А в третий раз у неё сидели подружки.
— Так мы будем трахаться или нет? — снова настойчивым шёпотом сразу возле двери осведомился я.
— А просто с нами посидеть не можешь?! У меня же подруги.
— Короче, жду пятнадцать минут, если чёткого ответа не будет, — уйду. Че, актрисок мало, что ли?
Просидел пятнадцать минут. Поболтал с дурами. Посмотрел на неё. Глазами она показала: «Нет». Встал и пошёл к двери. Возле двери меня догнали. Это было согласие.
С этой дамочкой мы встречались ещё несколько лет. Потом у неё появился муж, но нам не было до него никакого дела. Надо заметить, что она была очень раскованна в сексе. Просто класс. Но после секса её сразу хотелось куда-нибудь отправить. Говорить с ней было особо не о чём.
Опытность моя в общении со студентками объяснялась ещё и тем, что этот институт не был моим первым учебным заведением. Как говорилось ранее, за спиной уже была пара лет отсидки на филфаке. Достоинством тёток-филологов было то, что они действительно хотели учиться; недостатком — что, насколько они были умны, — настолько же и страшны. Есть даже старый студенческий анекдот.
Как выбирали королеву красоты филфака. Выбрали настоящую бабу Ягу. После конкурса девочки с физфака и матфака сказали ей: «Какая из тебя красавица, ты ведь такая же страшная, как и мы!» На что она ответила: «Зато на филфаке я самая красивая».
Ещё я короткое время учился на стоматолога, решив идти по стопам матери. Вообще-то мне больше нравилась кардиология, но я тогда рассудил, что стоматология выгоднее. Сердце у человека одно, а зубов тридцать два. Значит, пациенты будут приходить чаще.
Однако быстро разобравшись, что медицина — это не мой конёк, покинул этих юных Гиппократов, но успел познакомиться со студентками. Докторицы сильно отличались от студенток культуры. В «кульке» все были фифочки: главное для них — произвести впечатление. В «мёде» более вдумчивые, серьёзные. Их даже звали по имени-отчеству. Ту, с которой я там сдружился, звали Анна Сергеевна. Она была на две головы меня выше, сейчас из неё вышла бы модель, а тогда мне ужасно льстило, что такая восхитительная дылда общается со мной, презренным.
Правда, Анна Сергеевна, или А.С., без боя не далась мне ни разу. То есть она спокойно впускала меня в свою комнату, мы с ней выпивали, после чего я спрашивал: «Ну чего, будем трахаться?»
— Нет! — в ужасе кричала она и начинала карабкаться от меня по шкафам и по стенам. Залезала под кровать. Я имел её там, где ловил: на шторах или в холодильнике. Для неё это, по-видимому, было как «весёлые старты», и в итоге этого побоища она всегда давала. И, как мне кажется, получала удовольствие. Хотя лежала, как корабельная сосна. По крайней мере, это было необычно, и других таких девчонок, — которые бы дрались, кусались, катались по полу, — у меня никогда не было. Я только читал о таких, которые получают удовольствие от борьбы.
Наша связь закончилась внезапно. Однажды я ехал к ней и увидел, что она идёт с другим молодым ковбоем-рецидивистом. И вот тогда я решил — все!
Но если почти все мои романы — за парой исключений — заканчивались без серьёзных последствий — «подарил цветочек и всё» — то в общежитии народ начинал потихоньку жениться. Так, самый первый мальчик в нашей группе женился на страшной, как крокодил, девочке (вскоре он пошёл в загс и тихо развёлся). Причина браков в общежитии была банальна. Часто мальчик женился на девочке только потому, что она согласилась ему дать, если он женится. Он обещал ей это (в момент перевозбуждения), а потом приходилось расплачиваться. Что же ему делать, если очень хочется. Проституции в те времена почти не было. Точнее, нам она была недоступна. Вот и сходили с ума, совершали глупые поступки, то есть женились.
Ещё сильнее потрясло всех известие, что композитор из Казахстана, прыщавый гений из параллельной группы, — тоже всё. В смысле, вперёд ногами… в ЗАГС. Причём женился на какой-то жуткой — то ли бурятке, то ли монголке — девушке с маленькими хитренькими глазками и с крайне неинтересной, похожей на пингвина, внешностью.
Она, в отличие от симпатичных девочек, — уверенных, что они спокойно выйдут замуж, — относилась к девушкам противоположной категории; а эти всегда сомневаются в замужестве и начинают искать разные кривые пути, как бы и им добиться того же. И пингвиниха стала спать с молодым композитором. По всей видимости, это была его первая, если можно так выразиться, женщина. И единственная, кто не посмотрел с презрением на его невзрачное табло. Этим она его и купила. Они трахались по полной программе в её комнате, только шум стоял и вой. Потом она сумела убедить поэта-песенника, что их бурный тупой секс — и есть настоящая любовь! На каникулах она пригласила его в гости в родной Свердловск. Едва мальчик переступил порог дома, как его пассия звонко и радостно объявила: «Дорогие родители, это мой жених. И у нас с ним будет свадьба!» Несчастный мальчик, конечно же, оторопел от такого поворота событий. Но на него смотрели возбуждённые от волнения родители. К тому же он находился на «вражеской территории». И он сказал: «ДА».
