И слуги царя налегли на весла, торопясь.
Выйдя на берег, увидели они красавицу Тамар, облаченную в шитые золотом одежды, умащенную ароматными маслами. Из-под ее разноцветной шапочки-колпачка спадали на плечи черные как агат кудри. Девушка сидела на расстеленном на берегу ковре, и кормила огонь из своих рук веточками волшебного можжевельника. А в ее улыбающихся глазах как в темных водах Вана горели маленькие костры.
Увидя незванных гостей, девушка в испуге вскочила на ноги и воскликнула:
Вы, слуги отцовы! Убейте меня!
Молю об одном – не гасите огня!
И рады были царские слуги пожалеть красавицу, но страшились гнева Арташеса. Грубо схватили они девушку, и повлекли прочь от костра, в золотой дворец. Но прежде дали они ей увидеть, как погиб огонь, растоптанный и раскиданный грубыми сапогами.
Горько плакала Тамар, вырываясь из рук стражей, и смерть огня казалась ей смертью любимого.
Так оно и было. На середине пути был юноша, когда манивший его свет погас. И темные воды потянули его в глубину, наполняя душу холодом и страхом. Перед ним лежала тьма и он не знал, куда плыть во тьме.
Долго боролся он с черной волей водных духов. Каждый раз, когда голова обессилевшего пловца показывалась из воды, взгляд его с мольбою искал во тьме красного светлячка. Но не находил, и вновь плыл наудачу, а водные духи кружили его, сбивая с пути. И наконец юноша выбился из сил.
«Ах, Тамар!» – прошептал он, последний раз показываясь из воды. Что же ты не уберегла огня нашей любви? Неужели выпала мне судьба кануть в темной воде, а не пасть на поле боя, как положено войну!? Ах, Тамар, какая это недобрая смерть! Это хотел сказать он, но уже не смог. Только одно у него хватило силы воскликнуть: «Ах, Тамар!»
«Ах, Тамар!» – подхватило эхо – голос каджи, духов ветра, и понесло над водами Вана. «Ах, Тамар!»
А красавицу Тамар царь велел навек заточить в ее дворце.
В горе и скорби до конца дней оплакивала она своего возлюбленного, не снимая черного платка с распущенных волос.
Много лет прошло с тех пор – все помнят об их горестной любви.
А остров на озере Ван зовется с тех пор Ахтамар.

Так и текли невеселые дни в осажденной крепости.
Персы вновь затеяли штурм – но отступили от стен еще раньше, чем в прошлый раз. Словно атаковали не всерьез. Это стало тревожить бдешха. Чего дожидались враги?
В один из дней бдешх приказал позвать к себе молодого воина по имени Давид.
– Мне доводилось слышать, что мальчиком ты был со своим отцом в тех странах, где держат слонов? – спросил он молодого воина. – Верно ли это, и хорошо ли знаешь ты этих огромных зверей?
– Почтенный бдешх, – отвечал Давид. – Отец мой был богатым купцом, и с малых лет до той поры, когда я довольно возрос, чтобы к его огорчению сменить ореховую доску для записи цифр на копье, я сопровождал его во всех странствиях. В каких только странах мы ни побывали! Жили мы подолгу и в странах, где держат зверей, именуемых слонами. Не будет ложью сказать, что я знаком с их повадками, потому, что мальчишкой я везде старался дружить с погонщиками. Слоны всегда нравились мне. Думаю, я мог бы сам ухаживать за слоном и даже погонять его.
– Слушай меня, мой воин, – сказал бдешх. – Враг замышляет какую-то хитрость. Я не знаю, в чем она. Но только глупец ждет удара. Я же хочу ударить первым. Скажи мне, можно ли сделать так, чтобы слон впал в неистовство?
Некоторое время молодой воин размышлял, а затем со вздохом ответил князю:
– Я мог бы сделать это, бдешх. Слоны в испуге и боли страшны своей яростью. Человек, знающий слонов, смог бы перерезать им сухожилия на ногах, подкравшись во время сна.
– Завтрашней ночью ты сделаешь это, – молвил бдешх. – Возьми по своему выбору несколько человек в помощь. Вы пройдете ходом, которым мы добываем воду. Раньше не стоило делать этого, но сейчас они все равно скоро начнут понимать, что мы пополняем наши запасы воды. Если Богу будет угодно, они не найдут выхода. Он далеко от крепости, чтобы достигнуть лагеря персов в самой густой тьме, вы покинете крепость через четыре часа пополудни. Ступай!
– Приказ твой будет исполнен, бдешх, даже если мне не суждено вернуться!
С этими словами молодой воин поклонился и покинул дом бдешха.

На следующий день, пробегая с мальчишками по площади, Тигран увидел, что дверь постройки, которая скрывала спуск в подземелье, открыта. Несколько легко вооруженных воинов стояли около, что-то обсуждая. Эта вылазка готовилась явно не за водой! Но и не для нападения, слишком мало человек собирались ее совершать. Мальчик вздохнул – он понимал, что на сей раз никакая ложь не поможет и его прогонят прочь. Воины зашли внутрь.
