— Хотел сделать всем вам сюрприз, — пробормотал Габриэль. — Кэтрин, ты, наверное, устала. Пойдем, я покажу тебе нашу комнату.
— Конечно, — поддержала его Руфь. — А с остальными познакомитесь позже. Могу вас заверить, всем не терпится вас увидеть.
Ее глаза блеснули, а несколько выдающиеся вперед зубы снова обнажились в оскале. Тут вдруг залаял Пятница.
— Еще и собака? — удивилась Руфь. — Значит, вы любите животных… Кэтрин?
— Да, очень. А Пятницу все полюбят, я уверена. — Мне почудилось какое-то движение наверху, и я быстро подняла глаза па галерею.
— Это галерея менестрелей, — объяснил Габриэль. — Иногда мы ею пользуемся, когда устраиваем балы.
— Мы придерживаемся старинных обычаев, Кэтрин, — добавила Руфь. — Боюсь, мы покажемся вам слишком старомодными.
— Что вы! Я уверена, старинные обычаи мне очень понравятся.
— Надеюсь. Когда речь идет о традициях…
В ее голосе послышался сарказм, и я подумала: уж не считает ли она, что я не сумею оценить прелесть традиций, которых придерживается семейство Рокуэлл?
Холодная встреча, оказанная нам Руфыо, усилила мои дурные предчувствия, и я снова задумалась, не было ли у Габриэля каких-то причин скрыть от них нашу свадьбу.
Вошел слуга справиться насчет багажа, и Габриэль распорядился:
— Отнесите все в мою комнату, Уильям.
— Слушаюсь, хозяин, — последовал ответ. Слуга стал подниматься по лестнице, взвалив на плечо мой чемодан, а Габриэль взял меня за руку и повел за ним. Руфь шла сзади, и я спиной чувствовала ее взгляд, не упускавший ни одной мелочи. Никогда еще я не была так благодарна дяде Дику, как в ту минуту. Элегантный дорожный костюм из темно-синего габардина придавал мне уверенности в себе.
На первой площадке лестницы Габриэль указал на дверь:
— Вот вход на галерею менестрелей.
Я надеялась, что он откроет дверь и я увижу, есть ли там кто-нибудь. Я не сомневалась, что видела в галерее какое-то движение. Значит, кто-то из семьи предпочел притаиться там, чтобы исподтишка взглянуть на меня, и не захотел спуститься вниз и поздороваться.
Лестница была широкая и необыкновенно красивая, но в свете керосиновых ламп она казалась полной теней. У меня возникло жутковатое ощущение, будто все Рокуэллы, жившие в доме в последние триста лет, с недоумением провожают меня глазами — меня, неизвестную девушку, которую Габриэль привез, не посоветовавшись со своими родными.
— Мои комнаты на самом верху, — уточнил Габриэль. — Подниматься долго.
— Ты останешься в этих комнатах и теперь, когда женился? — подала голос Руфь.
— Конечно. Разве что они не поправятся Кэтрин.
— Я уверена, что понравятся, — вставила я свое слово.
— Если они окажутся вам не по душе, можно выбрать другие, — посоветовала Руфь.
Мы поднялись на третий этаж, когда перед нами появился молодой человек. Высокий, стройный, очепь похожий на Руфь. Не заметив нас с Габриэлем, он воскликнул:
— Мама, они уже здесь? Ну и как она… — Он осекся, но нисколько не смутился, засмеялся над своей оплошностью и перевел глаза на меня.
— Это Люк… мой племянник, — представил Габриэль.
— Мой сын, — тихо добавила Руфь.
— Рада познакомиться. — Я протянула ему руку.
Он взял мою руку и склонился над ней так низко, что светлые пряди волос упали ему на лицо.
— Удовольствие взаимное, — произнес он слегка нараспев. — Приятно, когда в доме свадьба.
Он очень походил на мать, а следовательно, и на Габриэля. Те же явно аристократические черты, те же на редкость светлые волосы, несколько томный вид.
— Как вам нравится дом? — с интересом осведомился он.
— Она пробыла у нас не больше десяти минут и мало что видела. Да и что можно разглядеть в этом сумраке? — напомнила ему мать.
— Завтра же поведу вас все осмотреть, — пообещал Люк.
Я поблагодарила его.
Он еще раз поклонился и отошел в сторону, давая нам пройти, но затем присоединился к нашей процессии и сопровождал нас до комнат на четвертом этаже, которые, как я поняла, принадлежали Габриэлю.
Мы вошли в круглую галерею, и ощущение, что за мной наблюдают, стало еще более явственным. Здесь висели фамильные портреты в натуральную величину, горело несколько ламп из розового кварца. В их тусклом свете фигуры на портретах казались живыми.
— Ну вот мы и пришли, — объявил Габриэль и сжал мне руку.
В корзинке слабо повизгивал Пятница, словно ему хотелось напомнить о своем присутствии. Наверное, Пятница почуял, что у меня возникло ощущение, будто я попала в темницу и кругом один недоброжелатели. Конечно, уговаривала я себя, это из-за того, что мы приехали в сумерки. Будь сейчас яркое солнечное утро, все выглядело бы иначе. В этих старинных домах всегда царит мрачная атмосфера, а к ночи тени сгущаются и пугают людей, обладающих богатой фантазией. Я оказалась в странном положении: мне предстояло стать хозяйкой этого дома, а еще три дня назад никто здесь даже не подозревал о моем существовании. Нечего удивляться, что мне не обрадовались.
