В конце концов, ты охотишься за матерыми преступниками, встреваешь в самые опасные операции ТИПА, радостно нарушаешь устав, чтобы спасти товарищей под страшным артиллерийским огнем, но…
– Теперь поняла. Не знаю. Может, вопросы жизни и смерти решать проще, они такие резко черно-белые, что выбирать легко. Я справляюсь с этим, потому что это просто. А вот с людскими чувствами… там же столько оттенков серого! В полутонах я не очень-то разбираюсь.
– В полутонах я прожил последние десять лет, Четверг.
– Знаю и сожалею. Мне очень тяжело было примирить чувства к тебе с твоим… предательством Антона. Это как перетягивание каната, а я – такой маленький носовой платочек, привязанный к веревке посередине: ни туда, ни сюда.
– Я тоже любил его, Четверг. Он был для меня братом, насколько это возможно. Но я не мог вечно тянуть за свой конец каната.
– В Крыму я кое-что потеряла, – прошептала я. – Но, похоже, снова нашла. Может, снова попытаться все это возродить?
– В последнюю минуту, не так ли? – ухмыльнулся он.
– Нет, – ответила я. – Уже три секунды как.
Он нежно поцеловал меня в губы. Мне стало тепло и уютно – так возвращаешься домой, к горящему очагу после долгой дороги под дождем. К глазам подступили слезы, и я, всхлипывая, уткнулась Лондэну в воротник. Он крепко обнял меня.
– Извините, – сказал священник, который болтался поблизости. – Прошу прощения, что мешаю, но в три тридцать будет еще одна свадьба.
Мы заизвинялись и встали. Гости все еще ждали какого-нибудь решения. Почти все они знали про нас с Лондэном, и мало кто, если вообще таковые были, считал Маргариточку лучшей парой для него, чем я.
– Ну, ты согласна? – прошептал мне на ухо Лондэн.
– Что – согласна? – спросила я, подавив хихиканье.
– Дурочка! Выйти за меня замуж!
– Хмм, – ответила я, а сердце у меня колотилось, словно била крымская артиллерия. – Мне надо подумать!
Лондэн вопросительно поднял бровь.
– Да, да, да! Согласна, всем сердцем!
– Наконец-то! – вздохнул Лондэн. – Сколько же мне пришлось вытерпеть, чтобы добыть любимую женщину…
Мы снова поцеловались, но на сей раз поцелуй затянулся надолго – священнику, который не отрываясь смотрел на часы, пришлось похлопать Лондэна по плечу.
– Спасибо за репетицию, – сказал Лондэн, горячо пожимая ему руку. – Мы вернемся через месяц, чтобы повторить все по-настоящему!
Священник пожал плечами. Это была самая нелепая свадьба за всю его карьеру.
– Друзья, – объявил оставшимся гостям Лондэн, – я рад сообщить о моей помолвке с этим прелестным офицером ТИПА-Сети по имени Четверг Нонетот. Как вы знаете, в прошлом у нас с ней были разногласия, но теперь все они разрешены. Около моего дома стоит палатка, набитая едой и выпивкой, и, насколько я знаю, Холройд Уилсон собирается играть с шести и до упору. Было бы просто преступлением все это пробакланить, потому я предлагаю просто сменить повод!
Гости восторженно заорали и побежали ловить попутный транспорт. Мы с Лондэном сели в мою машину, но поехали долгим кружным путем. Нам много о чем надо было поговорить. Ничего, немного повеселятся без нас.
Веселились мы аж до четырех утра. Я перебрала и поехала в гостиницу на такси. Лондэн умолял меня остаться, но я в приступе кокетства отказалась: мол, до свадьбы подождешь. Я смутно помню, как добралась до своей комнаты, – и все. До того, как в девять утра зазвонил телефон, я была в полной отключке, а после того выяснилось, что я лежу полуодетой, Пиквик смотрит телевизор, и голова у меня раскалывается на кусочки.
Звонил Виктор, и настроение у него, судя по голосу, было не слишком радужным, но он всегда вел себя подчеркнуто вежливо. Он спросил, как я себя чувствую.
Я посмотрела на часы. В голове словно молотком стучали.
– Бывало и лучше. Как на работе?
– Не блестяще, – сдержанно ответил Виктор. – Корпорация «Голиаф» требует тебя по поводу Джека Дэррмо, а Федерация Бронте бегает по потолку из-за разрушений в тексте романа. Что, абсолютно необходимо было сжигать Торнфильд дотла?
– Это Аид…
– А Рочестер? Слепой, с покалеченной рукой! Это, надеюсь, тоже Аид?
– Вообще-то – да.
– В этом весь сыр-бор, Четверг. Лучше приезжай сама и объяснись с ребятами из Федерации Бронте. Мне на голову свалился их Особый исполнительный комитет, и они явно не собираются вручать тебе медаль.
В дверь постучали. Я сказала Виктору, что сейчас приеду, и, пошатываясь, побрела на стук.
– Кто там? – спросила я.
– Прислуга! – послышалось из-за двери. – Мистер Парк-Лейн позвонил и заказал для вас кофе.
