Но была надежда сделать это позднее.Он навестил графиню Олди, которая прибыла в Англию с Каролиной и была известна своей преданностью королеве. К тому же она была сестрой Пергами, и Брогэм считал ее хорошим свидетелем.Она была поражена небылицами, которые распространяли о королеве.– Какая ложь, – кричала она, – какая ложь!Было ясно, что она очень любит Каролину.Вызвать ее? Она была иностранкой, и было бы хорошо, если бы итальянка замолвила за королеву слово. Но она сестра Пергами, как это повлияет на суд?– Конечно, – говорил Брогэм, – люди входили в королевскую опочивальню и выходили из нее.– Ничего подобного, – заявила графиня.– Я думал, что обычаи вашей страны вполне позволяют это.– Ничего подобного.– Но было доказано, что люди могли запросто заходить в покои королевы.– Ничего подобного.Она затвердила эту фразу и, конечно, будет цепляться за нее, думая, что, только все отрицая, она сослужит добрую службу королеве.Пожалуй, она могла бы нанести не меньше вреда защите, чем Майоччи нанес обвинению. Брогэм на миг представил ее в руках обвинения! Он решил не вызывать графиню в суд.Его звездный час настал, когда он предложил вызвать в суд свидетеля Растелли и услышал, что обвинение уже отправило этого человека назад в Италию.Какая была сенсация, когда прозвучал вызов: «Призвать Растелли», а обвинение было вынуждено признать, что тот вернулся в Италию.Брогэм не был человеком, который упускал свои шансы. Он стал возмущаться, что не может вызвать этого человека. У него, мол, ряд вопросов к этому свидетелю, и он очень сомневается, что свидетель может дать на них ответы, удовлетворяющие суд. Разве не странно, что свидетеля отослали в такой момент?Лорд Ливерпульский признал, что это действительно странно. Это был ужасный проступок, достойный наказания.С этого момента Брогэм знал, что выиграл процесс. * * * Заключительное слово по делу королевы Денман произнес с блеском, если не считать самого конца его речи.– Я знаю, что за границей распространяются смутные, порочащие королеву слухи. Я слышал их даже тогда, когда мы защищали Ее Величество от обвинений, которые по сравнению с этими слухами ясны, понятны и доступны проверке… Есть люди, не обязательно низкого происхождения, не обязательно связанные с прессой – присутствующие даже на нашем благородном собрании, – которые с завидным трудолюбием распространяют самую невероятную и злобную клевету о Ее Величестве… Человеку, который подозревается в подлом нашептывании клеветы судьям, клеветы, сравнимой с ядом проказы, в уши присяжным, королева могла бы воскликнуть: «Приблизься, клеветник, дай мне взглянуть на твое лицо, когда б сравниться мог ты в благонравии со свидетелем из Италии, то вышел бы и ответ держал перед судом открытым… – Денман с презрением взирал на сторонников короля. – Каков ты есть, ты хуже, чем убийца итальянский».Он продолжал оглашать обиды, нанесенные королеве, и завоевал симпатии суда своим красноречием. К сожалению, в конце речи он дал слушателям повод для смеха, и они с радостью воспользовались им. Тот, у кого в руках небесный меч,Столь свят ты будь, сколь ты суров. – И если б вы, милорды, обладали властью, которой, должен я сказать, Всемогущий вряд ли обладает, властью узнать все тайны этой женщины, то тогда должны были бы вы уподобить свое правосудие, благожелательство и мудрость таковым, какие проявил наш Спаситель в деле, совсем не похожем на это. Не в нашем деле, где невиновность вопиет, а в деле, где вина доказана и порок разоблачен, сказано было: «Если ни один обвинитель не может выйти и осудить тебя, не осужу тебя и я. Иди и больше не греши».Это была блестящая речь, ни одно обвинение, выдвинутое против Каролины, доказано не было, но Денман не мог подобрать другой цитаты, которая бы больше обрадовала народ.Тотчас новая песня заменила «Нон ми рикордо». Вот она: Милостивая королева, вас мы умоляем,Идите и не грешите боле,Но если это не по силам вам,То хотя бы просто идите. Бедный Денман был раздосадован. Зато Брогэм был доволен. Он знал, что они выиграли. * * * Правда, оставался еще Билль о боли и наказании. Он прошел через Палату Лордов большинством в двадцать восемь голосов.Если, размышлял Брогэм, этот Билль прошел, несмотря на то, что королеву не смогли обвинить в супружеской неверности, первая половина Билля о лишении королевы ее прав могла иметь силу.Он навестил лорда Ливерпульского.– Если Билль пройдет, – сказал он, – это еще не конец. Мы провели расследование частной жизни королевы, а что, если будет расследование частной жизни короля?– Ну, у него, конечно, были любовницы… да у какого короля их нет, – начал Ливерпульский.