И я не страдаю. Вообще, все это было несерьезно, – солгала я.– Ладно-ладно, поняла. Не хочешь говорить – я не настаиваю. Но может, потолкуешь с мамой? Она расстроена и спрашивает, не стоит ли спрятать от тебя снотворное, на случай если подумываешь о самоубийстве и тому подобном.– Ни о чем я не подумываю, – рассмеялась я впервые за несколько дней.– Знаю, но скажи ей это сама. Ведь она все принимает близко к сердцу.Мы попрощались, мать взяла трубку и стала что-то тихо говорить, не спуская с меня глаз. Я помахала ей и улыбнулась. Чуть позже, перед тем как уехать вместе с Говардом, она принялась пересказывать мне все сплетни, ходившие в ее бридж-клубе, и это, похоже, несколько ее умиротворило. Но ненадолго. Назавтра мать в сопровождении Саши вышла во двор и на этот раз уселась у бассейна, опустив в воду голые загорелые ноги. Ногти на ногах были тщательно подпилены и покрыты светло-розовым, как внутренность раковины, лаком. Саша, виляя хвостом, легла рядом с матерью, но так, чтобы на нее не попали брызги.– Какая теплая вода, – заметила мать.– Ты совсем не купаешься?– Иногда, – пожала она плечами, – хотя не слишком часто. Это вредно для волос: хлорка их обесцвечивает.– В таком случае, зачем тебе бассейн? – удивилась я.– Мне нравится смотреть на воду. Здесь так спокойно, правда?Я кивнула. Мое суденышко ударилось о дальнюю стенку бассейна. Я оттолкнулась и поплыла к центру, глядя в головокружительно-синее небо Флориды.– Небо такое ясное и безоблачное… просто завораживает. Живя здесь, я, наверное, постоянно попадала бы в аварии, потому что заглядывалась бы на небо, даже когда вела машину, – мечтательно протянула я.– Откуда у тебя это колье? Такая красота! – воскликнула мать.Я лениво подняла руку и коснулась колье, подаренного Джеком, – так и не смогла заставить себя снять его, – и привычная боль ударила в сердце.– Э… подарок друга. А где Говард? Опять играет в гольф?– Нет, смотрит новости и пьет скотч. Я пыталась ограничить его одной порцией на ночь и вообще уговорить перейти на пиво, но пока не получается. Он не желает признавать своих проблем.Я даже растерялась. Нет, конечно, мне было известно, что Говард пьет, притом довольно сильно. Но мать никогда не говорила об этом вслух, пожимая плечами и списывая на «мальчишеские выходки» фальшивое пение в клубе и на усталость – привычку каждый вечер засыпать в кресле. Я всегда считала: то, что Говард был добродушен во хмелю и никогда не буянил и не дрался, позволяло ей отрицать очевидное.– Так что происходит, Клер? – спросила мать внезапно.– Ты о чем?– Не пойми меня неправильно… Я рада тебе, но ты очень редко приезжаешь, тем более так неожиданно. В конце концов, я твоя мать и вижу, как ты расстроена.То же самое она говорила, когда мне было одиннадцать лет, и одна из девочек в школе пригласила всех подруг из нашей компании переночевать у нее. Всех, кроме меня. Я была безутешна, а когда рассказала матери, та гневно вскинулась, после чего, гневно раздувая ноздри, бросилась к телефону и долго допытывалась у матери девочки, почему обо мне забыли. В конце концов, она добилась, чтобы мне прислали приглашение. Я так и видела, как сейчас матушка бросается улаживать дело: звонить Мадди, уговаривая ее помириться со мной, или Джеку, проклиная его на все лады за то, что использовал меня. Пусть снаружи мать была холодно-элегантной, но под внешностью шикарной, проводящей полжизни в салонах красоты, женщины скрывался твердый орешек.– Просто последнее время мне как-то не везет. Встречалась с одним человеком, но ничего не получилось, и все это вылилось в крупные разборки, – нехотя пробормотала я. Лучше отделаться полуправдой, чем беззастенчивым враньем. Матушка была настоящим детектором лжи в человеческом обличье, особенно когда речь шла обо мне и Элис. От нее ничего нельзя было скрыть.– Что за разборки?– Долгая история.Мать вытянула ноги, полюбовалась стекающей со ступней водой и пожала плечами:– Ничего. Я давно не работаю, так что времени для долгих историй у меня сколько угодно.Не знаю, то ли я слишком устала, чтобы держать оборону, и посчитала, что легче выложить все, то ли расслабилась, потому что она первая открылась мне, признав, что муж пьет, но вдруг обнаружила, что рассказываю о том, как впервые встретилась с Джеком, как узнала, что он бывший бойфренд Мадди, но все равно продолжала с ним видеться, как Мадди выследила нас и объяснила, что Джек мне лгал. Словом, выложила все, кроме самых интимных подробностей, разумеется: какой бы взрослой я ни была, какой бы циничной ни казалась, есть темы, которые ни за что не стану обсуждать с матерью.Когда я замолчала, ма нахмурилась, недоуменно покачивая головой-.