https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/Hansgrohe/
Ее переполняли самые разные эмоции.
На следующее утро, когда он еще спал, она собралась с духом и принесла ему горячую воду и бритвенные принадлежности. Но чтобы еще раз войти к нему с завтраком, понадобилось куда большее присутствие духа. Она слышала, как он уже ходит по комнате. И не знала, как ей вести себя, войдя к нему, что сказать.
Беспокоилась она напрасно. Он уже снова лег и смотрел на нее, как делал это обычно, и улыбнулся, как всегда, пожелав доброго утра. Он сел в постели без ее помощи, стиснув зубы, чтобы она не заметила, как ему больно. Глупый! Словно она может этого не заметить. А когда она поставила поднос ему на колени, он взял ее руку и поднес к губам, поцеловал в ладонь и улыбнулся – раньше этого не было. А она, не задумываясь, наклонилась к нему и чмокнула в губы. Они говорили о самых обычных вещах. Она посидела рядом, пока он ел, пересказала кое-какие сплетни, услышанные на рынке в то утро, а когда он заявил, что намерен днем выйти в гостиную, сказала, что это глупо; и еще она сказала – да, в кастрюльке есть еще почки, он может их съесть, поскольку вся еда, которую он загрузил в себя за прошедшую неделю, не убила его. Нет, сама она не хочет почек. И вообще, что за мысль – есть почки на завтрак?
С каждым днем он сидел и ходил все больше, хотя все еще проклинал свою слабость и ненасытную потребность в сне.
Каждый день Эллен подолгу сидела с ним, шила, когда он спал или отдыхал, готовая вскочить и броситься ему на помощь. Она жадно слушала его рассказы о том времени, когда он был ребенком и мальчиком, счастливом времени, если исключить одно темное пятно – смерть отца и почти полное расстройство нервов у матери, продолжавшееся целый год после этого.
И она еще немного рассказала ему о своем детстве, включая эпизод ужасной ссоры родителей, после которой мать ушла и не вернулась. Во время этой ссоры она и сказала мужу, что Эллен не его дочь. Скорее всего, сказала Эллен, она никогда об этом не узнала бы, если бы ее отец, то есть граф, не был в эту минуту пьян и не явился бы с криками прямо к ней. Он все ей рассказал и провел следующую неделю, пьянствуя, плача и умоляя не покидать его и оставаться его дочерью. Она все же ушла.
Ее отец – настоящий отец – в то время был в Лондоне. Она пришла к нему и уговорила взять ее с собой, когда он вернется в армию. Он всегда старался обеспечить ей наилучший уход, следил, чтобы она была сыта и прилично одета. Он старался проводить с ней время, был добр и нежен. Но им обоим было трудно внезапно перейти на роль отца и дочери после стольких лет обычного знакомства.
В своих рассказах она никогда не заходила дальше этого времени. Никто из них ничего не рассказывал о настоящем или о недавнем прошлом. А давно прошедшее – вещь безопасная. И эти разговоры сближали их, они лучше узнавали друг друга, все больше друг другу нравясь.
Иногда он брал ее руку, когда она сидела рядом. Подносил ее к губам и целовал, целовал все пальцы, один за другим. Иногда они улыбались, глядя друг другу в глаза, всматриваясь в лицо друг друга. И не испытывали при этом смущения. Оставшись одна, Эллен даже удивлялась этому. Ведь обычно чувствуешь себя неловко, когда молча смотришь на кого-то. С лордом Иденом все было иначе.
По большей части она звала его лордом Иденом, хотя он теперь звал ее по имени. Она же называла его по имени, только когда он ее ласкал. А ласкали они друг друга каждую ночь после той, первой их ночи. Она не знала, как вести себя на следующую ночь, но он позвал ее, когда она гасила лампу в гостиной, и она пришла; ей показалось вполне естественным лечь с ним в постель.