– Дело не столько в любовницах, сколько в женах. Есть сильное подозрение, что как наследник престола король каким-то образом умудрился сочетаться браком с Марией Фитцгерберт, а по закону о престолонаследии, поскольку эта леди – католичка, подобное грозит потерей короны.Ливерпульский понял. Билль не должен пройти. В следующем чтении за него голосовали всего девять лордов.– Ну, вот и конец Биллю, – сказал Брогэм Денману. – Мы победили, дружище. Они и не станут пытаться провести его через Палату Общин.Он был прав. Лорд Ливерпульский отозвал свой Билль.Королева была оправдана.Сквозь нестихающие приветствия толпы она проехала до самого Бранденбург-хауза. Возвращение в Брунсвик Каролина призвала к себе леди Анну Гамильтон. – Вы видите перед собой… триумфатора… – сказала она и горько усмехнулась.– Сильная боль, Ваше Величество? Королева кивнула.– Дайте мне магнезии.Леди Анна принесла лекарство, а королева сама смешала его с водой.– И добавьте немного настойки опия, – сказала она.– Ваше Величество… разве разумно принимать так много?– Ну, дорогая моя, – засмеялась королева. – Разве я когда-нибудь была разумной? * * * Король был унижен решением суда. Билль провалился. А он все еще связан с этой женщиной. Даже леди Конингем не смогла утешить его. Он плохо себя чувствовал, был слишком толст, у него была корона, но жизнь потеряла свою прелесть.Король оставался в Виндзоре. Ему хотелось побыть одному. Он не испытывал желания ездить по лондонским улицам и терпеть унижение, когда в его карету швыряли грязью, а люди отпускали нелестные замечания в его адрес. Как это все отличалось от того, о чем он мечтал в юности. Тогда он был для них Очаровательным Принцем и, где бы он ни появился, люди аплодировали ему. Его предпочитали унылому старому отцу. Каким замечательным королем он будет! Вот что о нем говорили. И вот он король, прячущийся в Виндзоре, боящийся выехать в столицу, печально вспоминающий полосу скандалов на долгом жизненном пути от малютки принца к принцу-регенту, а затем королю Георгу IV.Как обычно, в конце концов утешила его леди Конингем.Она поменяла мебель в его спальне и призналась ему, что проявила излишнюю смелость.– Меняйте, что хотите, – сказал он ей с обожанием. – Все, что доставляет вам удовольствие, доставляет его и мне.Она сидела возле него, и они играли в карты, раскладывали пасьянс. Она сказала:– Я слышала, люди больше не расположены к королеве так, как раньше. Они, конечно, верят, что она была виновна.– Ее приветствуют, где бы она ни появлялась.– Они поют «Иди и больше не греши».– Ну, тогда они изменились.– Они всегда знали, что она виновата, только доказать это было нельзя. Я думаю, люди рады были бы видеть своего короля.– Вы воображаете, что они так же любят его, как вы, – поддразнивал ее король.Но когда они отходили ко сну, он подумал: «Народ переменчив. Может, еще изменится к ней отношение. Их порыв объяснялся тем, что они считали ее гонимой. Это представление о ней навязали ее сторонники».Конечно, теперь-то они понимают, что это не та женщина, которую они хотели бы видеть своей королевой. А его они хотят видеть королем, несмотря на его тучность – его доктора убедили его бросить носить корсеты, что пошло на пользу его здоровью, но в результате ему пришлось распрощаться с прекрасной фигурой.Настало время провести коронацию. Может быть, стоит сходить в театр и посмотреть, как его примут.– Ваше Величество, вы задумчивы, – сказала леди Конингем.Он погладил ее по плечу.– Как обычно, моя дорогая, – сказал он, – вам удалось успокоить меня. * * * Посещение королем Друэри Лэйн прошло великолепно. Люди были рады видеть его даже потому, что они начинали верить, будто Каролина была виновна в супружеской неверности. Они были благосклонны к нему теперь, ведь он проиграл процесс. Он был величествен и всегда будет таким, выглядел великолепно, импозантно, огромная бриллиантовая звезда сияла на груди.Пора было даровать им коронацию, а уж коронация – это прекрасный повод для пиршеств и шумных попоек, когда все наслаждаются жизнью.Итак, ура королю, и скорей бы его короновали, а уж они-то придут и все вместе споют «Боже, храни короля».Он был глубоко тронут. Он улыбался, махал рукой и выказывал свое удовольствие. Чем явственней он его выказывал, тем больше его приветствовали.Он стоял в своей ложе в Друэри Лэйн, ему устроили овацию. Кланяясь, с рукой у сердца, со слезами на глазах, он любил свой народ. И хотя бы на время они были готовы любить его. * * * Начались приготовления к коронации, и Лондон пребывал в возбуждении.– А как же королева? – спрашивали друг друга люди. – Ее не собираются короновать? Опять беда!