Ближе к вечеру, когда в воде становилось совсем темно, омары выползали на дно и искали прикрепившихся к камням моллюсков. Гук думал, что огромные клешни и большие размеры хорошо охраняют омаров от врагов. Но однажды ему пришлось убедиться, что это не так. Из большой тёмной расщелины, как пещера уходящей в глубь камней, спокойно и неторопливо выплыл гигантский окунь-полиприон - такого размера, что Гук невольно сжался, увидев его раскрытую пасть. Весил он не менее, чем Гук, - килограммов сто пятьдесят, а в раскрытой пасти Гук, наверное бы, уместился целиком. Не спеша подплыл он к ползающему по дну омару, сделал неуловимое движение жабрами - и вот вместе с потоком воды омар оказался внутри его пасти. Широкая, плоская голова с маленькими глазками повернулась к Гуку, который наблюдал эту сцену сверху. Невозмутимый полиприон спокойно, еле шевеля плавниками, исчез в темноте подводной пещеры. Ни до, ни после этого случая Гук никогда не встречал таких огромных окуней. Долго потом воспоминания об открытой, как пещера, пасти гиганта, медленно надвигающейся на омара, преследовали дельфина.
Весёлым и беззаботным Гук бывал не часто. Естественная настороженность - настороженность одинокого зверя в незнакомом месте - не покидала его. Даже в те минуты, когда, упиваясь своей силой и ловкостью, стрелой бросался он из засады в стаю будто парящих в невесомости крупных кефалей, память предков - бессознательный сторож - всегда была начеку.
Будь Гук старше и опытнее, он, наверно, уже давно обратил бы внимание на то, что в этих водах было очень мало дельфинов. Только два или три раза за все недели жизни у Ястребиных островов почувствовал он смутно знакомый запах прошедшей небольшой стайки дельфинов, да и то белобочек - стремительных жителей открытого океана. Такие тихие, безмятежно спокойные воды, уютные заливы, много рыбы, весёлые струи течений, несущие рассказы со всех сторон, - и так мало дельфинов!
…Всё началось внезапно. Или так только показалось Гуку, который не обратил внимания на странный и всё усиливающийся кисловато-горьковатый запах, который нёсся ему навстречу. Вот и вода стала как будто теплее, да не просто теплее, а совсем горячая! Тошнотворный запах окружил его со всех сторон. Куда-то пропали все рыбьи стаи. Прозрачная синь моря, такая светлая снизу и серебристо-палевая наверху, замутилась. Как пробка вылетел Гук на поверхность и, потеряв на мгновение точность движения, ударился головой в какую-то большую вялую рыбу, плывшую на боку.
«Да ведь это альбакор, красавец тунец в таком жалком виде! Ну и чудеса!» - подумал Гук.
Не успел ещё Гук как следует рассмотреть альбакора, как странный, всё нарастающий гул заполнил, казалось, весь океан. Мелкие удары отдавались как оглушительные раскаты в мутящемся сознании Гука. Периодически, через равные промежутки времени весь океан словно вздрагивал и мощные толчки распространялись откуда-то снизу, и сбоку, и сверху… Невыносимый запах обволакивал дельфина со всех сторон, кожа горела.
Последнее, что запомнилось Гуку, - огромный плоский пузырь, как-то наискосок поднявшийся к поверхности моря, с треском лопнул, распространяя очередную порцию зловония, а горячие волны обожгли тело.
Гук попал в зону извержения подводных вулканов, которые не редкость в этой части Атлантического океана. Только счастливый случай спас его от гибели. Оглушённый, полуотравленный вредными газами, растворёнными в воде и носящимися в воздухе, с кожей, лохмотьями свисавшей по бокам и на спине, Гук собрал последние силы, поплыл в сторону.
«Вперёд! Подальше от этого страшного места, подальше от этих коварных берегов», - думал Гук. Но в то же время совсем уплывать от островов, воды которых так богаты рыбой, где никто не вмешивается в твою жизнь, не особенно хотелось. Тем более, что теперь Гук хорошо запомнил признаки надвигающегося извержения - кисловатый вкус сернистого газа, растворённого в воде, резкие подводные толчки и гул. Уж в другой раз он сумеет уйти в безопасное место. Всё же для верности лучше, пожалуй, подальше держаться от опасных отмелей, на которых, того и гляди, взорвётся какой-нибудь вулкан. И Гук решил перебраться от берегов неспокойного острова к другой группе островов, в нескольких десятках километров от первой.
У ОСТРОВА ФАЯЛ
Так Гук очутился в водах острова Фаял. Остров лежит в стороне от оживлённых морских дорог, которые перекрещиваются в районе Азорских островов, сходясь из Лондона и Нью-Йорка, Гибралтара и Южной Америки.
В водах Фаяла рыбаки ставили такие же сетки, как и около острова Сан-Мигуэля. Но однажды Гук увязался в открытый океан за большими лодками, которые шли вдаль от обычных рыболовных районов.
