Двумя пальцами она попыталась приложить крохотную головку к неестественно искривленной шее, затем мягко опустила. Она шумно задышала ртом. Глаза ее затуманились. Из горла вырвался сдавленный стон. Овладев собой, Снарп пригладила взъерошенный мех квиббида и дрожащим голосом произнесла вслух:
— Это он убил тебя, мое сердечко. Я привезу в Ланти-Юм его лысую голову в мешке.
Она осторожно подняла квиббида и положила маленький трупик в мешок. Возможно, позже она намеревалась предать его тело земле или, может, просто была не в силах смириться со смертью любимца. Затянув мешок потуже, Снарп поднялась и осмотрелась. Потеряв квиббида, она должна была положиться на собственное умение находить добычу. В удачном исходе своих поисков она не сомневалась. Не взглянув на убитого вардрула, Снарп продолжила преследование. В бледном сиянии камней она шла медленно, пытаясь обнаружить малейший след Рэйта Уэйт-Базефа. Своими пронзительными глазами она обшаривала каменные стены и пол коридора, но нигде не было и намека на то, что здесь когда-либо проходил человек. Постепенно горящие фанатизмом глаза Снарп приобрели красный оттенок сумасшествия.
— В мешке, — процедила сквозь зубы Снарп и продолжила путь.
На берегу погребальной заводи архипатриарх Грижни наблюдал за тем, как необратимо угасает свечение тела его сородича. Переход Инрла Грижни к Предкам был легким и безболезненным. Только радоваться бы такому светлому уходу, но как?
Инрл был последним из его сородичей. С этого багрянца Грижни Трж останется в полном одиночестве. Были, конечно, и другие кланы, были друзья. И все же никогда уже архипатриарх не познает тепла родного прикосновения, чувства блаженного единения. С уходом Грижни Инрла все это для него безвозвратно потеряно. Их клан, испокон веков славившийся противоречивостью и дисгармоничностью, в конечном итоге иссяк. Что до самого архипатриарха, ему придется мириться с безысходностью одиночества до того самого малого вена, когда Предки примут и его.
Инрл лежал тускло, неподвижно. Он конечно же оценил проникнутую глубочайшим почтением прощальную церемонию, которую провел для любимого сородича-учителя взращенный им патриарх. Однако кланы на Поверхности в этот самый момент ждут его возвращения, и последний Грижни не сможет присутствовать при самом погружении. Досадное пренебрежение по отношению к Предкам, но оправданное и неизбежное.
Мысли архипатриарха нарушил приглушенный шорох крыльев. Подняв глаза, он увидел кружившую под потолком большую летучую мышь, которая тут же спустилась на его протянутую руку. Прикрепленные к ошейнику камешки своим сочетанием обозначали неотложный вызов.
Грижни нехотя вышел из зала погребальной заводи и у входа наткнулся на Дфжнрла Галлра. Тот принес невероятную весть. В пещеры проникли люди. Двоих уже удалось взять живыми.
Глава 17
Комната была абсолютно пустой — без мебели, растений и даже минералов. Если бы не отсутствие запертой двери и решеток на окнах, она могла бы показаться тюремной камерой. Впрочем, это и была камера. Двери и правда не было, ни запертой, ни какой-нибудь другой. В пещерах двери не нужны, из коридоров и галерей в залы и комнаты вели широкие проемы. Помещение, куда отвели Девраса и Каравайз, охраняла троица вооруженных вардрулов.
Деврас расположился на полу, облокотившись спиной о стену. Рядом сидела Каравайз, как всегда спокойная и молчаливая. Юноша украдкой поглядывал на нее, гадая, что за чувства скрываются под маской полного безразличия. Умение Каравайз владеть собой в любых ситуациях всякий раз приводило его в восхищение. Деврас постарался напустить на себя безучастный вид. Но до чего трудно притворяться невозмутимым, зная, что всему конец. Их обнаружили, а значит, и их самих, и Ланти-Юм ожидает скорая погибель. Вряд ли белые демоны милосердны к пленным. Удивительно, что они с Каравайз все еще живы. Скорее всего, их приберегают для допроса, и кто знает, какие им уготованы пытки.
«Что с Гроно и Рэйтом? Может ли статься, что им удастся спастись? Рэйт, забудьте про записи Фал-Грижни, — мысленно молил он. — Если получится, постарайтесь выбраться отсюда живыми».