После первой ночи она оставалась с ним до утра. На вторую ночь и каждую ночь он брал ее медленно, словно ощущая на каждой стадии ласк, когда она готова перейти к следующей.
Эллен и не знала, что существует такая телесная страсть, такое вожделение, неотличимое от боли, такой покой, наступающий на спаде вожделения. Она никогда еще не испытывала настоящей страсти. Правду говорят, что мужчина и женщина могут стать одним целым. Самую большую близость она ощущала в последние мгновения своего наслаждения, когда и он приближался к этому же.
Она любила, отдаваясь своему чувству до конца. И ощущала себя обманутой, если после ночи любви спала крепко. Нравилось лежать обнаженной и смотреть, как он спит рядом с ней. Ей нравилось ощущать свою любовь к нему каждой клеточкой своего тела, знать, что можно протянуть руку и коснуться его, быть уверенной: разбуди она его, он посмотрит ей в глаза и улыбнется.
Эллен любила с такой остротой еще и оттого, что этот момент казался совершенно нереальным. Да он и был нереальным. И порой, прежде чем полностью отключить свой разум, она успевала дать себе отчет, что он призрачен, что за стенами их дома существует настоящий мир и они, будучи людьми, являются частью этого мира, в который им придется снова вернуться. Но не сейчас. О пожалуйста, не сейчас…
Лорд Иден, хотя и был в отчаянии от своей страшной слабости и медленного выздоровления, тем не менее наслаждался волшебством, которое ворвалось в его жизнь. Будучи человеком молодым, он имел возлюбленных. И ему казалось, что любил: мучительно ждал свиданий, преодолевал расстояния, чтобы увидеть возлюбленную, обменяться взглядами, рукопожатиями. Но теперь понял, что никогда не любил – он просто играл чувствами.
Он полюбил Эллен Симпсон. Казалось, никогда не наглядится на нее досыта, не насмотрится на нее, сидящую за каким-то будничным занятием вроде шитья, либо слушая ее рассказы и делая всякие открытия касательно ее прошлого ее семьи, либо разговаривая с ней и наблюдая, как меняется выражение ее лица.
Он не мог насытиться ни своей любовью, ни ее ласками. То было пьянящее ощущение, по-новому для него эротическое – услаждать женщину, а не только себя. Он никогда не думал, не мечтал о таком даже в своих любовных грезах. Обнаружить, что Эллен хочет его, пылает к нему страстью, заставляет его удовлетворить ее и выказывает это удовлетворение совершенно открыто, – это умножило его восхищение ею. Теперь он уже и представить себе не мог, что жил, не зная о такой любви.
Доминик жил для нее. Для нее умывался и брился, ел и пил, с трудом и муками ходил по своей спальне, иногда выходя в гостиную. Ему доставляло наслаждение причинять себе лишние страдания, задыхаться, закусывая губу, но он преодолеет себя и поправится. А когда он сможет выйти за пределы этих комнат и начнет свою обычную жизнь – ему не нравилось думать об этом времени, но он понимал его неизбежность, – тогда он научится любить ее в обычной, а не иллюзорной обстановке.
Лорд Иден продаст свой офицерский патент и женится на ней. Увезет ее с собой в Уилтшир и поселится в доме, который никогда не ощущал своим. У него будут от нее дети, и он проведет жизнь, укрепляя в ней веру в счастье и устойчивую семейную жизнь. Мама полюбит ее-а как же иначе! Он полагал, что Эдмунд и Мэдлин уже искренно привязались к ней.
Ей он ничего не говорил. По некоему молчаливому соглашению оба они, пребывая в гавани их пристанища, не разговаривали ни о будущем, ни о настоящем, ни о недавнем прошлом.
Как-то ближе к вечеру он лежал на постели, держа ее за руку. Его охватила дремота, и он закрыл глаза.
– Лягте рядом со мной, – попросил он.
– Все двери открыты, – возразила она. – До ночи еще далеко.
