А через год после нее я вышла замуж за Майкла и искренне полюбила его. Но возможно, это вполне естественно, что первая любовь живет в человеческом сердце. Я действительно любила его, Майра, а вы нас предали! Вы рассказали Кеннету, что мы задумали побег, и, конечно, он, с его огромным чувством ответственности, решил, что обязан рассказать об этом папе. А это означало конец всему.– Я не говорила ему, что вы собираетесь бежать, – нахмурилась Майра. – Я сама этого не знала. Я только сказала, что вы любите друг друга и хотите пожениться. Я думала, он обрадуется. Мы ведь тоже любили друг друга, и я решила – ошибочно, как потом оказалось, – что Кеннет тоже хочет на мне жениться. Решила, что вчетвером мы лучше сумеем уговорить своих отцов.– Кто теперь может узнать правду? – Хелен грустно улыбнулась. – Но вы были глупышкой, Майра, если думали так. Наш отец никогда не согласился бы на брак кого-то из своих детей с членом семьи Хейз. Даже если оставить в стороне старинную вражду, ваш отец всего-навсего баронет, и к тому же отнюдь не богатый. Кеннету не позволили бы опуститься так низко.– Благодарю, – коротко бросила Майра.– Я не знаю, что произошло в этом году. Я не знаю, почему Кеннет внезапно бросился домой, женился на вас и вернулся без вас в Лондон. Я подозреваю, что… Ну да не важно. Суть в том, что плохо ли, хорошо ли это, но мы теперь сестры. Если вы простите меня за грубость, с которой я обращалась с вами во время рождественских праздников, я прощу вас за то, что вы меня предали. Возможно, с Шоном я никогда не была бы счастлива. Видите ли, я прекрасно себя чувствую в том обществе, в котором вращаюсь. Так что вы ответите мне?– Я прощу вам грубость.– Вот и славно! – Хелен погладила ее по руке. – Хотелось бы мне услышать, что вы сказали маме. Дело в том, что ей никто никогда не перечил, кроме Кеннета, который всегда делает это спокойным, ледяным голосом. У него это хорошо получается. Я бы и пытаться не стала. Когда я говорю с мамой, я до сих пор ощущаю себя ребенком, которого ведут на помочах.– Да, когда я это делала, сердце у меня сильно билось, – призналась Майра. – Но Кеннет посоветовал мне не забывать, кто я. Пришлось так и поступить. Если бы он решил, что я трусиха, это был бы такой позор, какого я и представить себе не могу.Они рассмеялись, обе довольные своей откровенностью.– Пусть считает меня трусихой, если хочет, – сказала Хелен. – Он всегда меня пугал. Наверное, вы ему подходите. Я очень на это надеюсь. Таким, как Кеннет, нельзя позволять идти по жизни своим путем, превращая каждого встречного в желе. Вы его любите?– Да, – ответила Майра, немного помолчав. – Но, пожалуйста, не говорите ему этого.Хелен снова погладила ее по руке.– Это будет нашей тайной. Я искренне надеюсь, Майра, что мы будем друзьями. Мне всегда хотелось иметь сестру. И когда-то я думала, что вы ею станете.– Тогда и я буду на это надеяться, – сказала Майра.Но она понимала, что это будет нелегко. Какое-то время им будет друг с другом неловко. А если она вернется в Данбертон без Кеннета, тогда все шансы на дружеские отношения между нею и ее невесткой сойдут на нет.Во всяком случае, хорошо, что она до какой-то степени разобралась в отношениях с его родней. Хорошо бы еще разобраться и в отношениях с самим Кеннетом.Однажды к вечеру Кеннет повел жену в Египетский зал на Пиккадилли, чтобы показать ей выставку наполеоновских реликвий. В том числе пуленепробиваемую карету Бонапарта, которую захватили после битвы при Ватерлоо. С ними была чета Роули. Ни ему, ни Рексу не очень-то хотелось видеть следы войны, но этого хотелось дамам. Накануне за обедом обе они выказали любопытство. Им хотелось узнать побольше о жизни своих мужей в прошлом.Осмотрев карету, выразив соответствующий восторг и отдав ей достаточно много времени, они собрались отправиться к Гюнтеру полакомиться мороженым. День был солнечный, настроение у всех радужное. Но когда они вышли из зала на улицу, Кеннет заметил, что к ним приближается чета, облаченная в глубочайший траур. Он повернулся к жене:– Вы видите, кто идет?– Ах! – воскликнула она, увидев пару. – Боже мой! А нельзя ли как-нибудь уклониться от встречи?– Слишком поздно, – прошептал Кеннет и приготовился к тому, что сейчас сэр Эдвин холодно ответит на его приветствие.Но, разглядев Кеннета и его спутницу, джентльмен вдруг резко остановился, отвесил низкий, почтительный поклон и попросил оказать ему честь, позволив представить леди графу и графине Хэверфорд. Лорд и леди Роули тактично прошли вперед.