В коридоре произошло какое-то движение, послышалась мелодичная перекличка голосов, и в проеме возникла новая фигура, при виде которой Деврас вздрогнул. Он помнил эту высокую, худую фигуру с горделивой осанкой и почти тусклой кожей; помнил необычно длинные для человека пальцы и умные черные глаза. Да, это был полководец вардрулов собственной персоной, и именно его путники видели мельком на берегу Иля. Ошибки быть не могло. Но почему военачальник находился здесь, в пещерах? Облик вражеского предводителя производил странное и противоречивое впечатление, внушая одновременно страх, уважение… и симпатию. Возможно, это происходило из-за по-человечески теплого выражения черных как ночь глаз, но не только. Деврас не мог объяснить источник непостижимого чувства близости, которое охватило его, чувства эмоционального родства, инстинктивного взаимопонимания. Юноша попытался избавиться от этой иллюзии. Перед ним стоял его заклятый враг. Существо с чуждыми ему мыслями, потребностями. Если даже полуночный взгляд обладал завораживающим воздействием, то был лишь хитрый психологический прием, призванный сбить жертву с толку, не больше. И все же Деврас не мог отвести глаз, как и не мог убедить себя в надуманности таинственной с этим странным вардрулом связи — нет, не физической, но тем не менее такой реальной. Интересно, Каравайз чувствует то же самое? С трудом оторвав взгляд от военачальника, Деврас посмотрел на нее. Девушка наблюдала за вошедшим с холодной враждебностью. Скорее всего, она тоже его узнала. Пленники встали.
Полководец прошел в комнату и обратился к изумленным пленникам на чистом лантийском языке, тщательно выговаривая фразы:
— Вопрос. Кто вы? Зачем явились сюда? Сколько вас? Отвечайте.
Голос был низким, звучным, непривычно певучим. Неуместное ощущение духовной близости, овладевшее Деврасом, усилилось, и он едва не поддался искушению рассказать все как на духу, не кривя душой. Но вовремя спохватился. Каравайз хранила мрачное молчание.
Окаймлявшие глаза вардрула валики мышц чуть заметно расширились, но смысл этого жеста от людей, конечно, ускользнул.
— Нам известно, что в пещеры проникли и другие, подобные вам. Сколько их?
Было в тембре и мелодичности этого голоса нечто неотразимое, и Деврас, будучи не в силах отмалчиваться, ответил вопросом на вопрос:
— Где вы выучились языку людей?
— Многие из нас его знают в той или иной степени. Для нашего же клана он является языком Предков. — Откровенность ответа несказанно удивила не только пленников, но, похоже, и самого военачальника, ведь он не собирался поверять свои тайны лазутчикам, которых так или иначе казнят. — Наши народы пребывают в состоянии войны, следовательно, ваши намерения не могут расцениваться иначе, как вредительскими. Однако мне сообщили, оружия при вас не было. Оно припрятано где-то в пещерах? Какова ваша цель? Говорите.
Ответа не последовало, и с губ вардрула сорвался некий звук, напоминающий тяжкий вздох.
— Полно, не вынуждайте меня прибегать к вашим собственным методам. Неужели мне придется силой вытягивать из вас ответы? Как бы ни была противна самой нашей природе такая мера, в случае необходимости мне придется ею воспользоваться.
За угрозой Деврасу послышалась, а может, почудилась душевная боль, какая-то граничащая с отчаянием горестная опустошенность. Непонятно, отчего даже неприкрытая угроза вызвала у него не столько страх, сколько сочувствие. Казалось, само его восприятие действительности исказилось, так что враг вдруг перестал быть врагом.
С Каравайз дело обстояло иначе. Обдав вардрула ледяным холодом голубых глаз, она ответила:
— Поступайте как вам угодно, только избавьте нас от вашего лицемерия. Вардрулы уже доказали, что способны на любую жестокость. Не вы ли беспричинно затеяли бойню невинных и беззащитных? Среди людей не найдется убийцы, равного вам по кровожадности и бессердечию.
Свет плоти вардрула стал чуть ярче. Будь он человеком, у него бы кровь прилила к лицу, но пленникам был неведом смысл сияния хиира, а своему внутреннему голосу Деврас упорно отказывался верить.
— Осторожнее, — предостерег полководец.
— Осторожнее? Зачем? — Каравайз подняла брови. — Что бы мы ни сказали, вы все равно нас убьете. Так почему бы мне не отвести душу?
Тот выразил согласие шевелением пальцев — жест, выполненный, по меркам вардрулов, довольно неуклюже. Свечение погасло.
— Вы многого не понимаете. Говорите о наших преступлениях, нашей жестокости, нашей дисгармонии — обо всем том, что испокон веков было присуще людям. Но забываете о страданиях, которые выпали на нашу долю по милости человека, о вопиющем беззаконии и несправедливости.
— Я ни о чем таком не знаю, — возразила Каравайз.
— Может, не на вашем веку. Вы, как я вижу, совсем молоды. Узнайте же о несчастьях, в бездну которых низвергли нас вы, люди. Много великих венов тому назад вы изгнали нас с Поверхности под землю и даже там продолжали преследовать, посылая своих воинов истреблять наши кланы. Вы изводили, терзали, убивали нас без жалости и без разбору. Мы же невыносимо страдали, и страдания эти до сих пор болью отдаются в наших сердцах и телах. Наши Предки лелеяли мечту о возмездии, и наконец срок расплаты настал. Нашими деяниями будет восстановлена гармония. — Полководец обращался к Каравайз, но при этом он будто ненароком посматривал на Девраса.