Когда об этом узнали — институт встал на уши. У всех на глаза наворачивались слезы, особенно когда видели, как он, безумный, радуется. Когда они объявили о свадьбе, мы отговаривали: «Подумай, ты сейчас ещё молодой и некрасивый. Но погоди немного, заматереешь, станешь известным, телок у тебя будет миллион. Ты же талантливый и сейчас сам себя губишь». Он отнекивался. Говорил, что раз он обещал, то слова не нарушит. Приличный человек. Наш однокурсник, ездивший к нему на свадьбу, рассказывал, что его мама там рыдала.
Через три года у него уже было двое детей и, соответственно, никаких путей для отхода. «Красавица-жена», которая наверняка не смогла бы долго удерживать его у своих грудей, сумела популярно объяснить своему благоверному, что, если у него будет двое детей, в армию его не заберут. И он влип. Ему стало не до стихов и песен. Надо зарабатывать.
Девушка Артура тоже все серьёзнее прибирала его к рукам. Она вцепилась в него, и он сам втягивался в их совместную жизнь. Она была удобна, прощала практически все: пьянство, загулы. Восхищалась его неслыханным талантом. Дело у них тоже шло к свадьбе.
У меня же в тот момент было несколько параллельных романов. Из них два серьёзных. Один с Леной, а другой — с девушкой, которая появилась в моей жизни ещё раньше Лены. Девица была одной из «моих» девственниц. Я лишил её невинности и обнаружил чрезвычайно сексуального зверька. Она умела трахаться чуть ли не на потолке. Но при этом каждый раз, когда мы вылезали из постели или слезали с потолка, я испытывал непреодолимое желание умчаться подальше…
И потому я подумал-подумал и перевёз Лену из общежития к себе. Жил я тогда у бабки с дедом.
Они не особо возражали, но, заметив мне, что у нас всё-таки «приличная семья», отвели ей отдельную от меня комнату. Дня два или три мы спали в разных спальнях, а потом я сказал: «Всё. Хватит. Жить мы будем в одной комнате». У меня с НЕЙ — серьёзно.
Все течёт и все изменяет…
Иду я вечером по улице и вижу — сидит парень и обнимается с девушкой.
На следующий день иду по той же улице и вижу того же самого парня, но девушка уже другая.
А сегодня парень опять сидит на лавочке, но уже с третьей девушкой.
Выпьем же за постоянство мужчин и непостоянство женщин.
Старинный кавказский тост
— Жених! — кричу я в микрофон, стоя на сцене дорогого ресторана. Меня и ещё двоих моих приятелей наняли для того, чтобы провести свадьбу. — Жених! У тебя ничего не пропало? Невесту собираешься выкупать?
Невеста, совсем юная идиотка, которую мы же сами и похитили (неплохой приработок для артиста), сидит у нас в гримерке, наивно и счастливо предвкушая, как сейчас все гости и суженый кинутся на её поиски.
Как бы не так! Её суженый поворачивается и цинично, ломая столетиями сложившуюся традицию, заявляет: «Пропала? Ну и х… с ней!»
— Как это? Гости дорогие, ребята, надо выкупать невесту! — завопил я, обращаясь к гостям. Иначе может произойти самое страшное!
— Га, га, гы! — залились смехом друзья жениха. — А самое страшное уже произошло: он женился. И выкупать её мы не будем. На фиг нам это надо?
В недоумении и растерянности — неплохой приработок обламывается — я захожу в гримерку. Невеста и мои коллеги смотрят на меня вопросительно.
— Как же это? А что же теперь будет?! — изумлённо спрашивает она.
— Что будет, что будет! Ну трахнем тебя по разу и отпустим, — заявляю я. Люди, давно знакомые со мной, знают, что так я всего лишь невинно шучу.
— Да? — Глаза невесты на секунду вспыхнули. А потом она потупила взор. — Ну ладно. Только чтоб муж не знал.
И САМА сняла трусы.
…Немая сцена…
Мы не знали, как прийти в себя. Перед нами стояло создание в белом, за стенкой гуляла её свадьба, а она смотрела вопросительно на нас и ждала. Мы, конечно, циники. Но для нас это было чудовищно. И в ужасе понимая, что мы не можем её разочаровать, решили… не разочаровывать. А что?! Неплохой приработок для артистов.
После чего невестушка надела трусики и спокойно отправилась догуливать. До сих пор не пойму, что все это значило. Некоторые мне говорят, что она обиделась на жениха и решила тут же, не сходя с места, отомстить. Не знаю. До сих пор. Тогда же был так шокирован, что мне было не до наблюдений за людьми и раздумий на эту тему. Мысли были только о том, как отсюда поскорее унести ноги.