– Не понимаю… а почему ты решила, будто Джек использовал тебя, чтобы посчитаться с Мадди? – удивилась она.– Но ведь он притворился, что не знает меня, когда мы встретились в самолете, – напомнила я.– И все равно… С чего ты вдруг стала думать, что он не питает к тебе никаких чувств? Зачем в таком случае прилетел к тебе на День благодарения? А потом просил провести с ним Рождество? Разве не ты сказала, что Мадди шла за вами до ресторана и именно таким образом узнала, с кем он встречается? Если Джек так уж сильно хотел отомстить, почему прямо не рассказал ей все?– Потому что… ну… он просил, чтобы я во всем призналась Мадди. Хотел, чтобы я сама это сделала.– А может, просто пытался расставить все точки над i? Разве не ты сама все время отказывалась, твердила, что не хочешь обижать лучшую подругу? – допрашивала мать.– Верно, но посуди сама: ты ведь видела Мадди. Она неотразима и, нужно признать, встречается с мужчинами, которые на меня и не взглянут. Мне с самого начала казалось странным, что такой классный мужчина, как Джек, обратил внимание на меня, тем более что Мадди постоянно названивала ему, пытаясь помириться.– А ты вроде утверждала, что Джек – просто негодяй, способный манипулировать твоими чувствами, чтобы причинить боль Мадди, – напомнила мать. – Теперь говоришь, он классный…– Да, но тогда я не знала правды, – беспомощно пролепетала я. – Он показался мне самим совершенством. Полагаю, Джек одурачил нас обеих.Мать тяжело вздохнула:– Нет, это поразительно! Тебе тридцать два года. Ты прелестная, умная, состоявшаяся женщина и при этом лишена всякой уверенности в себе. Совершенно не способна взглянуть в зеркало и увидеть себя в истинном свете.– Что ты хочешь сказать? – выдохнула я.– Все рассуждения о том, как Джек тебя использовал, основаны на убежденности… уж не знаю, твоей или Мадди, что всякий разумный мужчина немедленно предпочтет ее тебе. Но это чистый вздор! Да, Мадди – девушка привлекательная, но я всегда считала, что в сравнении с тобой кажется несколько бледноватой.– Очень любезно с твоей стороны, – возразила я, – но не имеет ничего общего с моей уверенностью в себе. Я знаю, что далеко не красавица, и давно примирилась с этим.– Не красавица? Клер, ты просто ослепительна! Прекрасные волосы, выразительные глаза – кстати, мои глаза, – идеальная кожа и фигура как у Лиз Тейлор в лучшие ее дни! Ну, ты не похожа на тощих актрисулек, которые так популярны в наше время: ни бюста, ни задницы, – но именно этим и выделяешься из серой толпы ничтожеств.Я закатила глаза:– Спасибо, но ты моя мать. Ты и должна говорить подобные вещи.– Ты, кажется, всегда твердила, что я слишком критично к тебе отношусь. Может, так оно и было… но мне никогда не приходило в голову, что уровень твоей самооценки настолько низкий. Может, это я и виновата, потому что редко говорила, какая ты красивая и как дорога мне, как отличаешься от модных дурочек, подражающих кинозвездам, – задумчиво произнесла она.Я совсем растерялась.– Но… видишь ли, ты вообще мне никогда ничего подобного не говорила.Я не позаботилась добавить, что если она и упоминала о моей внешности, то лишь затем, чтобы скрупулезно перечислить все недостатки и минусы.– Ты, наверное, права, – кивнула мать, снова опуская ноги в воду. – Наверное, меня пугало то, что ты куда амбициознее меня. Всегда стремилась к чему-то… большему. Такая умная, хорошенькая и способная. Я никогда не сомневалась, что ты многого добьешься. Тебе всего лишь не хватало уверенности… И может… может, тебе пора усвоить, что в отношениях с мужчинами оборона необходима не всегда.– Но таким образом я убереглась от многих страданий, – возразила я. – Посмотри, что случилась, когда я позволила себе забыть о своих правилах!– Я не согласна с тобой в оценке случившегося. Единственная ошибка Джека в том, что он с самого начала не сказал тебе правду. И хотя его аргументы не выдерживают никакой критики, я все же понимаю, почему он солгал, тем более что хотел узнать тебя лучше. А утверждение, что он использовал тебя с целью отомстить Мадди… прости, но это кажется мне несколько надуманным. Если бы он желал именно этого, если он такой жестокий и подлый, почему не признался, когда ты его допрашивала? А ведь он сказал, что любит тебя, просил, чтобы ты осталась и позволила ему объясниться. Какой смысл отрицать правду, если месть с самого начала была его целью? – спросила мать так рассудительно, что мне вдруг стало не по себе. Что, если я слишком поспешила и, не разобравшись, зря обвинила Джека? Что, если версия Мадди полностью взята с потолка? Мы долго дружили, и я всегда ценила ее мнение. А вот Макс утверждал, что Мадди тщеславна и эгоистична… может, эти стороны ее характера я просто не хотела признавать? В конце концов, у каждого свои недостатки, и хотя некоторый нарциссизм – не самое худшее в мире качество, он, вполне возможно, и наложил отпечаток на поведение Мадди и ее выводы о том, почему Джек так заинтересовался мной. Но если она была не права, это скорее всего означает, что я неверно судила о Джеке.