Потом он неожиданно положил ладонь ей на горло.— Почему твоя мать носит золотое ожерелье — знак королевского происхождения? МГНОВЕНИЕ 1 Крысы выбрались из нор поздно ночью, чтобы обглодать кости. Он слышал, как по каменному полу скребут их острые коготки, до него доносилось рычание собак, которые подобрались поближе, чтобы вцепиться ему в горло. Он вскочил и…Проснулся.Санглант обнаружил, что сидит на подстилке из сухих листьев, где вчера устроился на ночлег, выставив вперед руки, словно приготовился защищаться. Над головой сверкали звезды. Рядом, тихонько поскуливая, лежала эйкийская собака. Лиат повернулась и сонно позвала его.— Тс-с, — нежно сказал он. — Спи дальше.Она натянула на себя одеяло, устроилась поудобнее и снова заснула. Но Санглант знал, что ему уже не удастся поспать в эту ночь.— Господи, — прошептал он. — Когда же мне перестанут сниться эти сны?Он осторожно выскользнул из-под одеяла. Рубашку он надевать не стал, но взял пояс с ножнами и мечом. В тишине слышался лишь шелест листьев да журчание воды — неподалеку протекал ручей. Вечером они сошли со старой даррийской дороги и отправились на юго-восток в дикие, почти необжитые земли. Здесь не нашлось даже такого убогого прибежища, в котором они останавливались прошлой ночью. Слуги принесли ветки и сплели из них маленький шалаш для сестры Анны, но Санглант привык и к худшим условиям. На войне порой приходилось спать под холодным дождем и в грязи. Сейчас же было лето, он сгреб листья и, покрыв их сверху одеялом, устроил отличную постель.Санглант был счастлив… ну, или доволен, по крайней мере. Они день за днем продвигались вперед, а когда он находился в движении, то не думал. Если он надолго останавливался, старые страхи давали о себе знать — по ночам ему снились кошмары.Он машинально дотронулся до горла, где когда-то был ошейник Кровавого Сердца, и, осознав, что делает, резко отдернул руку. Теперь он свободен. Но воспоминания удерживали его куда прочнее, чем цепи.Что-то зашуршало, и Санглант, обернувшись на звук, зарычал и замер.Перед ним стоял волк и смотрел на принца янтарными глазами. Рядом с ним из темноты вырос второй зверь. Санглант осторожно вынул меч. Вожак стаи что-то прорычал, и из-за деревьев показался еще один волк.Сколько их там еще?— Лиат, — тихо позвал Санглант.Она повернулась на другой бок, но не проснулась.Эйкийская собака тоже спала. Обычно она просыпалась, если ему грозила какая-нибудь опасность, но после случившегося в Верлиде она еще не оправилась. На поляну выскочили еще два волка.— Лиат, — произнес он громче.Она зевнула и вопросительно что-то пробормотала.— Достань оружие, — сказал он спокойно.Три волка двинулись вперед. Лиат села и схватила лук и стрелы.Внезапно появился свет, вернее, какая-то неясная светлая фигура, которая казалась бестелесной. Это был один из слуг Анны. Он скользнул перед носом у вожака, тот щелкнул зубами, но не смог схватить призрак. Через мгновение показался еще один слуга. Они принялись дергать и щипать волков, пока звери не убежали обратно в лес. Слуги помчались за ними, их смех звенел, как колокольчики на ветру.— Прикройтесь.Из шалаша показалась сестра Анна, рядом с ней по воздуху плыл третий слуга. Лиат накинула на плечи одеяло, Санглант, не смущаясь наготы, подошел к деревьям и некоторое время стоял там, прислушиваясь, — волков было не слышно.Когда он вернулся, Анна уже скрылась в своем убежище. Санглант вложил меч в ножны, сел рядом с Лиат и крепко поцеловал ее.— Что случилось?— Волки. Слуги прогнали их. Так что спи спокойно. Я останусь сторожить.— Я думала, сторожить останутся слуги матери.— Конечно, но теперь я уже не усну. — Он не стал уточнять, что не уснет он из-за преследующих его кошмаров, а не из-за волков. Слуги сумели прогнать зверей намного быстрее, чем это получилось бы у него. Лиат подумала, но потом снова улеглась. Санглант немного подождал, но слуги Анны так и не вернулись из леса. Он надел рубашку, натянул сапоги и уселся на бревно.Принц смотрел на небо и пытался представить то, о чем ему рассказывала Лиат: звезды неподвижные и блуждающие, сферы и орбиты, но эти размышления лишь вызывали у него зевоту. Он встал и принялся ходить. Долю сидеть без движения ему было трудно — он чувствовал себя так, словно его снова опутывают цепи Кровавого Сердца. Впрочем, и отец хотел привязать его к себе, лишив свободы…Он вздрогнул и повернулся..Слуги Анны вернулись и проплыли мимо, не заметив его.Санглант молча проводил их взглядом.