и Якубом. Но ничего не понимаю. Приводят следующего пленного, начало диалога многообещающее, он из провинции Гильменд, пуштун. Журналисты просят назвать его столицу провинции, он несет какую-то чушь. Журналисты снова пытаются выяснить отношения с Файзали. Подхожу к Якубу. Он мне тихо говорит, что Файз решил этих журналистов грохнуть. Вот те на! Я знаю, что если Файзали решил, то сделает. Прошу Якуба повлиять на «коллегу». Тот говорит, что бесполезно, он уже пытался. Отвожу Файзали в сторону: – Ты что, рехнулся? – Они мне не нравятся, они ведут себя неправильно.
– Файз, они же гражданские, журналисты, они приехали со мной и уедут со мной, ты сам хотел журналистов, но не обеспечил настоящими духами. Это только твоя вина. Ну ладно, я с ними договорюсь, чтобы, как только у тебя снова будут афганцы, они приехали, ладно?
Нехотя он соглашается. Ну, таджикский Чапаев, и только.

Домой!

Познакомился с одним интересным узбеком. Богатое уголовное прошлое, но очень хитрый и мудрый человек. Он оказался одним из хранителей рашидовского золота. Он все ждет, когда за этим золотом придут от Рашидова. Есть все-таки честные и порядочные люди на этом свете! А в тюрьме, которая примыкает к полку и откуда давно убежали все «наказуемые», остался один зэк, которому до освобождения оставалось недели две. Вот он и ждет, когда вернется власть и официально освободит его. Дисциплинированный оказался.
Принято решение о нашем возвращении домой. Очередная страница истории спецназа перечеркнута. Правда, она очень странно отражена в историческом формуляре бригады: «В период с 28 сентября по 23 ноября 1992 года сводный отряд от бригады в количестве 402 человек выполнял задачу по усилению охраны и обороны военных и государственных объектов в Республике Таджикистан». Было-то два отряда. Ну да ладно.
В декабре я позвонил полковнику Меркулову. Узнал, что Сангак Сафаров и Файзали погибли. По телевизору показывают траурные процессии по этому поводу. К власти в Душанбе пришел Рахмонов со своим руководством. Эльдар Ахметшин прокомментировал: «Наши в городе».