Доминик открыл глаза и сонно улыбнулся.
– Просто поверх одеяла, – сказал он. – Мне хочется ощущать у себя на руке вашу голову. Ну ублажите бедного раненого воина, помогите ему уснуть.
Эллен засмеялась:
– Это определение к вам уже не подходит. Очень скоро вы будете так же здоровы, как я, сэр. Ну ладно, если только на минутку.
Он перевернулся на бок и вытянул руку под подушкой. Эллен устроилась, положив голову на подушку, и улыбнулась.
– Хирург не рекомендовал такого лечения, – заметила она.
– Этот шарлатан сам не знал, что творил, – сказал он. – Он бы выпустил из меня всю кровь без остатка, и я до сих пор любовался бы гардеробом, вальсирующим с умывальным столиком. Мне больше нравится вот это. Не хотите ли забраться вместе со мной под одеяло, Эллен? Здесь так тепло и уютно.
– Нет, спасибо, – ответила она. – Лежать вот так – гораздо приличнее для этой поры.
Доминик улыбнулся и легко коснулся ее губ. Страсти они не чувствовали. Он все еще был в полусне. И ее охватила дремота. Они чувствовали только нежность, уют, счастье. Он целовал ее и бормотал ей на ухо какую-то чепуху. Она издавала звуки, выражающие полное согласие.
И вдруг какое-то движение позади головы Эллен привлекло его внимание. Он увидел, что в дверях стоит Мэдлин. Она густо покраснела, встретившись с ним глазами, и отступила на шаг.
– Ах, пардон, – сказала она. – Дверь была открыта. Я…
Он тихо засмеялся.
– В жизни не видел вас в таком замешательстве, Мэд, – сказал он. – Прошу прощения. Это моя вина.
Он еще не договорил и не успел разрядить неловкость, которую ощущали обе женщины, как Эллен спрыгнула с кровати, оттолкнула его руку и выскочила из комнаты, пробежав мимо Мэдлин.
– Войдите и сядьте рядом, – обратился граф Иден к сестре. – Я виноват. Эллен сказала, что дверь открыта. И вот я вверг вас обеих в замешательство. С ней я поговорю потом. Теперь она, разумеется, нашла местечко, куда можно спрятаться.
– Домми, – Мэдлин закрыла дверь спальни и села в кресло рядом с кроватью, – что же это такое? Вы ведь не флиртуете, надеюсь? Она была к вам так добра.
Доминик улыбнулся и закинул руки за голову.
– Я не флиртую, – сказал он. – И она тоже.
Мэдлин внимательно посмотрела ему в глаза.
– Ах, Домми, – сказала она, несколько удивленная. – Значит, это с вами произошло? Я очень рада. Я и сама не сумела бы найти для вас никого лучше. Она очень славная женщина. Я восхищаюсь ею.
– Я ее люблю, – сказал он и взял сестру за руку. – Я ее люблю, Мэд. Будь я хоть чуточку покрепче, я поднялся бы на самую высокую крышу Брюсселя и прокричал бы это всему свету.
Она смотрела на него с улыбкой, сжимая его руки.
– Я хочу на ней жениться, – продолжал он. – Я не знал, что все так получится, Мэд. Я всегда мечтал о таком, но я не знал. Понятия не имел. Я женюсь на ней, как только выберусь из этой чертовой кровати, не ощутив себя через пять минут тряпичной куклой. Боже мой, ведь я люблю.
– Она ответила согласием?
– Я еще не спрашивал. – Он робко улыбнулся своей двойняшке. – Я так погрузился в свою любовь, что не думал о таких земных вещах, как предложение вступить в брак. Но она согласится, Мэд. Она тоже меня любит. Вот что самое удивительное. Можете себе представить?