Ночью мальчик опять не мог заснуть. Так надоел ему каждый закоулок крепости, так рвалась душа наружу! Что-то делают воины там, внизу, под покровом ночи? Если хотя бы подсмотреть, может быть он догадается, увидев, как воины возвращаются?
В тесном домике вдовы следовало быть очень осторожным, чтобы выйти неуслышанным. Тигран осторожно миновал спящую Манушак, уши у которой были особенно чуткими. Возле постели девочки лежала аккуратно сложенная верхняя одежда. В свете лунного луча было видно, как поблескивает воткнутая в нее иголка. Манушак никогда не забывала воткнуть иголку в одежду, чтобы девочки-каджи, падкие до нарядов не меньше человеческих девочек, не утащили ее на всю ночь. Каджи боятся иголки, потому, что укол ее делает их видимыми. Нет худшей беды для невидимок!
Оставив дворик позади, Тигран побежал быстрее. Что-то тревожное ощущалось в ночи.
Неожиданно откуда-то снизу донесся громогласный рев, страшный настолько, что кровь леденела в жилах. Казалось, ни одно живое существо не может иметь настоько могучих легких и огромной глотки, чтобы издавать этот полный ярости и муки крик. И, словно откликаясь на него, раздался второй вопль – более далекий, чем первый, но столь же ужасный. За ним – третий, четвертый. Казалось, что сама ночь вопила этими дикими голосами.
Застучали двери, в испуге заплакали дети. Слышно было, как мечутся в домах люди, перепуганные таким ужасным пробуждением. Их калитки ближнего дома появилась растрепанная женщина с двумя малышами в руках. Третий, горько плача, держался за ее подол. Из дома напротив выглянула другая женщина, постарше. Страшные крики внизу не утихали.
– Тетушка, что случилось?! – крикнула соседке молодая мать. – Кто так жутко кричит?
– Ой, беда, беда, – запричитала соседка, хватаясь за голову. – Мало нам персов, ой, беда! Вишапы напали на нас ночью!
– Вишапы!
– Это голоса вишапов!! – подхватили вокруг.
– Тише, глупые! – воскликнул со своего порога седобородый старик. – Даже если это вишапы или дэвы, напали-то они не на нас, а на персов! Неужели не слышите, что это все делается внизу?!
Но женщин нелегко было успокоить никакими словами, а молодые мужчины и так бежали уже к стенам. Вслед за ними пустился и Тигран, страх которого уже сменился любопытством.
К страшным крикам прибавились новые – это были многочисленные, полные ужаса людские вопли.
Только мечущиеся внизу в беспорядке огни факелов можно было увидеть со стен. Лагерь персов был объят непонятным смятением.
Несколько часов не прекращались страшный многоголосый рев и людские крики. Осажденная крепость не спала в ту ночь, надеясь, что утро даст разгадку.
И солнечные лучи озарили страшную картину. То там то здесь виднелись мертвые тела людей и лошадей, валялись упавшие шатры.
Весь день люди в крепости не слезали со стен, наблюдая, как суетятся персы, убирая мертвецов и восстанавливая разрушения. Люди смеялись и радовались, персчитывая вражеские потери. Причина этих потерь была уже отчасти ясна: серыми неподвижными глыбами лежали посреди лагеря слоны. Было ясно, что минувшей ночью слоны почему-то взбесились, и, придя в неистовство, передавили множество народу. Персам пришлось убить своих же слонов, чтобы избавиться от опасности.
К полудню по крепости пошли слухи о том, почему взбесились слоны. Все нахваливали храбрость и ловкость Давида, а также разум бдешха. Но сердце бдешха не веселили вражеские потери. Слишком хорошо понимал он, насколько велико войско персов. Ничего не меняло и то, что персы лишились слонов. Одну лишь цель преследовал бдешх – напугать врагов, выиграть время, пока мелики, оповещенные его гонцами, готовят войска для настоящего отпора. Крепость все равно обречена. Так размышлял бдешх, пока жители крепости веселились.
А к Давиду подошел в это время мальчик Тигран. Воин с удивлением посмотрел на ребенка: казалось, только у одного Тиграна было сегодня не веселое, а печальное, гневное лицо.
– Скажи, Давид, – спросил мальчик. – Все говорят, что ты сделал это со слонами. Правда ли это?
– Истинная правда, – ответил воин.
– Я до конца дней моих буду знать, что ты – жестокий, дурной человек! – в ярости вскричал мальчик. – Я скажу так всякому, кто спросит у меня о тебе! Если бы ты перебил во сне подлых персов, что хотят захватить нашу страну! Нет, ты изувечил бедных слонов – таких умных, таких сильных! Если бы мы победили персов, мы могли бы взять их себе! И сами ездили бы на них в красивых башенках, и приказывали бы им ложиться и вставать, и идти! Бедные звери, говорят они обезумев от боли катались по земле!
– И давили персов, – негромко сказал воин, серьезно глядя в лицо мальчика.
– Ну и что из того! Всякий гордится красивым конем, отнятым у врага! Разве слон хуже коня? Разве он в ответе за хозяина?