А эта свадьба, свадьба, свадьба, все пела и плясала…
Только она одна и осталась для меня загадкой.
А всего я провёл в своей жизни тридцать восемь свадеб. И, значит, такое же количество раз видел пары, решившие жить вместе. Почти всегда с первого взгляда становилось ясно, что один из супругов — человек неплохой, а второй — «конченая тварь». Даже случайные гости на свадьбе видят это. И звучит фраза, примерно как в чеховской «Анне на шее»: «И чего это милая, такая хорошая за такого-растакого идёт?» Или наоборот: жених — человек замечательный, и все думают: «И как его эта стерва урвала?» Как складывается в дальнейшем их жизнь, я один раз видел, второй раз читал у Чехова. В этих двух случаях человек, бывший очень хорошим, скурвился; «Анна на шее» стала б…ю и стервой. А можно ли вывести тут мораль, что с волками жить — по-волчьи выть, даже не знаю. Всё-таки работал только у богатых людей. Ну, или хотя бы один из супругов должен был быть богатым (как было у Чехова). Ведь бедные не заказывают «звёзд». Наверное, среда, «подпорченная» деньгами, имеет свои особенности.
Ну да и Бог с ними.
…На тот момент, когда лично я обзавёлся «второй половиной», денег ни у неё, ни у меня не было. Нам не снились ни балы, ни свадьбы в дорогих ресторанах с нанятыми музыкантами и тамадой. Нас не держала вместе какая-либо веская причина, кроме любви: например, когда девочка беременеет, а парень ВЫНУЖДЕН жениться. Ничего подобного не было! Нас связывали только чувства.
Мы оба все ещё учились в институте.
Оба придумывали, как заработать. Я пахал, где мог: выступал на пьянках; зажигал с песнями на улицах; несколько раз в неделю выступал в самом модном тогда андеграундном кабаре «Арт-клиника». Помимо этого делал все: торговал газетами, подрабатывал грузчиком и, кстати, одним из первых в этой стране, почувствовал «ветер перемен», стал мотаться в Турцию за шмотками, которые мы с Леной продавали на рынке, несмотря на мороз или жару и насрав на престиж нашего гуманитарного образования. На каникулах мы вместе ездили куда-нибудь отдыхать. Всю Европу проехали автостопом, и нам было наплевать, по большому счёту, на отсутствие комфорта и элементарных удобств. К тому же я всегда был уверен, что когда-нибудь разбогатею. А сейчас — это временно; просто такой жизненный этап.
Казалось бы, идеальное сочетание для семьи: молодые люди, оба неизбалованные деньгами, оба равны. Любят друг друга бескорыстно, а значит, и вправду любят.
…Но почему тогда я начал изменять?
Наверное, потому, что мужчина полигамен. Такими нас создала природа. Тут хоть тресни. В свою защиту я могу сказать одно: я не искал возможностей пойти налево. И не бегал за бабами. Уж тем более в первые годы нашей совместной жизни. Возможности сами находили меня. Как говорят: не вор ищет случая, а случай делает вора.
Моя главная профессия — конферанс. Конферанс — это пьянки. Пьянки — это красивые, алчущие удовольствий бабы. Бабы — это невесты, готовые снять трусы, и т.д. и т.п. Если честно, находясь в горячке работы и думая только о том, как сделать так, чтобы людям понравилось и чтобы позвали ещё, я даже не всегда успевал осознать, что изменяю любимой.
Ну, например.
Как-то к нам в «Арт клинику» заявляется центральное немецкое телевидение. Зная, что народ здесь работает самый свободный и отвязный, они говорят, что хотят снять сюжет «Ночь свободной любви в России». Обещают неплохо заплатить. Деньги — это хорошо. К тому же год на дворе девяносто третий, наша страна ещё слыхом не слыхивала о таком виде любовных развлечений. То есть — мы в этом деле будем первые! Для людей творческих самое приятное — возглавить колонну. И мы взялись: пообещали людей собрать и на секс «развести». Кирка Миллер, художник и хозяин этого клуба, сделал из папье-маше огромный фаллос и пошёл с ним наперевес по улицам. Прохожим, как в микрофон, просил дать в него интервью. Те, кто не шарахались и весело реагировали, получали пригласительные на нашу вечеринку. На входе мы раздавали шампанское и водку. Едва собралось достаточно людей, вход в клуб закрыли…
Мы, если честно, тогда не знали, как публику к разврату подтолкнуть; конечно, были разбитной ведущий (то есть я), халявный алкоголь и весёлый негритянский оркестр. Я видел со сцены, что люди зажимаются по углам, но пока до «Ночи свободной любви» мы недотягиваем. Проходит немного времени, я поворачиваюсь спиной к залу, чтобы дать очередные указания музыкантам. Разворачиваюсь и вижу… что мы уже почти приближаемся к цели. Люди стали раздеваться. Но пока все ещё робко. Им нужен последний толчок.
И им стал я!
Вытащил из зала девчонку и прямо на сцене на глазах изумлённых немцев мы с ней все и проделали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23