– Подождите! – воскликнула я и попыталась загнать Пиквика в ванную: в отеле насчет домашних животных правила строгие.
А Пиквик, совершенно мирное животное, вдруг озверел. Будь у него крылья, он сердито захлопал бы ими.
– Кончай… бузить… нет… времени! – пыхтела я, запихивая упрямую птицу в ванную и закрывая защелку.
Я немного подержалась за голову – не помогло, мучительная боль никуда не делась, – завернулась в халат и открыла дверь. Зря я это сделала. Слуга там был, но не один, а в компании. Как только я распахнула дверь, два здоровяка в темных костюмах ворвались в комнату и приперли меня к стенке. Один приставил пистолет к моей голове.
– Если вам хочется выпить со мной кофе, закажите себе еще пару чашек, – простонала я.
– Очень смешно, – сказал человек в ливрее гостиничного слуги.
– «Голиаф»?
– Он самый. – Он взвел курок. – Игры кончились, Нонетот. Дэррмо – важный человек, и нам надо узнать, где он. От этого зависит безопасность нации и исход Крымской войны. Жизнь какого-то паршивого офицеришки – пшик по сравнению с этим великим делом.
– Я отведу вас к нему, – просипела я, пытаясь глотнуть воздуха. – Он неподалеку от города.
Голиафовцы расслабились и велели мне одеваться. Через несколько минут мы уже направлялись к выходу из гостиницы. Голова у меня все еще болела, и тупая боль сверлила виски, но я хотя бы стала чуть лучше соображать. Впереди образовалась небольшая толпа, и я испытала нежданную радость, разглядев, что это семейка Муттингов – собирается отбыть в Лондон. Маргариточка спорила с папашей, мистер Муттинг устало качал головой.
– Эй, авантюристка! – крикнула я.
Маргариточка с папашей перестали препираться и уставились на меня. Голиафовцы попытались протолкнуть меня мимо.
– Ты что сказала?
– Что слышал. Не знаю, кто тут большая сучка – твоя дочка или твоя женушка.
Эффект оказался именно таким, как я рассчитывала. Мистер Муттинг побагровел и выбросил кулак в мою сторону. Я присела, и кулак врезался прямо в челюсть одному из голиафовцев. Я дернула к парковке. Над ухом у меня просвистела пуля, я пригнулась и выскочила на дорогу прямо перед большим черным военным «фордом».
– Сюда! – крикнул водитель.
Меня не надо было просить дважды. Я прыгнула в «форд», и тот рванул с места. В заднем стекле появились две круглые дырочки от пуль. Машина, взвизгнув тормозами, свернула за угол.
– Спасибо, – прошептала я. – Еще немного – и я пошла бы на корм червям. Вы не подбросите меня к полицейскому участку?
Водитель ничего не сказал. Нас разделяла стеклянная перегородка, и мне вдруг стало ясно, что угодила я из огня да в полымя.
– Можете высадить меня где угодно, – попробовала я.
Он не ответил. Я подергала дверь – заперто. Постучала в стекло – водитель меня игнорировал.
Мы проскочили мимо здания полицейского участка и покинули старый город. Ехал он быстро. Дважды проскочил на красный свет, раз зацепил автобус. Меня швырнуло к двери, а он завернул за угол и едва не снес грузовик пивоварни.
– Остановите! – заорала я, забарабанив по стеклу.
Водитель лишь прибавил скорость и зацепил еще одну машину, свернув слишком быстро.
Я едва не оторвала дверную ручку и уже собиралась выбить каблуком стекло, когда машина вдруг резко затормозила и остановилась. Я соскользнула с сиденья и осела кучкой на резиновом коврике. Водитель вышел, открыл дверь и отрапортовал:
– Вылезайте, мисс, я не хотел, чтобы вы опоздали. Приказ полковника Фелпса.
– П-полковника Фелпса? – заикаясь, спросила я.
Водитель улыбнулся и быстро, как рукой махнул, отдал честь. Фелпс сказал, что пришлет за мной машину, чтобы я могла поучаствовать в его митинге, и слово свое сдержал.
Я выглянула наружу. Мы стояли у ратуши Суиндона, и на меня пялилась уйма народу.
– Привет, Четверг! – послышался знакомый голос.
– Лидия? – удивленно спросила я, застигнутая врасплох внезапной сменой декораций.
Это была она. Но она была тут не единственным телерепортером – их тут толкалось шесть или семь, и все нацелили камеры на меня, так неизящно сидевшую на резиновом коврике в промежутке между сиденьями. Я попыталась выкарабкаться из машины.
– Вас приветствует Лидия Сандалик из «ЖАБ-ньюс», – поставленным дикторским голосом начала репортаж Лидия – С нами Четверг Нонетот, офицер ТИПА-Сети, спасшая «Джен Эйр». Прежде всего позвольте мне поздравить вас, мисс Нонетот, с успешным возрождением романа!
– В каком смысле? – ответила я. – Я же все испортила! Спалила Торнфильд дотла и покалечила несчастного мистера Рочестера!
Мисс Сандалик рассмеялась.