– Разумеется, могу, глупыш, – ответила сестра. – Девушки влюбляются в вас вот уже не первый год. И мне кажется несправедливым, что самый красивый мужчина из всех, кого я знаю, приходится мне братом… Но все же я тоже вскоре вступаю в брак.
Он вопросительно взглянул на нее.
– Я выхожу замуж за лейтенанта Пенворта.
– За Пенворта? Мне казалось по вашим словам, что он не желает жить.
– Да, но все зависит от меня. И я буду ухаживать за ним до конца наших дней.
– Вы его любите? – спросил он.
– Конечно, люблю, – ответила она. – Я ему нужна, Домми. И посвящу ему свою жизнь.
– Я не думаю, что вы его любите, – охладил он ее пыл. – Вы совершите ошибку, став женой человека, к которому вы испытываете жалость, Мэд. Не делайте этого. Разорвите помолвку, пока не поздно.
– Никакой помолвки не было, – возразила она. – Пока еще. – Она тихонько засмеялась. – Он сам еще не знает. Но он женится на мне. Я покажу ему, что ему не придется пройти по жизни одиноким и несчастным. Я буду с ним рядом. Это будет хорошо для нас обоих, Домми. Я обретаю цель в жизни.
– Это самое легкомысленное утверждение, какое мне доводилось слышать, – сказал он. – Не делайте этого, Мэдлин.
Глаза ее наполнились слезами.
– Не будьте таким противным, – сказала она. – Я порадовалась за вас. И сказала вам об этом. А вам нечего мне сказать кроме того, что я легкомысленна. Учтите, мне двадцать пять лет, – с возмущением проговорила она. – И никто из семьи не должен меня останавливать. Они с радостью примут лейтенанта в наш круг. Пусть он даже калека с изуродованным лицом.
– Боже! Неужели вы думаете, что я не хочу иметь зятем человека только потому, что у него не хватает ноги и глаза? Я бы с радостью принял его, Мэд, будь он вовсе безногим и слепым, если бы вы действительно не могли жить без него.
– Какой вы противный! – Она вскочила и смотрела на него с негодованием. – После того, что вы пережили, Домми, я думала, что вы станете добрее. Ничуть не бывало! Вы остались бесчувственным красавцем. А лейтенант Пенворт изуродован. Мне не нужно ваше одобрение, равно как и ваша любовь. Достаточно, что я буду нужна кому-то еще.
– Моя глупышка! – ласково проговорил он, снова беря ее за руку. Но она отдернула руку. – Если вы решили выйти за него, Мэд, я больше ничего не стану говорить. Только мне хотелось бы видеть, что вы счастливы, как буду счастлив я. Вы же знаете, как вы мне дороги. Уф! Господи! Осторожней!
Последние слова вырвались как предостережение – она бросилась на него, чтобы запечатлеть на его щеке поцелуй.
– Я знала, что вы поймете, – затараторила сестра, – когда свыкнетесь с этой мыслью. Я буду самым счастливым человеком в мире, вот увидите. И вы тоже будете счастливы. Я намереваюсь полюбить свою невестку, Домми. Правда-правда. Но раз вы ей еще ничего не сказали, я тоже промолчу, уходя. Мне нужно идти. Я могу ему понадобиться.
Она поцеловала его в другую щеку и ушла.
А лорд Иден снова закинул руки за голову и улыбнулся, глядя на дверь. Не встать ли ему, не отыскать ли Эллен? Она, пожалуй, до сих пор прячет где-то свое смущение. Хорошо, что она отказалась лечь к нему под одеяло. И у нее, и у Мэдлин случился бы удар. И он усмехнулся, глядя вверх, на полог кровати.