Ничего не подозревающий Гук плыл рядом с лодкой, с интересом разглядывая сидевших в ней людей. Их было немного - человек пять, - и в лодке, кроме людей, виднелись какие-то большие бухты канатов и связанные вместе по нескольку штук поплавки от сетей. Внимание Гука привлёк высокий мускулистый моряк, стоявший на носу лодки и размахивающий каким-то длинным предметом, к которому была привязана тонкая, но, видимо, крепкая веревка. С интересом разглядывал этого человека Гук, стараясь понять смысл его движений. Он попробовал было даже заговорить с ним, послав ему интернациональный дельфиний сигнал: «Кто ты, друг? И нужна ли тебе моя помощь?» (уроки мудрой Керри крепко запомнились ему), но не получил никакого ответа. И вдруг Гук скорее почувствовал, чем осознал, что длинное копьё летит прямо в него. Этого он никак не ожидал. Все разумные существа в море, прежде чем подойти друг к другу, обмениваются сигналами. Здесь сигналов не было. Неизвестное животное (Гук подумал сначала, что это было что-то живое) стремительно неслось в воздухе наперерез Гуку, и он не мог ни увернуться, ни замедлить движение. Инстинктивно избегая столкновения, Гук рванулся вперёд и в немыслимом пируэте ушёл под поверхность воды.
В то же мгновение он услышал звонкий удар чего-то тяжёлого и почувствовал острую боль в спине.
- Не видать нам сегодня хорошей охоты! - проворчал Санчес, с сожалением провожая взглядом медленно погружающегося в глубину раненого дельфина. - Зря ты, Родригес, ударил его. Чем он тебе помешал?
- Захотелось попробовать, остёр ли гарпун! Ведь сам меня прошлый раз отругал, когда лезвие гарпуна оказалось чуть тупым. Помнишь историю с Моби Диком? - живо отозвался стоящий на носу лодки Родригес.
- Дело не в гарпуне и не в ловкости, а в счастье! - вступил в разговор Педро. - Будь на твоём месте даже сам Альварес - лучший гарпунёр всех островов, - и он не смог бы тогда загарпунить Моби Дика. Поверь мне, я ведь двадцать лет подряд хожу в море и охочусь на кашалотов. Вот эти руки, - Педро поднял вверх обе руки, - встречались с сотнями кашалотов, и мало какие из них остались в живых. А на мне нет ни царапины. Но разве я лучше, чем Коста, чем Рикер, чем Хуан? Помните, как их шлюпку разбил вдребезги кашалот и как их на наших глазах сожрали акулы? Всё дело в счастье… Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Кому суждено убить Белого Кита, тот и убьёт его. Но вот вопрос: суждено ли кому-нибудь из нас убить этого Моби Дика?
Помолчали. Журчала волна, ударяясь в борт спокойно скользившей под парусом лодки. В нескольких кабельтовых[Мера расстояния на море; около 400 метров.] справа и слева в море двигались другие лодки. Аккуратно, кольцами уложив конец верёвки, соединяющей гарпун с большим поплавком, Родригес внимательно осматривал в бинокль море. Педро возился с поплавком, прилаживая его к другому гарпуну, лежащему у борта лодки. Санчес сидел на корме, придерживая румпель[Приспособление для поворота руля на лодке.].
- А всё-таки зря ты ударил этого дельфина, - снова начал Санчес. - Не зря старики говорили: если до начала охоты замочишь гарпун, то ничего хорошего из охоты не получится. Да и прямо скажу, жалко мне трогать дельфинов, уж очень они красивы и веселы.
- Опять заладил своё! Мало, что ли, дельфинов в океане?! - с вызовом бросил Родригес. - А на приметы мне наплевать. Пусть каждый хорошо делает свое дело, и, даст бог, добыча не уйдет от нас. За себя я ручаюсь: если кит будет не дальше чем в двадцати метрах, считайте, что мой гарпун застрянет в нём навечно!
- Бросьте спорить, нашли причину для разговоров - раненый дельфин! Да вспомните, сколько кашалотов мы на тот свет отправили! Что по сравнению с кашалотом какой-то дельфинёнок!
- Это правильно ты сказал, конечно. Но ведь кашалотов мы бьём для того, чтобы получить жир и мясо, чтобы из костей сделать муку и удобрить наши виноградники. Не будет промысла кашалотов - и плохо станет нам жить на острове. А зачем трогать дельфина? Слыхали: говорят, дельфины помогли Альваресу обхитрить акулу, когда кашалот выбросил его в воду; будто сам Альварес говорил, что, если бы не дельфин, быть бы ему в животе акулы.
- Ладно, эрманос[Эрманос (исп.) - друзья.], не буду больше трогать дельфинов! Да и этого я не хотел убивать - только чуть-чуть задел, наверное, за плавник, - словно оправдываясь, проговорил Родригес.
Конечно, Родригес попал бы в бок Гуку и убил его наповал своим страшным гарпуном, предназначенным для того, чтобы пробивать толстую кожу кашалота, если бы дельфин в последнюю долю секунды не изогнулся для нырка вглубь. Гарпун Родригеса, рассчитанный на более медленные и плавные движения кашалотов, не успел за мгновенным маневром Гука.
