– Возможно.Тоцци казалось, что он слышит, как работают мозги Московица.– Только это строго между нами, Московиц. Все это лишь мои предположения.– Не волнуйся, я не проболтаюсь.Тоцци ухмыльнулся.Как бы не так. Готов поспорить, что проболтаешься.– Послушай, – заторопился Московиц, – мне надо кое-что проверить, навести кое-какие справки. Мне нужны другие источники, чтобы подпереть твою информацию. Я перезвоню тебе.– Разумеется. Нет проблем. Я знаю, как это делается.– Пока, и спасибо, что позвонил. Рад, что ты не обиделся.– Нет-нет, все в порядке.Чертов ты засранец.– Я перезвоню тебе, Тоцци, обещаю.Крысеныш повесил трубку.А Тоцци так и остался сидеть, уставившись на трубку и ощупывая швы на ране.Когда будешь говорить с Томом Огастином, не забудь передать ему от меня привет и наилучшие пожелания, ублюдок. Глава 20 Зазвонил телефон.Тоцци тут же открыл глаза. Сердце сильно забилось. Он посмотрел на светящийся циферблат часов – 5.44. Светало. Затем взглянул на звенящий телефон на ночном столике. Какого черта, в такую рань.Он снял трубку.– Хэлло?Ответа не последовало, но на том конце явно кто-то был.Тоцци положил руку на голую грудь, как бы пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце. Почему-то в голову пришла мысль, что кто-то умер. Затем пальцы нащупали швы на ране, и он вспомнил все происшедшее вчера вечером.– Чуть ли не в полночь мне позвонил Марк Московиц. – Это был Огастин. – Он попросил меня прокомментировать ту чушь, которую, по его словам, ты ему наговорил. Мне удалось убедить его, что все это полнейший вздор и ему не стоит этим заниматься.Тоцци откинулся на подушку и какое-то время просто лежал, полуприкрыв глаза и прислушиваясь к тишине в трубке. Он думал. Такая напряженная тишина устанавливается во время шахматной игры, когда партнеры обдумывают очередной ход.– Я все тщательно взвесил, – к его удивлению, продолжал Огастин, – и готов предложить тебе сделку.– А вы не боитесь, что телефон прослушивается? – наконец произнес Тоцци.– Я точно знаю, что ни Мак-Клири, ни полиция его не прослушивают. Если же ты сам установил на этой линии записывающее устройство, то я уверен, ты немедленно все сотрешь после того, как услышишь мое предложение.Самоуверенный, как всегда, чертов ублюдок.– Похоже, вы очень в себе уверены.Огастин рассмеялся.– Это потому, что ты принадлежишь к тем, кто воображают себя героями, а у героев нет выбора – они всегда должны поступать, как надо. А это как раз то, что тебе и предстоит сделать.Тоцци нахмурился. Что имеет в виду эта сволочь?– Даже если я и герой, вам-то что с того?– Это ранит меня. – Огастин усмехнулся, и его голос эхом отозвался на линии.Мерзавец.– Что же вы предлагаете? Что вам от меня надо?– Ты знаешь что.Огастин не собирался называть вещи своими именами. Неужели он действительно думает, что Тоцци записывает их разговор?– Нет, Том, не знаю. Вам придется мне сказать.– Ты знаешь, что мне нужно. Ковер. – Он произнес это без колебания. Или он сильно поглупел, или был абсолютно уверен, что обеспечил все тылы. Но поскольку в глупости заподозрить его было никак нельзя, Тоцци занервничал.– У меня нет ковра, – ответил он.– Тогда достань его.– А что, если я не смогу?– Сможешь.– Почему вы так уверены?– Ты герой. Ты сделаешь все ради правого дела.Ради правого дела? Что, черт возьми, он имеет в виду?– Я же говорю, Том, у меня его нет.Огастин вздохнул.– Ну ладно. Давай только предположим, что он у тебя. Гипотетически. Идет?– Можете предполагать все, что вам угодно, но у меня его нет.