Он видел колдовство, когда был в плену у Кровавого Сердца. Да и мальчишкой он частенько натыкался на крохотные создания в кустах, под камнями или под опавшей листвой в густом лесу, где ему запрещали играть, но куда он тем не менее убегал. Санглант понимал, что древняя магия живет в самой земле, и, хотя мысль об этом ему сильно не нравилась, он чувствовал, что и в его крови есть что-то волшебное, унаследованное от матери.Но дэймоны Анны были другими, из высших сфер бытия, как сказала бы Лиат.Они танцевали в траве и пели, Санглант не понимал ни слова, но танец и песня были одновременно и радостными и печальными. Эти существа казались сотканными из лунного света. Они то кружились в хороводе, то проходили друг сквозь друга.Даже если они и знали о присутствии Сангланта, то ничем этого не показывали.Никакого присутствия волков он не чувствовал.Санглант долго смотрел на слуг Анны, но как только в лесу начало светать, их очертания стали размытыми, словно испарялись под лучами солнца. Вскоре они совсем исчезли, превратившись в невидимок. Он услышал, как кто-то хихикнул у него над ухом, почувствовал, как чьи-то пальцы пощекотали ему шею. Санглант рассмеялся и пошел седлать лошадей.Не придав никакого значения ночному происшествию, Анна уверенно вела их дальше в лесные земли. На следующий день к полудню они добрались до перекрестка дорог и остановились у каменистого холма. Кто-то вырубил тут все деревья, кроме одного огромного дуба, — вероятно, его слишком трудно было увезти.— Здесь мы повернем на восток, — сообщила Анна.— Не на север? — удивленно спросила Лиат.— На восток, — повторила ее мать.Добравшись до следующего перекрестка, Санглант увидел еще одно огромное дерево, на стволе которого были вырезаны фигуры: мужчина с головой оленя, женщина-грифон и волк. У самых корней дуба-исполина были сложены камни, на которых виднелись темные потеки, подозрительно напоминавшие запекшуюся кровь.— Жертвоприношения, — сурово произнесла Анна. — И тому подобные ужасы. — Она спешилась, подошла к дереву и спокойно осмотрела камни. Между ними лежал амулет, он наполовину сгнил, и вряд ли кто-нибудь мог бы с точностью сказать, что на нем изображено. Анна взяла ветку и, не прикасаясь к предмету, откинула его прочь. — Здесь потрудился враг рода человеческого.Санглант с интересом смотрел на женщину, которая дерзнула поднять руку на амулет. Может, и правда, что враг подчинял себе слабых духом, заставляя их нести в мир зло. Однако самому принцу случалось видеть, как молились перед битвой люди, которые верили не в Господа и Владычицу, а в души предков или других богов, и эти люди были ничем не хуже тех, что принадлежали Кругу Единства.Анна повернулась к Лиат:— Сожги это.Девушка побледнела. Она не шевельнулась и не произнесла ни слова.— Тебе дан дар огня. Сожги это место, где приспешники врага рода человеческого приносят свои жертвы.— Нет. Местные жители делают это только для того, чтобы защитить себя и своих животных. Или просят, чтобы в пути была хорошая погода. Зачем причинять им вред, если они ничем не навредили нам?— Твоими устами говорит Бернард. Он слишком много путешествовал и слишком снисходительно относился к некоторым обычаям других народов.— Отец всегда говорил, что мы должны уважать обычаи других.— Ты слишком долго жила с ним.— Куда мы поедем? — упрямо спросила Лиат.— Ты не сделаешь того, что я сказала?— Нет. Ты не понимаешь, о чем просишь меня.— Я — одна из тех немногих, кто способен это понять.Анна посмотрела на Сангланта. Он увидел, как клубится вокруг нее воздух, и понял, что ее слуги тут, а секунду спустя он сумел расслышать и их голоса: они твердили что-то об огне и пламени, но больше ему ничего не удалось разобрать.— Думаю, нам пора ехать, — произнес он. — Наверняка где-то неподалеку есть жрец, который исполняет все эти обряды жертвоприношения. Ведь люди служат Богу по-разному, и все мы — орудия Господа.— Очень многие становятся слепыми орудиями, принц Санглант, и лишь некоторым дано узнать о своем предназначении.— Вы говорите, как мой отец, сестра Анна. Но я не принадлежу к таким людям. И моя жена тоже.— Железо не знает, во что оно превратится, пока не попадет в руки кузнеца, — сказала она, в последний раз смерив Лиат взглядом.— Давайте отправляться, — повторил он.Лиат резко послала лошадь вперед, не желая продолжать разговор.— Оставлять такое место без очищения — поступать против воли Божьей. Ведь глупые суеверные люди будут по-прежнему приходить сюда молиться и приносить жертвы только потому, что этот жертвенник существует, — сказала Анна, не трогаясь с места.— Поступайте, как сочтете нужным, — ответил Санглант и поехал вслед за Лиат. Эйкийская собака побежала за ним. Лиат остановилась в тени довольно большого камня, лежавшего возле дороги.— Я не могу понять, кто твоя мать, — посетовал Санглант. — Она монахиня или знатная леди? Какому роду она принадлежит?