Но и то, что он успел сделать, было достаточно плохо. Горела спина, через которую шёл глубокий разрез, к счастью не задевший главных мышц, управляющих хвостом. Кожа на ней да и на всей доброй половине тела - мягкая, нежная кожа, мгновенными изгибами отвечавшая на скользящие вдоль тела волны, - теперь стала как будто чужой. Как ни старался Гук, но передвигаться стал он значительно медленнее. Потоки воды, завихрения, которые образовывались вокруг его тела, не толкали его вперёд, как раньше, а прямо держали на месте, заставляя расходовать вдвое больше сил для движения.
Теперь уже Гук при всём желании не мог с прежней легкостью выскочить в воздух и на полном ходу подхватить зазевавшуюся летучую рыбу. Да и другие рыбы словно стали увертливее и редко попадались на зуб.
Все последующие дни Гук старался держаться на одном месте, около вершины подводной горы, не доходившей до поверхности океана длин на двадцать. Над этой вершиной и на её склонах, покрытых причудливыми водорослями, держалось много рыбы, и Гук не страдал от голода. Скоро такая тихая и неинтересная жизнь надоела ему. Неужели дельфины только для того и существуют на свете, чтобы подкарауливать неуклюжих зеленушек да пугать стаи макрелей? Рана почти зажила. Прежняя ловкость, а с нею и уверенность в своих силах постепенно вернулись к Гуку. Одному не так уж безопасно жить в океане, и многое приходится пробовать буквально на своей шкуре, и тем не менее он жив, почти здоров. А океан огромный, и так хочется узнать, что делается в других местах.
Прежде чем покинуть эти воды, Гук решил познакомиться с жизнью океана не только у поверхности, но и поглубже, куда даже в полдень не проникают лучи солнца и где стоит вечный сумрак.
Гук умел и любил нырять. Ему нравилось опускаться на пятьдесят - семьдесят длин в глубину и, почти не двигаясь, чтобы не тратить и так ограниченных запасов кислорода, наблюдать за окружающим миром. Этот мир без солнца был совсем не похож на тот, который встречал Гука наверху плеском волн, дыханием ветра, криками птиц и ярким светом. Особенно нравилось Гуку нырять поздно вечером или ночью. В тёплые ночи, когда луна ещё невысоко над горизонтом, над океаном совершенно черно. Только знакомые яркие россыпи звёзд на небе. Глаза привыкают к темноте, и, когда ныряешь, не слепнешь от резкой смены в освещении от дневного света до мрака глубин. Кажется, что в воде всё видно гораздо дальше и лучше. Особенно интересны ночные погружения были потому, что все глубоководные обитатели по ночам поднимаются поближе к поверхности. Первыми поднимаются мелкие планктонные рачки, скопления их днём находятся на глубине в десятки и сотни метров. Вслед за ними поднимаются мелкие рыбы и хищные кальмары; за этими, в свою очередь, тянутся хищники покрупнее. За большими хищниками выходят к поверхности и самые громадные пираты моря, те самые, которых лишь несколько раз удалось увидеть людям в разных частях океана.
Мириады мельчайших, невидимых простым глазом точек испускают то усиливающийся, то ослабевающий свет. Двинешь плавником в такой воде - и плавник словно обволакивается холодным пламенем. Это светятся мельчайшие планктонные одноклеточные организмы. Из них один наиболее известный - ноктилюка, или ночесветка, живёт и на родине Гука, в Чёрном море.
Иногда Гук с удовольствием разглядывал медленно двигающихся огромных огненных голотурий. Голотурии похожи на мягкий мешок длиной от 20 сантиметров до нескольких метров. Ночью, когда голотурии двигаются, по их телу пробегают волны, сначала от головного конца к заднему, а потом - обратно. А у огненной голотурии эта волна светится, и кажется, что по телу пробегают, и переливаются волны света.
Гуку нравилось плыть рядом с голотурией и наблюдать, как цвет бегущей светящейся волны изменялся в зависимости от того, с какого места смотрел Гук. То он казался лимонно-жёлтым, то красноватым, то оранжевым, то зеленоватым, то синим.
Вот в чёрном бархате глубины словно заиграли голубые и зеленоватые молнии: это стая золотых макрелей прошла недалеко от поверхности. Они не боятся Гука, чувствуют, что слишком велики, чтобы вызвать желание схватить хотя бы одну из них.
Дорады не любят погружаться глубоко, хотя отсутствие плавательного пузыря позволяет им очень быстро передвигаться вверх-вниз в толще воды. Большую часть жизни они всё же проводят у поверхности.
Дорады - большие любители путешествовать, и они с удивительным постоянством сопровождают небольшие суда в их странствиях по тёплым тропическим и субтропическим водам.
Во время своих путешествий Гуку ещё придётся познакомиться с ними поближе и он даже научится играть с ними, а иногда ему будет перепадать одна-две летучие рыбы прямо из-под носа у охотящихся дорад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33