Во время выездов короля ему кричали:– А где жена, Георг? – Но спрашивали добродушно, подначивая, и уже не кидались грязью в королевскую карету.Но Каролина, жившая теперь в Бранденбург-хаузе, была полна решимости участвовать в коронации. Она написала письмо лорду Ливерпульскому, где ясно выразила свою волю. Ее Величество стоит перед необходимостью утвердить свое положение в Англии и сообщает лорду Ливерпульскому, что Королева имеет намерение присутствовать на коронации и требует передать прилагаемое письмо Его Величеству. Каролина К. Письмо, на которое она ссылалась, было адресовано королю, и в нем она спрашивала, кого из ее свиты он желает назначить сопровождать ее в день коронации и в каком платье он желает видеть ее.Ливерпульский ответил, что король не желает получать от нее посланий и что ее участие в церемонии коронации не предусматривается.Ответ Каролины был чрезвычайно краток. Королева очень удивлена… и уверяет, что Ее Величество намерена присутствовать на коронации. Королева считает, что это одно из ее прав и привилегий, которые она полна решимости сохранить. Таково было состояние дел в канун дня коронации. Королева решила во что бы то ни стало быть на коронации, король же поклялся, что ее там не будет. * * * Июля девятнадцатый день тысяча восемьсот двадцать первого года! День, когда Его Величество король Георг IV должен быть коронован. Весь предыдущий день, покинув Карлтон-хауз в закрытой карете, он провел в доме спикера парламента. Наутро в Вестминстер-холле собиралась процессия для шествия в аббатство.Когда появился король, раздались возгласы восхищения. Один обозреватель заметил, что король «был погребен в сатине, перьях и бриллиантах». На короля всегда можно было положиться в том, что он всегда сыграет, как требуется в такой торжественный момент. Люди, собиравшиеся на улицах с раннего утра, и не думали, что он их разочарует.Процессию возглавляли королевская цветочница и шесть ее помощников. Они бросали цветы на дорогу, по которой король пойдет в аббатство. Под пологом шествовал король Георг IV, герой этого торжества, и толпа ревела от восторга. Его розовая бархатная мантия, расшитая золотыми звездами, была длиной в девять ярдов, на голове у него красовалась черная шляпа, украшенная страусиными перьями.Люди сходили с ума от счастья. Уж кто-кто, а старина Георг умел устроить хорошее зрелище. Стоило посмотреть даже, как он ступает. Говорят, на земле никто не мог пройти так, как он.Он был королем, и этим все сказано, а если у него и случались скандальные похождения, то разве можно его винить в них?Боже, спаси короля. * * * Шестерка лошадей влекла открытую карету из Бранденбург-хауза в аббатство.– Я еду! – кричала Каролина, глаза ее светились целеустремленностью. – Я сказала, что поеду на коронацию, и никто меня не остановит.Она была накрашена более обычного – это было необходимо, как сказала она леди Анне, потому что лицо ее под белилами и румянами имело странный желтоватый оттенок; в платье кричащих тонов, вся в бриллиантах, она ехала сквозь толпу.– Королева! – кричали люди и бежали за каретой. Они окружили ее, запрудив собой дорогу к аббатству.Что теперь? Все знали, что король запретил ей приезжать на коронацию.Она удивилась, услышав презрительный смех. Ее стали освистывать. Она не могла поверить, что свист предназначался ей. Люди всегда были на ее стороне, ведь ее только что оправдали.Ее предупреждали не ездить в аббатство все, кто желал ей добра. Это расценят как проявление дурного вкуса, говорили ей. В конце концов, это был день коронации короля. Но она не послушалась советов.У дверей аббатства ей преградили путь.– Мадам, никому не разрешается входить в аббатство без приглашения, – сказал ей непреклонный страж.– Я королева!– Никого без приглашения, мадам.Она отступила. В толпе раздался смех. Покраснев под слоем румян, с головой, трясущейся так, что огромная шляпа сбилась набок, она приказала ехать к другому входу.– Нет входа без приглашения.– Я королева.– Нет входа без приглашения, Ваше Величество. Таков приказ.Она стояла в смятении. Боль нарастала. Голос в толпе выкрикнул:– Ступайте домой!Она затравленно оглянулась, как будто хотела сказать что-то, и кто-то завопил:– Поезжай в Комо, наслаждайся там с итальянцем. Милостивая королева, вас мы умоляем,Идите и не грешите боле,Но если это не по силам вам,То хотя бы просто идите. Они издевались над ней. Они ей больше не верили. Полагали, что она виновна, хотя ее оправдали.Друзья были правы. Глупо приехать сюда незваной… Какая глупость, глупость. «Всю жизнь я делаю глупости», – думала она.Она велела ехать домой.Когда карета продиралась сквозь толпу, она услышала презрительный смех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45