Подумать только, лейтенант Пенворт! Когда у него было две ноги и оба глаза, Мэд и двух раз на него не взглянула. Как же она разрушит свою жизнь, если он не сможет отговорить ее выйти за Пенворта только потому, что ей его жаль! Вот глупышка! Он громко зевнул. Можно было бы не ходить на поиски Эллен – стоит просто открыть рот и позвать ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
На следующее утро, когда он еще спал, она собралась с духом и принесла ему горячую воду и бритвенные принадлежности. Но чтобы еще раз войти к нему с завтраком, понадобилось куда большее присутствие духа. Она слышала, как он уже ходит по комнате. И не знала, как ей вести себя, войдя к нему, что сказать.
Беспокоилась она напрасно. Он уже снова лег и смотрел на нее, как делал это обычно, и улыбнулся, как всегда, пожелав доброго утра. Он сел в постели без ее помощи, стиснув зубы, чтобы она не заметила, как ему больно. Глупый! Словно она может этого не заметить. А когда она поставила поднос ему на колени, он взял ее руку и поднес к губам, поцеловал в ладонь и улыбнулся – раньше этого не было. А она, не задумываясь, наклонилась к нему и чмокнула в губы. Они говорили о самых обычных вещах. Она посидела рядом, пока он ел, пересказала кое-какие сплетни, услышанные на рынке в то утро, а когда он заявил, что намерен днем выйти в гостиную, сказала, что это глупо; и еще она сказала – да, в кастрюльке есть еще почки, он может их съесть, поскольку вся еда, которую он загрузил в себя за прошедшую неделю, не убила его. Нет, сама она не хочет почек. И вообще, что за мысль – есть почки на завтрак?
С каждым днем он сидел и ходил все больше, хотя все еще проклинал свою слабость и ненасытную потребность в сне.
Каждый день Эллен подолгу сидела с ним, шила, когда он спал или отдыхал, готовая вскочить и броситься ему на помощь. Она жадно слушала его рассказы о том времени, когда он был ребенком и мальчиком, счастливом времени, если исключить одно темное пятно – смерть отца и почти полное расстройство нервов у матери, продолжавшееся целый год после этого.
И она еще немного рассказала ему о своем детстве, включая эпизод ужасной ссоры родителей, после которой мать ушла и не вернулась. Во время этой ссоры она и сказала мужу, что Эллен не его дочь. Скорее всего, сказала Эллен, она никогда об этом не узнала бы, если бы ее отец, то есть граф, не был в эту минуту пьян и не явился бы с криками прямо к ней. Он все ей рассказал и провел следующую неделю, пьянствуя, плача и умоляя не покидать его и оставаться его дочерью. Она все же ушла.
Ее отец – настоящий отец – в то время был в Лондоне. Она пришла к нему и уговорила взять ее с собой, когда он вернется в армию. Он всегда старался обеспечить ей наилучший уход, следил, чтобы она была сыта и прилично одета. Он старался проводить с ней время, был добр и нежен. Но им обоим было трудно внезапно перейти на роль отца и дочери после стольких лет обычного знакомства.
В своих рассказах она никогда не заходила дальше этого времени. Никто из них ничего не рассказывал о настоящем или о недавнем прошлом. А давно прошедшее – вещь безопасная. И эти разговоры сближали их, они лучше узнавали друг друга, все больше друг другу нравясь.
Иногда он брал ее руку, когда она сидела рядом. Подносил ее к губам и целовал, целовал все пальцы, один за другим. Иногда они улыбались, глядя друг другу в глаза, всматриваясь в лицо друг друга. И не испытывали при этом смущения. Оставшись одна, Эллен даже удивлялась этому. Ведь обычно чувствуешь себя неловко, когда молча смотришь на кого-то. С лордом Иденом все было иначе.
По большей части она звала его лордом Иденом, хотя он теперь звал ее по имени. Она же называла его по имени, только когда он ее ласкал. А ласкали они друг друга каждую ночь после той, первой их ночи. Она не знала, как вести себя на следующую ночь, но он позвал ее, когда она гасила лампу в гостиной, и она пришла; ей показалось вполне естественным лечь с ним в постель.