– Ну, допустим, он есть. Кто мешает тебе продолжить игру ради спортивного интереса? Это ведь никому не причинит вреда.– Вы хотите сказать, такого вреда, как тот тесак, который жирный козел воткнул в меня вчера? Это вы имеете в виду? – Тоцци слишком быстро поднялся с подушки – его швы заныли.– Не знаю, о каком жирном козле ты говоришь.– Ну конечно же не знаете.– Сарказм не к лицу героям, Майк.– Тогда просто иди в задницу. Как насчет этого?– Твоя прямота просто восхитительна.Ирония, с которой говорил Огастин, прямо-таки сочилась из трубки.– Но давай не будем отклоняться от предмета разговора. Мы предположили, что ковер все-таки у тебя. Ну так, чтобы повеселить тебя.– Мне действительно очень смешно.– Тогда, если ковер у тебя и ты принял мое предложение, я бы хотел, чтобы ты доставил его в нужное место в условленное время.– Правда? И куда же?– В один ресторанчик на Манхэттене. «Прекрасный остров» на Гранд-стрит в Малой Италии. Знаешь, где это?Тоцци не спешил с ответом. Это был ресторан Саламандры, в том самом доме, где тот жил. Тоцци мысленно представил себе карту Сицилии на вывеске при входе – большой палец итальянского сапога, пинающего ее, как футбольный мяч.– Эй, Майк! Ты куда пропал? Я не усыпил тебя разговорами?– Нет, я слушаю.– А я подумал, уж не задремал ли ты.– Я же сказал, что слушаю.– Прекрасно, очень рад. По-видимому, ты не очень часто и не очень охотно это делаешь.– Я вешаю трубку, Огастин, весь этот треп мне уже надоел.– Нет, подожди. Ты не можешь этого сделать. Ведь ты герой, не забывай. Если же ты не выслушаешь меня, то потеряешь возможность проявить свой героизм.– Мне надоели эти игры.– Разве тебе не интересно узнать, когда ты должен доставить туда ковер? Разумеется, если предположить, что он у тебя.Тоцци вздохнул.– И когда же?– Сегодня, в восемь утра. Если опоздаешь – сделка не состоится.– Что еще за сделка?– Сделка не состоится также, если ты принесешь с собой любого рода оружие. И пускай твой приятель Гиббонс еще немного поспит. Похоже, это ему необходимо.О какой сделке он говорит?– И не стоит кричать по этому поводу. Я говорю о сделке, которая будет способствовать утверждению твоего еще более героического и, я бы добавил, идиотского образа.– Похоже, тебе самому надо выспаться, Огастин. Ты уже плохо соображаешь.– В самом деле?– Зачем мне отдавать ковер, даже если бы он у меня и был? Что ты можешь предложить мне взамен? Разумеется, нечто равноценное. Думаю, взамен ковра ты захочешь прекратить дело против меня?– Нет, нет, нет. В этом нет ничего героического. Это был бы всего лишь вопрос самосохранения. Деяние довольно эгоистическое. Думай, герой. Думай о бескорыстном поступке. Ну хотя бы сквозь призму любви.– Ты о чем?– Собираешься скромничать? Мак-Клири видел, как ты захаживаешь к мисс Хэллоран. Поздно вечером приходишь, рано утром уходишь. Будешь отрицать?– Это называется блефовать с пустыми руками. Если тебе нечего предложить взамен, оставь меня.– Почему же? У меня есть кое-что. Можешь не сомневаться.– И что же?– Позвони своему адвокату и спроси ее.Огастин повесил трубку, и Тоцци тут же представил себе ехидную улыбочку, с которой он произнес последние слова. Ублюдок.В трубке послышались гудки, и Тоцци уронил трубку на грудь. Что имел в виду этот пирожок? О чем должна знать Лесли? Что она может знать? Нужно быть идиотом, чтобы втянуть в это дело и ее. Или он надеется, что может заставить ее молчать? А если Огастин уже говорил с ней, то почему Лесли ничего не сказала? Почему не позвонила? Может быть, Огастин разговаривал с ней перед тем, как позвонить сюда?