Спутницей сэра Эдвина оказалась его старшая сестра – молодая леди с некрасивым лицом, но умными глазами. Она пришла в явно преувеличенный восторг от оказанной ей чести. Ее брат с чопорным видом напомнил ей, что ее милость графиня Хэверфорд, хозяйка Данбертона, лучшего поместья в Корнуолле, вместе с тем является ее родственницей и что посему его сиятельство, граф Хэверфорд, кстати, герой войны, уничтожившей тиранию в Европе и спасшей их прекрасную Англию от вторжения, в некотором смысле является также и ее родственником. Если его сиятельство простит фамильярность подобных притязаний.Его сиятельство сообщил, что весьма счастлив познакомиться с мисс Бейли.– А если мне простят еще большую фамильярность, милорд, – не унимался сэр Эдвин, – поскольку она исходит от соседа, родственника и – возьму на себя смелость утверждать – от друга, могу ли я похвалить вашу необычайную доброту, которую вы выказали моей дорогой родственнице – леди Хэверфорд, взяв ее в жены?Кеннет закусил губу и склонил голову. Майра стояла рядом с ним совершенно неподвижно.– Вам известно ужасающе затруднительное положение, в котором я оказался в связи с утратой моей дорогой и бесконечно оплакиваемой матушки, милорд, – продолжал сэр Эдвин. – Мне пришлось, поборов свое горе, устраивать жизнь сестер и приводить в порядок свои собственные дела. Я был не в состоянии уделить своей невесте то внимание, которого заслуживает всякая молодая женщина благородного происхождения. Я расцениваю это как доказательство истинной дружбы – да, я должен настоять на чести называть вас своим другом, милорд, – поскольку вы вмешались и освободили меня от моих обязательств и женились на мисс Хейз, то есть леди Хэверфорд.– Я сделал это с величайшим удовольствием, сэр, – пробормотал Кеннет. Давно он уже так не веселился.Внезапно сэр Эдвин осознал, что это вульгарно – вести столь долгий разговор на бживленной улице. Он заявил, что больше не станет задерживать их сиятельства ни на секунду, объяснив, что дела вынудили его приехать в Лондон. А вот теперь, несмотря на его глубокую печаль, на глубину его горя, он решил, что не оскорбит памяти дорогой усопшей, если покажет сестре реликвии, напоминающие о чудовище, в разгроме которого его сиятельство сыграл такую выдающуюся роль. И он поклонился. Он также надеется, что его сиятельство не станет обвинять их в том, что они так скоро после ухода мамочки ведут себя столь легкомысленно. Его сиятельство заявил, что совершенно ни в чем не обвиняет их…– Ну как, Майра? – спросил Кеннет, когда они поспешили вперед, чтобы нагнать своих друзей.– Господи! Какого ответа ждете вы от меня?– Я дрожу от страха – вдруг вы скажете, что пока мы стояли рядом с сэром Эдвином, вы сравнивали нас и пришли к выводу, что сделали неверный выбор.– Я считаю, что над этим нечего смеяться, – возразила она. – Кроме того, вам известно, что у меня не было выбора.– Потому что вы отправились в дорогу во время адской бури? – сказал он. Но тут же почувствовал, что назревает ссора, а они почти уже догнали Рекса с женой. Кроме того, Кеннет был в хорошем настроении, и ссора не доставила бы ему удовольствия. – Разве сэр Эдвин не воплощенное великодушие, Майра? Похвалить меня за то, что я на вас женился! Счесть это за комплимент самому себе!– А как вы думали, что он скажет? – спросила она. – Полагаю, гордости у него не меньше, чем у всякого другого джентльмена.– Что я думал? Не знаю. Таких людей я никогда не встречал. Но могу сказать, что сделал бы я, поменявшись с сэром Эдвином местами. Я хорошенько стукнул бы его. Я бы постарался, чтобы нос у него торчал на затылке, прежде чем я исчезну из вида.Майра остановилась и прижала кулачок к носу и рту. И крепко зажмурила глаза. Но, несмотря на героические попытки, не сумела удержаться. Она разразилась хохотом, она содрогалась от хохота, совершенно беспомощная, так, что взмокли ресницы.– Бог мой! – сказал Кеннет и тоже расхохотался.– Ах, Кеннет, – наконец выговорила она, – ну разве он не забавен?– Что до меня, – сказал Кеннет, – я не отказался бы от родства с ним за весь чай Китая или какие там еще существуют общепринятые выражения. Что же до самого сэра Эдвина, то, когда он, наконец, решит осчастливить какую-либо молодую леди своими ухаживаниями, он покорит ее, сообщив о своем родстве с графом Хэверфордом и его супругой, владельцами Данбертона, и так далее, и тому подобное.– И не следует забывать, – добавила Майра, – что покойная миссис Бейли происходит из семьи Грэфтонов из Хаглесбери. – И ее охватил новый приступ веселья.– Ах Боже мой, нет-нет! – воскликнул Кеннет. – Я буду безумно оскорблен, если он похвастается этим до того, как упомянет обо мне. – И он расхохотался, закинув голову.Рядом раздалось деликатное покашливание.– Не намерены ли вы простоять здесь до вечера, гогоча и привлекая внимание прохожих, Кен? – осведомился виконт Роули.