— Мне трудно понять вас, — сказала Каравайз после короткого раздумья. — Вы говорите о злодеяниях, о которых я ничего не знаю. Наша история о них умалчивает. Мне неизвестно ни о нападениях лантийцев на ваши пещеры, ни о военных действиях со стороны тех же хурбанцев, ламмийцев или релийцев.
— Будьте уверены, они имели место.
— У вас есть доказательства?
— Страдания Предков.
— Не понимаю, но допустим, что все это так. Вы говорите о делах далекого и давно забытого прошлого.
— Для нас прошлое не бывает далеким и забытым. Оно всегда с нами.
— Возможно, но ведь мы, лично мы ничем вам не досадили, — возразила Каравайз. — Мы, ныне живущие, совершили не больше злодеяний, чем ваши приснопамятные Предки. Так почему мы должны нести ответственность за чужие грехи? Грехи тех, кого мы никогда не знали, тех, кто умер много поколений назад? И это вы называете справедливостью?
— Теперь я вас не понимаю, — озадачился вардрул — Разве мы говорим не о ваших кланах, ваших родственных узах, ваших Предках? Разве они не плоть от вашей плоти, не часть вас самих, притом неотъемлемая часть? Мыслимо ли отделять свои деяния от деяний Предков, когда вы с ними — одно целое? Как можно проводить грань между настоящим и прошлым, виновными Предками и невиновными Потомками? Они неразделимы, и все для них является общим — радости и печали, добро и зло. В нас живут мука и ужас, испытанные нашими Предками. Неужели вы не чувствуете вину своих?
Ему ответил Деврас:
— У нас все иначе… Правда, не мне говорить о родственных связях. У меня нет семьи.
Явственное потускнение плоти полководца выразило его отношение к признанию, которое для вардрулов свидетельствовало о страшной, невыразимой духовной пустоте.
— Но вы не можете не учитывать существующих между нами различий. Мне кажется, вы способны понять нас, потому что в вас самом есть что-то от человека. — Деврас заметил ответное мерцание, сокращение окологлазных мышц. — Мы, люди, не так тесно связаны с праотцами, как вы. По сути, мы мало что о них не знаем. Даже среди одного поколения существует бездна непонимания, так что пролитая в незапамятном прошлом кровь не может ставиться нам в вину. Карая наших современников за проступки предков, вы творите беззаконие.
— Отнюдь. Нет ничего несправедливого в том, чтобы вернуть себе то, чем когда-то владели по праву. Наши города разрушены, погребальные заводи высохли, но все это мы восстановим заново.
— Земля, что наверху, и город на Девяти Островах принадлежал моему народу, — сказала Каравайз.
— Их отняли у нас.
— Нет. Они достались нам по наследству, переходили из поколения в поколение. Даже если наши предки в незапамятные времена и присвоили их путем, о котором вы говорите, долгие века заботы и созидания давно узаконили наши права. Это наша земля, и никакая магическая Тьма не поможет вам ее заполучить. Прогоните нас — мы снова вернемся. Убьете — на наше место встанут другие. Потому что Ланти-Юм наш и мы будем бороться за него до самой последней капли крови.
— А мы до самой последней капли крови станем бороться, чтобы взять его. Таков наш долг перед Предками. Святой долг. Долг, который будет исполнен. Можете ли вы представить себе, что значит действовать во благо всего народа? Как могу я донести до вас всю тяжесть ответственности?
— Уж это я понимаю, — медленно кивнула Каравайз. — Будь я на вашем месте, я, не колеблясь, поступила бы так же. Да, меня восхищает сила духа вашего народа, в глубине души я даже способна его оправдать. Но это не главное. Ни ваши мотивы… ни мнимая законность ваших территориальных претензий не играют никакой роли. Какими бы ни были ваши устремления — праведными ли или бесчестными — они не сбудутся ценою человеческих жизней и разрушения. Мы будем защищаться, и мы вас остановим.
— Ланзиум почти пал. Он укрыт Тьмой, и армия у городских ворот ждет приказа о наступлении.
— Вашего приказа? — Каравайз заглянула прямо в глаза вардрула. Он пошевелил пальцами, и во взгляде девушки зажегся опасный огонек, словно, несмотря на очевидную бесполезность подобной попытки, она была готова кинуться на него… убить… что угодно, лишь бы помешать отдать роковой приказ.
— Как вас зовут? Хочу знать имя своего врага. — Глаза вардрула задержались на ней, черные, как сама Грижниева Тьма.
— Грижни.
Пленники взглянули друг на друга в вящем изумлении и Дёврас решил рискнуть:
— Это человеческое имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50