– По последней оценке девяносто девять читателей из ста заявили, что восхищены новой концовкой романа. Джен и Рочестер поженились! Разве это не замечательно?
– Но Федерация Бронте…
– Шарлотта не для них книгу писала, мисс Нонетот, – вмешался мужчина в льняном костюме с большой синей розеткой фэнов Шарлотты Бронте, нелепо смотревшейся на лацкане пиджака. – Федерация – горстка напыщенных ничтожеств. Позвольте представиться: Уолтер Бранвелл, председатель группы «Бронте для народа», отколовшейся от Федерации.
Он протянул мне руку и широко улыбнулся, а стоявшие вокруг люди зааплодировали. Когда маленькая девочка протянула мне букет цветов, засверкали вспышки фотоаппаратов, а настырный журналист начал выспрашивать, каким на самом деле человеком оказался мистер Рочестер. Водитель схватил меня за руку и потащил к зданию.
– Полковник Фелпс ждет вас, мисс Нонетот, – любезно прошептал он.
Окружающие расступились, и я оказалась в огромном, забитом до отказа зале. Тупо заморгала и огляделась по сторонам. Толпа возбужденно гудела. Шагая по проходу, я слышала, как люди шепотом произносят мое имя.
В старой оркестровой яме устроили импровизированную ложу для прессы, там сидели представители нескольких ведущих новостных агентств. Митинг в Суиндоне стал фокусом стихийного общественного мнения по поводу войны, и любое слово, произнесенное здесь, обретало необычайный вес.
На сцене было установлено два стола. Обе стороны в споре уже четко определились. Под большим английским флагом расположился полковник Фелпс. Его стол был щедро украшен гирляндами флажков, горшками с цветами, а также стопкой блокнотов и брошюрок для раздачи. С ним по большей части сидели одетые в форму представители военных министерств, которые бывали на полуострове. Все они были готовы до хрипоты отстаивать важность Крыма. Один солдат даже держал новую плазменную винтовку.
С другой стороны стоял стол оппозиции. Он тоже был здорово обсижен ветеранами, но только в гражданской одежде. Я узнала двух студентов из аэропорта и своего брата Джоффи, который улыбнулся и крикнул:
– Привет, Доктор Зло!
Толпа зашикала – все знали, что я намеревалась приехать, и ждали меня.
Под прицелом камер я подошла к сцене и спокойно поднялась по ступеням. Фелпс поднялся было приветствовать меня, но я направилась к столу оппозиции и села на стул, который пододвинули мне студенты.
Фелпс был потрясен. Он побагровел, но взял себя в руки, вспомнив, что камеры отслеживают каждое его движение.
Лидия Сандалик также заняла свое место на сцене. Она вела митинг. Это они с полковником Фелпсом настояли, чтобы все дождались меня. Сандалик теперь радовалась, а вот полковник – нет.
– Дамы и господа, – торжественно начала Лидия. – Зал переговоров в Будапеште пуст, того и гляди начнутся боевые действия. Миллионы солдат замерли друг против друга на ничейной земле, и мы снова спрашиваем: какова цена Крымского полуострова?
Фелпс приподнялся было, но я сыграла на опережение.
– Я знаю, это старая хохма, – начала я, – но даже если просто переставить в слове английские буквы, «Crimea» превратится в «a crime» – «преступление». – Я помолчала. – Именно так я и рассматриваю эту войну, и я готова бросить вызов любому, кто скажет, что это неправда. Даже полковник Фелпс, здесь присутствующий, согласится со мной, что настало время навсегда похоронить Крымскую войну.
Полковник кивнул.
– Мы с полковником расходимся только в одном: я считаю, что у России больше прав на эту территорию.
Аргумент был спорный. Сторонники Фелпса встали на дыбы, и понадобилось минут десять, чтобы навести порядок.
– Была хорошая возможность выбраться из болота еще два месяца назад. Англия и Россия сели за стол переговоров, чтобы обсудить условия окончательного вывода английских войск с полуострова.
Послышался шепот. Фелпс, откинувшись на спинку кресла, внимательно смотрел на меня.
– Но тут появилась плазменная винтовка под кодовым названием «круть».
Я на мгновение опустила взгляд.
– «Круть» – это ключевой фактор, секретное новое наступательное оружие, способное снова разжечь войну, которая, слава богу, последние восемь лет обходилась без сражений. Но вот в чем проблема. Все это грядущее наступление построено на песке. Вопреки всему, что говорилось и делалось, плазменная винтовка – это чистой воды липа. Она не работает!
Зал взволнованно загудел. Фелпс, сдвинув брови, мрачно сверлил меня глазами и что-то шептал сидевшему рядом бригадному генералу.
– Английские войска ждут нового оружия, а оно не работает и работать не будет. Корпорация «Голиаф» одурачила английское правительство: несмотря на миллиардные инвестиции, плазменная винтовка будет так же полезна в Крыму, как ручка от метлы.
Я села. Я выразилась предельно ясно для всех, кто следил за живым эфиром. Английский министр обороны уже тянулся за телефоном – звонить русским, чтобы не учудили чего второпях, вроде внезапного наступления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41