Тоцци подтянулся на локте, взял телефон и стал лихорадочно набирать ее номер. Затем осознал, что забыл набрать код района, и начал все сначала. После второго гудка она сняла трубку.– Слушаю? – услышал Тоцци заспанный голос.– Лесли, это я, Тоцци.– Что ты хочешь? – спросила она, зевая. Очевидно, Огастин не звонил ей, иначе бы ее голос звучал по-другому. – Ты знаешь, который час? – В голосе ее послышалось неудовольствие. Хорошо, если он не разбудил Патрицию.О Боже!– Лесли, послушай. Сейчас же встань с постели.– Что?– Иди и проверь Патрицию.– Что?– Я сказал, встань и сходи в комнату своей дочери. Проверь, все ли в порядке.– Но зачем? Что случилось? Майкл, скажи мне.– Просто иди и сделай то, что я сказал. Быстрее.Она уронила трубку на покрывало – стеганое, белое с черным. Тоцци хорошо представлял, как выглядит спальня, знал расположение всей квартиры. Сейчас она бежит по паркетному полу в комнату Патриции, на другом конце коридора, открывает дверь, заглядывает внутрь... Там темно, как у него сейчас. Его сердце снова забилось.– Ее нет! Где она?! О Боже, Майкл! Мы должны что-то сделать. Повесь трубку. Я позвоню в полицию. – Лесли была в истерике.– Нет-нет, послушай меня, Лесли, сначала успокойся. Мы ее вернем.– Но, Майкл... – Она захлебывалась в рыданиях. Тоцци чувствовал, что она в панике. – Ее нет. Кто украл мою малышку?– Послушай, некогда объяснять.– Но...– Никаких «но». Успокойся. И слушай меня внимательно. – Он посмотрел на часы – 5.57. У них осталось два часа и три минуты. – Через час я заеду за тобой. На скрещении Второй авеню и площади Святого Марка есть кафе, работающее круглосуточно. Оно называется «У Нестора». Жди меня там. Не выходи из дома через парадное. Иди черным ходом. Я подхвачу тебя у кафе в семь. Стой снаружи. Поняла?– Да... – Лесли продолжала плакать. Тоцци засомневался, все ли она поняла.– Жди меня «У Нестора» и не бери пистолет. Оставь его дома. Слышишь меня? Мы обязательно вернем ее. Я тебе обещаю.Лесли задыхалась от слез.– Где? Где она?– Расскажу тебе все при встрече. Слишком сложно сейчас объяснять. Я должен идти. Да, и вот еще что. Никуда не звони.Ни в полицию, ни своей Матери – никому. Ты понимаешь, что я говорю? Это очень важно. Скажи мне, что ты поняла.– Я поняла, поняла.– Ну и отлично. Мне нужно идти, все будет в порядке. Ты должна в это верить. Они не причинят ей зла, если получат, что хотят.– Но ее нет!Она заплакала так жалобно, что у Тоцци навернулись слезы на глазах.– Ты должна мне верить, Лесли. Я никому не позволю причинить зло Патриции. – Он вспомнил страх в глазах девочки, когда с ней заговорил Огастин в доме дяди Пита. – Все будет хорошо. Я очень спешу, у нас мало времени.Лесли продолжала плакать, когда он вешал трубку. Тоцци выпрямился и посмотрел на часы. Теперь у них два часа и две минуты. Он отбросил одеяло и пошел в ванную, по дороге потирая лицо и вспоминая сказанные Огастином слова: «Думай, герой, думай сквозь призму любви».Ему-то, черт возьми, откуда это известно? Я и сам не знаю, люблю ли я ее.Тоцци щелкнул выключателем на стене и увидел себя в зеркале – голого, еле стоящего на ногах. «У героев нет права выбора. Они должны всегда поступать правильно». Он воззрился на свое отражение. У того был мрачный, жестокий взгляд.Нет выбора? Как бы не так! Я вырву его поганое сердце и заставлю съесть, если только он коснется ребенка. Разве это не выбор? Глава 21 Гиббонс снял трубку параллельного телефона на кухне, зажал ее между плечом и ухом и полез в холодильник за пакетом апельсинового сока. Выскочив из постели, он успел натянуть брюки, но голым ногам на полу, покрытом линолеумом, было холодно.