– И что же мне делать? Даже если я ошибалась насчет Джека и ты права во всем, – как насчет Мадди? Да, она наговорила мне гадостей, и с ее стороны, наверное, мерзко было намекать, что Джек никогда бы не увлекся мной, но, Господи, ведь я действительно сподличала, встречаясь с ним за ее спиной. Вряд ли она обошлась бы со мной как с последней тварью, если бы я не отбивала у нее Джека. Что делать? Как все исправить?Но моя мать, всегда имевшая ответы на любые моральные дилеммы, на этот раз пожала плечами.– Надо хорошенько поразмыслить. Уверена, мы что-нибудь придумаем, – пообещала она.Знай я, что придет в голову матери, мгновенно удрала бы не только из города, но и из штата. На следующий день, едва я приняла душ и переоделась, согласившись, наконец, выйти из дома (мы решили поехать на ленч, а потом к маникюрше), мать тихо постучала в дверь гостевой спальни и, когда я открыла, встала на пороге, одетая в синие капри цвета барвинка и свитер без рукавов такого же оттенка.– Только не сердись, – выпалила она, протягивая мне радиотелефон, после чего повернулась и почти побежала по коридору. Я посмотрела ей вслед, повертела трубку, потом поднесла ее к уху и сказала:– Алло?Сама не знаю, почему я ее послушалась. Возможно, сработал условный рефлекс, вбитый с детства: уж если у тебя в руках телефонная трубка, нужно говорить. Может, на секунду в голове промелькнула идиотская мыслишка, что мать каким-то чудом отыскала Мадди и Джека, все с ними обсудила (примерно таким же образом, как с той мамашей, не пригласившей меня ночевать) и теперь оба сговорились позвонить, уверить меня, что все в порядке, все прощено и забыто. А может, все дело было в любопытстве, хотя, как говорят, именно оно сгубило кошку.– Алло, это Клер? – прозвучал смутно знакомый женский голос.– Да, – немного растерялась я, пытаясь определить, кто говорит. Дальняя родственница? Одна из приятельниц мамы? Кто-то, кого я знаю?– Здравствуйте, Клер, это доктор Дейдре Блум из «Рилейшншип рэдио». Ваша мать звонила сегодня, и, зная, что вы решаете сложные проблемы, я подумала, что, может быть, вам окажется небесполезна наша помощь.Значит, национальное радиошоу, куда звонят люди, нуждающиеся в совете по вопросам морали. Я даже слушала передачи несколько раз. Доктор Блум, та, которой принадлежал голос в трубке, показавшийся мне знакомым, была известна привычкой изничтожать людей, имевших наглость обратиться к ней с откровенно глупыми вопросами, например: «Я подумываю завести роман с подростком, который чистит наш бассейн. Стоит мне все это затевать?» Или: «Правильно я поступаю, собираясь с парнями в поход, когда моя жена на девятом месяце и вот-вот разродится?»Многие люди считают Дейдре Блум неоправданно резкой, и это правда: когда она расстроена по-настоящему, от ее воплей стекла вдребезги разлетаются, – но, честно говоря, на ее месте я бы тоже озверела, слушая с утра до вечера всяких идиотов.– Простите… но… я сейчас в эфире? – прошептала я.– Совершенно верно. Ваша мать рассказала, что последнее время у вас проблемы с подругой и вам нужно помочь в них разобраться, – пояснила доктор Блум с явным сочувствием. Она вовсе не казалась злобствующей стервой, готовой пролезть в телефонную трубку и придушить беднягу, утверждающего, что минет в рабочем порядке, не выходя из офиса, фактически не является изменой жене.И что теперь делать? Я человек скрытный и вовсе не собиралась делиться своими проблемами с общенациональной аудиторией доктора Блум. Но просто отключить телефон показалось мне неоправданной грубостью, тем более что ведущая явно стремилась помочь. Я села на кровать и тяжело вздохнула:– Что именно рассказала вам моя мать?– Что вы начали встречаться с бывшим бойфрендом подруги, которая до сих пор жалеет о разрыве, но при этом ничего ей не объяснили. А когда ваша подруга обо всем узнала… кстати, каким именно образом она об этом узнала? Вы все-таки решились на откровенность? – зачастила доктор Блум.– Н-нет, – пробормотала я. – Она увидела нас вместе.– О Господи. Итак, насколько я поняла, ваша подруга разозлилась, что вполне понятно, а теперь вы хотите знать, как с ней помириться. Вы извинились?– Да… да… пыталась, но она ничего не хотела слышать. Была слишком расстроена, когда я пришла.– Вы понимаете, почему она была расстроена?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42