После первой ночи она оставалась с ним до утра. На вторую ночь и каждую ночь он брал ее медленно, словно ощущая на каждой стадии ласк, когда она готова перейти к следующей.
Эллен и не знала, что существует такая телесная страсть, такое вожделение, неотличимое от боли, такой покой, наступающий на спаде вожделения. Она никогда еще не испытывала настоящей страсти. Правду говорят, что мужчина и женщина могут стать одним целым. Самую большую близость она ощущала в последние мгновения своего наслаждения, когда и он приближался к этому же.
Она любила, отдаваясь своему чувству до конца. И ощущала себя обманутой, если после ночи любви спала крепко. Нравилось лежать обнаженной и смотреть, как он спит рядом с ней. Ей нравилось ощущать свою любовь к нему каждой клеточкой своего тела, знать, что можно протянуть руку и коснуться его, быть уверенной: разбуди она его, он посмотрит ей в глаза и улыбнется.
Эллен любила с такой остротой еще и оттого, что этот момент казался совершенно нереальным. Да он и был нереальным. И порой, прежде чем полностью отключить свой разум, она успевала дать себе отчет, что он призрачен, что за стенами их дома существует настоящий мир и они, будучи людьми, являются частью этого мира, в который им придется снова вернуться. Но не сейчас. О пожалуйста, не сейчас…
Лорд Иден, хотя и был в отчаянии от своей страшной слабости и медленного выздоровления, тем не менее наслаждался волшебством, которое ворвалось в его жизнь. Будучи человеком молодым, он имел возлюбленных. И ему казалось, что любил: мучительно ждал свиданий, преодолевал расстояния, чтобы увидеть возлюбленную, обменяться взглядами, рукопожатиями. Но теперь понял, что никогда не любил – он просто играл чувствами.
Он полюбил Эллен Симпсон. Казалось, никогда не наглядится на нее досыта, не насмотрится на нее, сидящую за каким-то будничным занятием вроде шитья, либо слушая ее рассказы и делая всякие открытия касательно ее прошлого ее семьи, либо разговаривая с ней и наблюдая, как меняется выражение ее лица.
Он не мог насытиться ни своей любовью, ни ее ласками. То было пьянящее ощущение, по-новому для него эротическое – услаждать женщину, а не только себя. Он никогда не думал, не мечтал о таком даже в своих любовных грезах. Обнаружить, что Эллен хочет его, пылает к нему страстью, заставляет его удовлетворить ее и выказывает это удовлетворение совершенно открыто, – это умножило его восхищение ею. Теперь он уже и представить себе не мог, что жил, не зная о такой любви.
Доминик жил для нее. Для нее умывался и брился, ел и пил, с трудом и муками ходил по своей спальне, иногда выходя в гостиную. Ему доставляло наслаждение причинять себе лишние страдания, задыхаться, закусывая губу, но он преодолеет себя и поправится. А когда он сможет выйти за пределы этих комнат и начнет свою обычную жизнь – ему не нравилось думать об этом времени, но он понимал его неизбежность, – тогда он научится любить ее в обычной, а не иллюзорной обстановке.
Лорд Иден продаст свой офицерский патент и женится на ней. Увезет ее с собой в Уилтшир и поселится в доме, который никогда не ощущал своим. У него будут от нее дети, и он проведет жизнь, укрепляя в ней веру в счастье и устойчивую семейную жизнь. Мама полюбит ее-а как же иначе! Он полагал, что Эдмунд и Мэдлин уже искренно привязались к ней.
Ей он ничего не говорил. По некоему молчаливому соглашению оба они, пребывая в гавани их пристанища, не разговаривали ни о будущем, ни о настоящем, ни о недавнем прошлом.
Как-то ближе к вечеру он лежал на постели, держа ее за руку. Его охватила дремота, и он закрыл глаза.
– Лягте рядом со мной, – попросил он.
– Все двери открыты, – возразила она. – До ночи еще далеко.