– Нет. Но хозяин в ответе за слона.
– Я не понимаю, что ты говоришь.
– Постарайся понять, Тигран. Ответь мне, как зовут ту девочку, с которой ты так часто играешь вместе?
– Ее зовут Манушак, – удивленно ответил мальчик.
– Скажи, Тигран, что ты сделал бы, если бы слон, умный могучий слон, своим гибким носом-хоботом схватил бы эту девочку, поднял бы высоко кверху, ломая ей ребра – ведь в хоботе слона силы не меньше, чем у огромного удава – а потом бросил бы ее на землю и раздавил ногой, и от веселой резвой девочки осталась бы только кровавая лепешка? Что бы ты тогда сделал, племянник бдешха?
– Я… не знаю… Я убил бы слона!
– А кто был бы виноват в том, что сделал слон?
– Персы!
– Я был таким же мальчиком, как ты, когда первый раз увидел слонов, – с печалью заговорил Давид, усевшись на нагретом солнцем камне. – Они полюбились мне не меньше, чем тебе. В той стране, где я их увидел, слоны не воевали, а работали вместе с людьми. Я видел, как слон поднимает хоботом огромное бревно и переносит с места на место. И дом, который помогали строить слоны, рос на глазах. Я подумал тогда – как же должен гордиться человек, научивший столь превосходящего его силой зверя работать на себя! А сегодня я думал другое. Какой позор падает на человека, что он научил могучего слона убивать и топтать, уничтожать все на своем пути! Я сказал тебе, что не слон в ответе за человека, но человек за слона.
Давид замолчал.
– Святой отшельник в горах говорил, что человек напрасно мнит себя лучшим из Божьих созданий, – негромко сказал мальчик.
– Святому человеку видней. Я не знаю, – невесело ответил воин.

С того дня, как в крепости побывал толстый торговец украшениями, беспокойство томило душу княгини. Многие вещи, которые прежде казались ей незаметны, теперь обращали на себя ее внимание. Умывается ли она поутру – взглянет на глиняный кувшин, из которого поливает ей служанка, и словно тихий голос шепнет Джангюлюм: «Ты ли недостойна умываться на серебре?». Подадут ли ей яства на серебряных блюдах, голос шепчет: «Ты ли недостойна есть на золоте?». Ходит ли княгиня в беспокойстве по комнатам, голос тут как тут: «Маловаты твои хоромы!». Склонится ли перед ней почтительная служанка, голос вновь шепчет в уши: «Тремя ли служанками тебе командовать?».
Так день за днем точил сердце княгини червь предательства.
Сначала она только мечтала о том, как хорошо было бы стать женой царя Шапура. Мысли эти сначала были ей приятны, но вскоре княгиня перестала находить в них радость. Сомнения терзали ее. Захочет ли Шапур взять ее в жены, если она не сумеет доказать ему своей благосклонности? Не поздно ли окажется, когда крепость будет взята? Но что может сделать она, всего лишь слабая женщина? Но слабые не случайно превосходят умом сильных…
И так, незаметно для себя, Джангюлюм день ото дня искала ответа на один и тот же вопрос: как оказать помощь царю Шапуру?

А мальчик Тигран сдружился в это время с воином Давидом. Давид был добр, и не гнал Тиграна прочь, как чаще всего поступали другие воины, а отвечал на все его вопросы. Вопросов же у мальчика всегда находилось множество: и об оружии, и о войне, и о дальних странах.
– Скажи, Давид, а долго ли продлится осада? – однажды спросил он.
– Скорее всего – до той поры, пока в крепости жив хоть один воин, – ответил Давид.
– Мой дядя простился со мной в начале осады, – сказал мальчик. – Неужели мы непременно погибнем?
– Нет, быть может крепость останется жива, – ответил Давид. – Если только нам удастся продержаться достаточно долго. Если мелики успеют собрать большое войско и оно выступит навстречу персам. Тогда и нам быть в живых.
Воин не захотел сказать мальчику, что не очень верит в такую возможность.
– И тогда мы не погибнем?
– Ну, тебе все равно еще рано погибать, – улыбнулся Давид. – Это не твоя война.
– Так говорил мне дядя, – обиженно возразил мальчик. – Но я не думаю, что так же считают персы. Они знают, что из мальчиков вырастают мужчины и мстят.
– Если крепость падет, тебя здесь не будет. Помнишь ход, которым мы пользуемся, чтобы брать воду? Если штурм нельзя будет остановить, бдешх прикажет увести женщин с детьми этим ходом. Чтобы мальчики смогли вырасти мужчинами и мстить.
– Давид, но почему нельзя всем уйти этим ходом, если персы ворвутся в крепость?
– Сложный вопрос. – Давид в задумчивости помолчал. – Слышал ли ты когда-нибудь про ачуч-пачуч?
– Нет. Кто это такие?
– Сейчас расскажу. Если мы, взрослые мужчины, падем вместе со стенами, которые нам доверены, в том не будет позора.
1 2 3 4 5 6 7