— Мать ничего мне не рассказывает, — сердито сказала Лиат. — Я спросила, почему она носит золотое ожерелье, но она не ответила. Она не хочет, чтобы я знала, какому роду принадлежу!— Или у нее есть причины держать тебя в неведении. Лиат, о чем ты, по ее мнению, должна узнать?— Об искусстве математики.— «Железо не знает, во что оно превратится», — тихонько пробормотал он, принюхиваясь. В воздухе потянуло дымком. Санглант услышал стук копыт, и спустя минуту Анна присоединилась к ним.Днем небо закрыли тяжелые тучи и начался такой ливень, что им пришлось укрыться в первой же встреченной на пути деревне. Там они оставались два дня, пока не утих ураган. 2 Когда они наконец взобрались на последний холм, то увидели башню замка Лавас — побеленную и с новой крышей. Отсюда Алан мог разглядеть реку, текущую среди полей, маленькую церковь, чистенькие деревенские домики, деревья и замок. Казалось, графство процветает. У ворот замка собралась толпа, и при виде знамени Лавастина раздались приветственные крики. Люди вышли на дорогу приветствовать лорда.— Кастелянша Дуода приготовилась к нашему приезду, — сказал Лавастин.— Ваши поля хорошо ухожены, — заметила Таллия, — а люди сыты и одеты.— Разумеется, — отозвался Лавастин. Для него это было естественно.— А церковь маленькая, — тут же добавила она.— Зато богато украшенная, как и полагается. — Лавастин взглянул на Алана, а потом снова на Таллию. — В замке тоже есть часовня, где мы молимся каждый день.Под громкие приветственные крики они ехали к воротам. Слуги и крестьяне старались дотронуться до шпоры Лавастина или Алана, когда те проезжали мимо. Алан заметил в толпе и незнакомые лица. Эти люди были плохо одеты и бледны, с ввалившимися щеками и надеждой, горящей в глазах, устремленных на графа и его наследника.— Ваши подданные вас любят, — сказала Таллия. Люди выкрикивали ее имя и желали ей родить здорового ребен-ка. — Когда мы проезжали через Арконию, жители тоже собирались, чтобы посмотреть на нас. Но они боялись моих родителей и вовсе не любили их.После приезда Лавастин сразу занялся делами. Он уселся в большом зале, и к нему потянулась вереница людей. Он распорядился имуществом, которое привез из королевских земель: кастелянше достались чернила и пергамент, слугам — инструменты, жителям деревни — дюжина упитанных овец, черенки айвы и виноградные лозы из королевских виноградников. Ловчему Родлину привезли трех собак, кухарке — горшки, а стражникам — копья, дротики и кинжалы.— В этом сезоне у нас очень много работников, — сообщила кастелянша Дуода. — В Салии участились набеги куманов, поэтому многие пришли оттуда в надежде получить работу на время сбора урожая.Таллия даже не стала осматривать башню и замок, а сразу отправилась раздавать милостыню бедным. Дуода провела графа и Алана наверх, чтобы показать, что все присланные ей указания безукоризненно выполнены. В одной из палат, которая раньше служила графу кабинетом, появилась новая кровать.— Теперь здесь будет моя спальня, — сказал Лавастин Алану. Потом они поднялись в комнату, где раньше спал граф Лаваса и которую в последнее время он делил с Аланом. Теперь кровать украшали символы Лаваса, гончие, и косули, символизирующие Варре. В эту комнату уже внесли сундуки Таллии. — А эта комната — ваша. В этой кровати зачали всех наследников графства Лавас.— И меня?Лавастин вздохнул, нахмурился и положил руку на голову Ужаса. Взгляд графа, казалось, устремлен в далекое прошлое.— И тебя, сын. Господь милосерден и прощает наши грехи, если мы усердно трудимся и выполняем свои обязанности.Алан подошел к кровати, прикоснулся к покрывалу, а потом посмотрел на Лавастина. Двенадцать дней назад он не мог пошевелиться, не поморщась, потому что кожу саднило от порезов и ссадин, зато все эти царапины отвлекали его от куда более болезненных мыслей. Но сейчас раны зажили, и Алан снова и снова думал о Таллии.Но, как сказала бы тетушка Бел, «если хочешь разжечь костер, сначала надо приготовить дрова».Он не забыл о «Житии святой Радегунды», слова из которого ему довелось слышать. Этой святой так восхищалась Таллия. Посеянное зерно дает обильные всходы, а уходящее солнце обещает новый день. Алан рассчитывал на то, что по прибытии в Лавас у них с Таллией будет больше общего. Она говорила об основании монастыря святой Радегунды, и он ее поддерживал. Они провели немало приятных часов вместе с леди Хатумод и строителем, обучавшимся своему искусству в Отуне, обсуждая убранство монастырей святой Бенедикты и святого Галле.— О каких старых руинах рассказывают здешние жители?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47