Доминик открыл глаза и сонно улыбнулся.
– Просто поверх одеяла, – сказал он. – Мне хочется ощущать у себя на руке вашу голову. Ну ублажите бедного раненого воина, помогите ему уснуть.
Эллен засмеялась:
– Это определение к вам уже не подходит. Очень скоро вы будете так же здоровы, как я, сэр. Ну ладно, если только на минутку.
Он перевернулся на бок и вытянул руку под подушкой. Эллен устроилась, положив голову на подушку, и улыбнулась.
– Хирург не рекомендовал такого лечения, – заметила она.
– Этот шарлатан сам не знал, что творил, – сказал он. – Он бы выпустил из меня всю кровь без остатка, и я до сих пор любовался бы гардеробом, вальсирующим с умывальным столиком. Мне больше нравится вот это. Не хотите ли забраться вместе со мной под одеяло, Эллен? Здесь так тепло и уютно.
– Нет, спасибо, – ответила она. – Лежать вот так – гораздо приличнее для этой поры.
Доминик улыбнулся и легко коснулся ее губ. Страсти они не чувствовали. Он все еще был в полусне. И ее охватила дремота. Они чувствовали только нежность, уют, счастье. Он целовал ее и бормотал ей на ухо какую-то чепуху. Она издавала звуки, выражающие полное согласие.
И вдруг какое-то движение позади головы Эллен привлекло его внимание. Он увидел, что в дверях стоит Мэдлин. Она густо покраснела, встретившись с ним глазами, и отступила на шаг.
– Ах, пардон, – сказала она. – Дверь была открыта. Я…
Он тихо засмеялся.
– В жизни не видел вас в таком замешательстве, Мэд, – сказал он. – Прошу прощения. Это моя вина.
Он еще не договорил и не успел разрядить неловкость, которую ощущали обе женщины, как Эллен спрыгнула с кровати, оттолкнула его руку и выскочила из комнаты, пробежав мимо Мэдлин.
– Войдите и сядьте рядом, – обратился граф Иден к сестре. – Я виноват. Эллен сказала, что дверь открыта. И вот я вверг вас обеих в замешательство. С ней я поговорю потом. Теперь она, разумеется, нашла местечко, куда можно спрятаться.
– Домми, – Мэдлин закрыла дверь спальни и села в кресло рядом с кроватью, – что же это такое? Вы ведь не флиртуете, надеюсь? Она была к вам так добра.
Доминик улыбнулся и закинул руки за голову.
– Я не флиртую, – сказал он. – И она тоже.
Мэдлин внимательно посмотрела ему в глаза.
– Ах, Домми, – сказала она, несколько удивленная. – Значит, это с вами произошло? Я очень рада. Я и сама не сумела бы найти для вас никого лучше. Она очень славная женщина. Я восхищаюсь ею.
– Я ее люблю, – сказал он и взял сестру за руку. – Я ее люблю, Мэд. Будь я хоть чуточку покрепче, я поднялся бы на самую высокую крышу Брюсселя и прокричал бы это всему свету.
Она смотрела на него с улыбкой, сжимая его руки.
– Я хочу на ней жениться, – продолжал он. – Я не знал, что все так получится, Мэд. Я всегда мечтал о таком, но я не знал. Понятия не имел. Я женюсь на ней, как только выберусь из этой чертовой кровати, не ощутив себя через пять минут тряпичной куклой. Боже мой, ведь я люблю.
– Она ответила согласием?
– Я еще не спрашивал. – Он робко улыбнулся своей двойняшке. – Я так погрузился в свою любовь, что не думал о таких земных вещах, как предложение вступить в брак. Но она согласится, Мэд. Она тоже меня любит. Вот что самое удивительное. Можете себе представить?
– Разумеется, могу, глупыш, – ответила сестра. – Девушки влюбляются в вас вот уже не первый год. И мне кажется несправедливым, что самый красивый мужчина из всех, кого я знаю, приходится мне братом… Но все же я тоже вскоре вступаю в брак.