– Вам следовало бы остановиться рядом с нами и быть представленными тому джентльмену, с которым мы беседовали, – сказал Кеннет. – Сэр Эдвин Бейли потерял бы от удивления дар речи, а это, я вам доложу, стоит увидеть. Сэр Эдвин – дальний родственник Майры, что делает их отношения еще более приятными для нее. Что же до меня, Рекс, то это положительно мой самый любимый свойственник. Разве не так, Майра?Она со смущенным видом промокнула глаза носовым платком. Но Кеннет усмехнулся и предложил ей руку. Они смеялись и дурачились в обществе друг друга – впервые за многие годы. Как же это замечательно – смеяться и дурачиться с Майрой! * * * Лондонский сезон подходил к концу. Многие уже уехали в свои поместья или на курорты.Большая часть оставшегося бомонда последует за ними на следующей неделе или около того. Майра и Кеннет ничего не говорили об отъезде – по весьма понятным причинам. Она, конечно, вернется в Данбертон. Единственное, что им оставалось обговорить, – это день ее отъезда. Поедет ли она одна? Этот важный вопрос они избегали обсуждать, как и назначение определенной даты. Но ждать оставалось уже недолго.Решать это они будут после посещения Воксхолла. Посещение было запланировано заранее, и те, кто собирался отправиться вместе с ними, решили, что там-то они и отпразднуют завершение сезона. А на следующее утро лорд и леди Роули уедут в Стреттон-Парк, мистер и миссис Эдамс вернутся в Дербишир. На другой день после этого лорд Пелем отбудет в Брайтон. Майра подозревала, что он берет с собой свою возлюбленную, поскольку после ее вопроса, поедет ли с ним мистер Гаскон, воцарилось глубокое молчание. Мистер Гаскон, кажется, собрался домой, поскольку отец его прихварывает, а большая семья нуждается в руководстве.Через три-четыре дня после празднества в Воксхолле все ближайшие друзья разъедутся, думала Майра. Хелен, Майкл и ее свекровь уже уехали. Ей тоже придется уехать. Но сначала они должны прийти к какому-то решению. Эта мысль ее обрадовала. Она не знала, чего ей хочется. Но это чуть позже. Пока же празднество в Воксхолле ничто не должно омрачать.Она с таким нетерпением ждала развлечений лондонского сезона, ждала, что увидит все лучшее, что есть в этом большом городе. Но оказалось, что лучшее припасено напоследок. Она слышала, что Воксхолл – это нечто сказочное, особенно по вечерам, когда павильон освещен множеством ламп и свечей, а разноцветные фонарики висят на деревьях вдоль аллей, по которым прогуливаются посетители. В павильоне есть ложи, где можно посидеть и поесть, слушая музыкальные номера. Можно там и потанцевать. И часто устраиваются фейерверки.Испортить вечер может только погода. Майра с беспокойством следила за небом все утро: сначала небо было затянуто тяжелыми облаками, затем они начали расходиться, а ближе к вечеру небо прояснилось окончательно, стало теплее – как раз тогда, когда все ожидали, что похолодает.– Вы сегодня очень красивы, – сказал Майре муж, когда она спустилась к нему в холл.– Благодарю, – смутилась она.Единственное купленное в Лондоне вечернее платье, очень дорогое, из бледно-зеленого атласа и кружев, действительно шло ей. Кэтрин и Дафна, сговорившись, убедили Майру купить его, хотя, по правде говоря, долго уговаривать не пришлось.– Это новое платье? – спросил он, беря у нее из рук теплую шаль и укутывая ей плечи. – Я еще не получал счета.– Я сама за него заплатила, – ответила она.– Значит, завтра вы подадите мне счет. – Он помог ей сесть в экипаж. – Ваши карманные деньги предназначены для личных расходов. Одевать вас буду я.Она ничего не ответила. Спорить бессмысленно. И глупо. Ей следовало бы обрадоваться – платье стоило очень дорого. Но неприятно зависеть от мужчины. «Одевать вас буду я». Есть в этом что-то унизительное. Всю жизнь она зависит от мужчин: сначала – от отца, потом – от сэра Эдвина. Но это – другое дело.– И так будет всегда, сударыня. – Он словно прочел ее мысли; голос его звучал с холодком, как это бывало часто. – Упрямиться ни к чему. Даже если по прошествии этой недели вы никогда больше меня не увидите, вы все равно останетесь моей женой.– Моей собственностью, – поправила она спокойно. – Вы могли бы не стесняться.– Моей собственностью, – сухо повторил он.Они ссорились из-за его щедрости. Не сошла ли она с ума? «Даже если по прошествии этой недели вы никогда больше меня не увидите». Ее охватил страх.– Сегодня будут танцы, – сказал он после недолгого, полного взаимной обиды молчания, резко меняя тему разговора. – Всем захочется танцевать с вами – Рексу, его брату, Бэрду, Нэту, Идену. Но вальс танцевать с вами буду я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38