– Я здесь, – сказал он. – Сколько у нас времени?– Мы должны быть там в восемь, или сделка не состоится.Тоцци говорил совершенно спокойно, будто бы все уже улажено, но Гиббонс-то знал, чего ему это стоило. Он и сам беспокоился за дочь мисс Хэллоран. И у него были на то веские причины.Часы показывали 6.07. Гиббонс плеснул сока в кофейную чашку и понес ее из кухни, стараясь протащить шнур от настенного телефона как можно дальше, чтобы можно было заглянуть в спальню. Лоррейн, полусонная, лежала на спине, одной рукой прикрыв глаза. Она давно привыкла к телефонным звонкам в любое время суток. Она знала, что звонили всегда ему и всегда по делам ФБР, и уже не расстраивалась.– О'кей, слушай меня, – сказал он, вернувшись в кухню. – Возьми ковер и поезжай за Лесли, только кружным путем. Проследи, чтобы никто за тобой не увязался. За восемьдесят миллионов баксов эти лихие ребята вполне могут возомнить себя апачами и устроить засаду прямо посреди Бродвея.– Не беспокойся. Я об этом подумал. Лесли будет ждать меня не у своего дома.– Хорошо. Я свяжусь с управлением и попрошу подкрепления. К тому времени, как вы туда приедете, весь квартал будет надежно перекрыт.– Огастин велел мне быть одному, – заволновался Тоцци.– Если ты боишься, что кто-то из наших настучит ему, не беспокойся. Я сам подберу для этого дела тех, кого мы хорошо знаем.– Но вдруг он что-нибудь сделает с ребенком?– Он не причинит ей вреда. Она его козырь. Так же как твой козырь – ковер. Ты же не собираешься его спалить?– Ни за что.– Потом увидишь, прав ли я.– Да-да, ты прав.– А сейчас успокойся и сконцентрируйся на том, как туда добраться. Не думай ни об Огастине, ни о сицилийцах. Я об этом позабочусь. Твоя задача – совершить обмен и получить малышку. Это самое главное. Прежде всего мы должны благополучно вернуть ребенка. – Он представил Патрицию в зеленом бархатном платьице, пьющей пунш и поедающей печенье вместе со взрослыми на поминках. – А затем мы вышибем их поганые мозги.– Хорошо. – Голос Тоцци звучал неуверенно.– Послушай, Тоцци, мы обязательно вернем малютку. Ты должен верить в это.– Я пытаюсь.– Тогда действуй. Не теряй времени. Поезжай за ковром. До встречи.– О'кей, до встречи.Гиббонс положил трубку и вернулся в спальню, на ходу допивая апельсиновый сок. Лоррейн по-прежнему лежала на спине, прикрыв лицо рукой.– Кто звонил? – пробормотала она.Гиббонс, натягивая рубашку, пожал плечами.– Тоцци.Она приподнялась, опираясь на локоть, и прищурилась.– Что-нибудь случилось?– Ничего, спи.– Что случилось? – Теперь ее глаза были широко открыты.Если сказать ей правду, она разволнуется, а Гиббонс этого не хотел.– Твой кузен преследует бандита в Малой Италии, одного из телохранителей Саламандры. Ему кажется, что тот ведет себя подозрительно, но он ничего не мог сделать, так как отстранен от исполнения служебных обязанностей. Ему нужен я, чтобы арестовать того типа.Гиббонс изо всех сил изображал недовольство и досаду, чтобы она ничего не заподозрила.– А-а-а... – Она плюхнулась на подушку и опять прикрыла лицо рукой.Хорошо.Он зашнуровал ботинки и встал, чтобы найти галстук. Стащил один наугад с вешалки на дверце стенного шкафа и накинул его на шею. Все равно все галстуки у него синие – он всю жизнь покупал только синие галстуки и белые рубашки, это значительно упрощало утренний туалет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32