Он вопросительно взглянул на нее.
– Я выхожу замуж за лейтенанта Пенворта.
– За Пенворта? Мне казалось по вашим словам, что он не желает жить.
– Да, но все зависит от меня. И я буду ухаживать за ним до конца наших дней.
– Вы его любите? – спросил он.
– Конечно, люблю, – ответила она. – Я ему нужна, Домми. И посвящу ему свою жизнь.
– Я не думаю, что вы его любите, – охладил он ее пыл. – Вы совершите ошибку, став женой человека, к которому вы испытываете жалость, Мэд. Не делайте этого. Разорвите помолвку, пока не поздно.
– Никакой помолвки не было, – возразила она. – Пока еще. – Она тихонько засмеялась. – Он сам еще не знает. Но он женится на мне. Я покажу ему, что ему не придется пройти по жизни одиноким и несчастным. Я буду с ним рядом. Это будет хорошо для нас обоих, Домми. Я обретаю цель в жизни.
– Это самое легкомысленное утверждение, какое мне доводилось слышать, – сказал он. – Не делайте этого, Мэдлин.
Глаза ее наполнились слезами.
– Не будьте таким противным, – сказала она. – Я порадовалась за вас. И сказала вам об этом. А вам нечего мне сказать кроме того, что я легкомысленна. Учтите, мне двадцать пять лет, – с возмущением проговорила она. – И никто из семьи не должен меня останавливать. Они с радостью примут лейтенанта в наш круг. Пусть он даже калека с изуродованным лицом.
– Боже! Неужели вы думаете, что я не хочу иметь зятем человека только потому, что у него не хватает ноги и глаза? Я бы с радостью принял его, Мэд, будь он вовсе безногим и слепым, если бы вы действительно не могли жить без него.
– Какой вы противный! – Она вскочила и смотрела на него с негодованием. – После того, что вы пережили, Домми, я думала, что вы станете добрее. Ничуть не бывало! Вы остались бесчувственным красавцем. А лейтенант Пенворт изуродован. Мне не нужно ваше одобрение, равно как и ваша любовь. Достаточно, что я буду нужна кому-то еще.
– Моя глупышка! – ласково проговорил он, снова беря ее за руку. Но она отдернула руку. – Если вы решили выйти за него, Мэд, я больше ничего не стану говорить. Только мне хотелось бы видеть, что вы счастливы, как буду счастлив я. Вы же знаете, как вы мне дороги. Уф! Господи! Осторожней!
Последние слова вырвались как предостережение – она бросилась на него, чтобы запечатлеть на его щеке поцелуй.
– Я знала, что вы поймете, – затараторила сестра, – когда свыкнетесь с этой мыслью. Я буду самым счастливым человеком в мире, вот увидите. И вы тоже будете счастливы. Я намереваюсь полюбить свою невестку, Домми. Правда-правда. Но раз вы ей еще ничего не сказали, я тоже промолчу, уходя. Мне нужно идти. Я могу ему понадобиться.
Она поцеловала его в другую щеку и ушла.
А лорд Иден снова закинул руки за голову и улыбнулся, глядя на дверь. Не встать ли ему, не отыскать ли Эллен? Она, пожалуй, до сих пор прячет где-то свое смущение. Хорошо, что она отказалась лечь к нему под одеяло. И у нее, и у Мэдлин случился бы удар. И он усмехнулся, глядя вверх, на полог кровати.
Подумать только, лейтенант Пенворт! Когда у него было две ноги и оба глаза, Мэд и двух раз на него не взглянула. Как же она разрушит свою жизнь, если он не сможет отговорить ее выйти за Пенворта только потому, что ей его жаль! Вот глупышка! Он громко зевнул. Можно было бы не ходить на поиски Эллен – стоит просто открыть рот и позвать ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38