А. Сухолесский
Перевал Шар-Шар

11 ноября 1992 года. Около одиннадцати часов дня меня попросил зайти в штаб командир местной воинской части. Кивнув на телефон, что стоял на рабочем столе, комполка сказал, что на том конце провода вновь назначенный председатель Кулябского облисполкома Эмомали Рахмонов (ныне президент Республики Таджикистан). Не скрывая волнения, очень эмоционально Рахмонов объяснил ситуацию, которая заключалась в том, что сегодня утром боевики ИПВТ (Исламской партии возрождения Таджикистана) полевого командира Муло Аджика захватили перевал Шар-Шар в 50 км юго-восточнее Душанбе, на автодороге, связывающей столицу республики (находившейся в руках оппозиции) с городом Куляб. Как позже выяснилось, охрана перевала – около 10 милиционеров и боевиков Народного фронта – после празднования Дня советской милиции была застигнута врасплох и захвачена без сопротивления подъехавшими на двух Камазах «вовчиками» (местное название боевиков ИПВТ). Подразделения Народного фронта, блокированные в Кулябской и Курган-Тюбинской областях, были вынуждены вести боевые действия на нескольких оперативно-тактических направлениях, распыляя и без того некрупные силы. В районе перевала Шар-Шар они имели в общей сложности не более 40 человек, несущих постовую службу.
Учитывая строгий запрет на вмешательство во внутренние дела республики со стороны 201 мсд, Рахмонов обратился за помощью к нашей группе (неофициальным советникам руководителя фронта Сангака Сафарова). Мы, по сути, руководили боевыми действиями Народного фронта в Вахшской долине. Наше вооружение составляли лишь стрелковое оружие, автоматический гранатомет АГС-17 и два «подаренных» Народным фронтом автомобиля УАЗ-469.
Оценив обстановку и свои возможности, я и Олег Г. Обратились к командиру одного из подразделений Российской армии Сергею К. с просьбой дать нам несколько БТР для выдвижения в район перевала Шар-Шар. Рискуя очень многим, Сергей выделил нам три БТР-80, СПГ-9 (станковый противотанковый гранатомет) и 82-мм миномет с одним обязательным для нас условием – «присутствовать лично и не допустить каких-либо потерь».
Бронегруппу первоначально предполагалось использовать лишь для выдвижения в район боевых действий и огневой поддержки. Старшим бронегруппы был назначен Игорь В. На случай самых непредсказуемых обстоятельств наша группа имела санитарный вертолет Ми-8тс на одной из баз ВВС, подлетное время которого составляло около одного часа. Там же имелись и боевые вертолеты Ми-24, но их боевое применение санкционировалось на уровне министра обороны.
Оставив часть своей РГ на базе для связи с центром и вертолетами, прихватив необходимые средства КВ– и УКВ-радиосвязи, наша группа в составе трех человек (я, Олег Г. и Юра П., нештатный водитель нашего видавшего виды уазика) возглавила колонну бронегруппы.
Совершив марш в 100 км, колонна прибыла в Дангару, один из райцентров Кулябской области, где, встретившись с председателем райисполкома и начальником милиции района, мы уточнили обстановку в районе перевала, находящегося в 26 км от райцентра. Перевал удерживали около 40 боевиков, вооруженных легким стрелковым оружием и подствольными гранатометами. О наличии у противника противотанковых средств, что нас больше всего интересовало, информация отсутствовала. Попытка отбить перевал у противника не предпринималась никем. На полпути к перевалу, в кишлаке Себистон, к нашей колонне присоединились около 20 бойцов НФ на автомобиле МАЗ и «бронеавтомобиль» Камаз с 23-мм пушкой на самодельной (как и броня) турельной установке.
Как следовало из разговора с Рахмоновым и предрайисполкома Камилем Абдукадыровым (по местному – «раисом»), в районе перевала находится радиолокационный пост ПВО, с которого нас должны поддержать огнем БМП-2 кулябского мсп 201 мсд, но еще утром, позвонив в штаб дивизии, мы поняли, что это маловероятно.
На исходный рубеж прибыли часа в четыре дня, чуть не потеряв БТР на одном из разрушенных участков горной дороги, а всему виной спешка, которая нужна лишь во всем известных двух случаях…
По правде говоря, мы спешили лишь по одной причине – успеть сделать работу засветло, так как за ночь противник сможет хорошо закрепиться, а имея в столице и центральных районах республики почти двухтысячную группировку, «хлынуть» с перевала и захватить южные районы Кулябской области и переполненные беженцами из соседней Курган-Тюбинской области и центральных районов.
Оставив БТРы за поворотом, вне зоны наблюдения противника, мы выдвинули вперед «бронеавтомобиль» и дали команду на ведение огня с пушки по перевалу и обнаруженному автомобилю с фургоном в полутора километрах северо-восточнее перевала. «Вовчики» ощетинились огнем СО. Скрытно заняв позиции, я, Олег и Игорь вскрыли огневые точки противника, «клюнувшие» на огонь броневика, и провели рекогносцировку местности.
Надо сказать, что расчеты АГС, СПГ и миномета, укомплектованные разведчиками Игоря В., времени зря не теряли – развернули нештатное оружие к бою, перекрывая все известные нормативы. Огневая подготовка штурма началась внезапно открытым огнем из гранатометов, миномета, 23-мм пушки и трех пулеметов чуть позже выскочивших из-за поворота БТРов. Буквально через несколько минут весь перевал заволокло пылью и дымом, на склонах загорелась высушенная южным солнцем трава и крыша дома, с чердака которого предположительно работал пробивший стекло стоящего рядом «ненашего» УАЗа снайпер. Наблюдая за противником, мы установили, что оборона была им занята лишь непосредственно у дороги, и весь шквал огня пришелся на пятачок площадью чуть более гектара.
Дым и пыль были нам явно на руку. Уточнив задачи и перегруппировавшись, мы начали штурм перевала в лоб (вдоль дороги), так как рельеф местности и дефицит времени не позволяли произвести более безопасный обход противника слева или справа. Одни из бронетранспортеров подгруппы обеспечения на максимальной скорости выдвинулся на 300 м вперед, оставаясь недосягаемым для прицельного огня из РПГ-7, и открыл огонь по восточному склону перевала, не просматриваемому со стороны огневой подгруппы. Два других БТРа, двигаясь со скоростью 5-7 км/ч на расстоянии 40-60 м друг от друга, ведя упредительный огонь из пулеметов короткими очередями, пошли на сближение с противником. Я руководил действиями головной машины и следовавшими под прикрытием брони бойцами Народного фронта (около 10 человек) и несколькими разведчиками.
Через открытый верхний десантный люк я управлял огнем пулемета (наводчик – лейтенант, командир группы), причем мы не применили прием «ножницы» – если пулеметы БТР вели огонь по левому флангу, то я, лежа за башней, вел огонь с пулемета ПКМ по правому и наоборот. Свой АКСУ я поменял на ПКМ перед атакой. По мере приближения к противнику интенсивность огня со стороны огневой подгруппы возросла, а огонь миномета и АГС переносился в глубину по обратным скатам высот. Не имея сведений о наличии у противника противотанковых гранатометов, мы с пулеметчиком БТРа обстреливали каждый куст и камень, пригодный для позиции гранатометчиков, пытаясь упредить их…
При подходе к перевалу на 300–400 метров духи открыли огонь из подствольного гранатомета почему-то по второму БТРу, одна из гранат даже взорвалась в 8-10 метрах позади машины. Но, убедившись, что это не разрывы РПГ-7, Олег Г. (находящийся на втором БТР) не придал этому значения, сообщим мне об этом уже после захвата перевала, не желая засорять эфир.
Активный радиообмен происходил лишь между двумя атакующими БТРами и огневой подгруппой, возглавляемой Игорем В., и мог являться классическим примером управления боем. При подходе головного БТРа на 50-80 метров к перевалу огневая подгруппа по команде прекратила огонь, держа в прицелах передний край обороны. Воцарившаяся тишина могла говорить или об отсутствии противника, или о его намерении открыть внезапный кинжальный огонь. Эти последние десятки метров стали самыми трудными. Дорога шла под нависшим слева обрывом, отлично просматриваемым задними БТРами и огневой поддержкой, но исключающим какой-либо маневр «пехотой» НФ. Последняя категорически отказывалась выйти из-за БТРа (разведчиками я рисковать не собирался) и наступать впереди машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90