Я постаралась овладеть собой и, повернувшись спиной к портретам, пошла за Габриэлем направо по коридору. Наконец он остановился перед одной из дверей и распахнул ее. У меня дух захватило от восхищения: комната оказалась прелестной. На окнах красовались тяжелые красные шторы из камчатного полотна; в большом открытом камине пылал огонь, а на резной каминной полке белого мрамора горели свечи в блестящих серебряных подсвечниках, заливая комнату мягким светом. Я увидела кровать под балдахином и с занавесками под цвет штор, высокий комод, стулья со спинками, обитыми красной с золотом тканью, и красные ковры с золотым рисунком — все это создавало ощущение тепла и уюта. На столе в вазе стоял букет красных роз. Габриэль взглянул на них и вспыхнул:
— Спасибо тебе, Руфь.
— Большего мы сделать не успели.
— Какая красивая комната! — воскликнула я. Руфь кивнула:
— Жалко, сейчас вы не можете полюбоваться видом из окна.
— Сможет через час, — сказал Габриэль. — Скоро взойдет луна.
Я почувствовала, что мои страхи начинают испаряться.
— Теперь я вас оставлю, — произнесла Руфь. — Распоряжусь, чтобы принесли горячей воды. Обед через сорок пять минут. Успеете?
Я заверила, что успеем, и они с Люком ушли. Когда дверь за ними закрылась, мы с Габриэлем молча посмотрели друг на друга. Габриэль спросил:
— Что-нибудь не так, Кэтрин? Тебе здесь не нравится?
— Потрясающе! — начала я. — Я и вообразить не могла… — Но осеклась. Меня вновь охватило негодование. — Почему ты не сообщил им, что собираешься жениться?
Он покраснел, у него сделался огорченный вид, но я решила докопаться до правды.
— Ну… просто не хотел поднимать шум…
— Шум! — перебила его я. — Я ведь думала, ты ездил сюда оповестить их.
— Так оно и было.
— А когда дошло до дела, не решился?
— Могло возникнуть противодействие. Я этого не хотел.
— Ты хочешь сказать, меня бы сочли недостойной войти в такую семью? — Я знала, что глаза у меня сверкают, так я была рассержена. От разочарования я чувствовала себя несчастной — хорошо же начинается моя жизнь в этом доме! Мной владели обида и глубокое огорчение, так как я поняла: раз нашу свадьбу нужно было держать в секрете, пока она не стала свершившимся фактом, значит, у меня вряд ли установятся хорошие отношения с моими новыми родственниками.
— Боже мой, конечно нет! — решительно воскликнул Габриэль и обнял меня за плечи. Но я нетерпеливо высвободилась. — Они полюбят тебя… как только хорошенько с тобой познакомятся. Они просто боятся перемен. Сама знаешь, во всех семьях так.
— Нет, — возразила я. — Неправда! Они расстроены, это нопятно. Как тебе могло прийти в голову ввести меня в семью без всякого предупреждения? Представляю, что они должны чувствовать!
— Тебе не все ясно, Кэтрин, — умоляюще сказал Габриэль.
— Так объясни! Скажи все. К чему такая таинственность?
Вид у Габриэля стал совсем несчастный.
— Да нет никакой таинственности! Просто я им не сказал, вот и все. Побоялся шума и суматохи. Я хотел жениться на тебе как можно скорее, чтобы мы были вместе и могли насладиться тем временем, что мне отпущено.
Когда он так говорил, весь мой гнев мгновенно улетучивался. Я снова почувствовала прилив нежности, желание сделать его счастливым, избавить от непонятного мне страха, быть может, от страха смерти. Ведь именно повинуясь этому желанию, я и вышла за него замуж. Я смутно догадывалась: его что-то страшит в этом доме, и ему нужен союзник. Уже тогда я решила, что этим союзником стану я. А сейчас я утвердилась в своем намерении, так как, хоть и пробыла в «Усладах» не более получаса, тоже поддалась необъяснимому страху.
— Пятница так и сидит в корзине, — спохватилась я.
— Я выведу его погулять.
Габриэль открыл корзинку, и Пятница с лаем выскочил из нее, радуясь, что снова на свободе. Раздался стук. Я резко обернулась: стучали не в ту дверь, в которую мы вошли. И тут я заметила, что в комнате две двери.
Кто-то с явным йоркширским акцентом объявил:
— Горячая вода, хозяин!
Дверь захлопнулась прежде, чем я успела разглядеть говорившего.
— Это бывшая туалетная комната. Я пользуюсь ею как ванной, — пояснил Габриэль. — Увидишь, как это удобно. Только не раздевайся, пока не запрешь обе двери. Может войти кто-нибудь из слуг.
Габриэль надел па Пятницу поводок:
— Надеюсь, Пятница, ты не хочешь потеряться в первый же вечер.
Когда он вышел, я открыла дверь в туалетную комнату и увидела там сидячую ванну, кувшипы с горячей водой, мыло и полотенца. На стене висело большое зеркало в резной золоченой раме, а к раме были прикреплены два золоченых подсвечника, в которых горели свечи.
Я взглянула в зеркало. Мне показалось, что глаза у меня зеленее, чем обычно, но, не повинуясь мне, они отвлеклись от моего отражения и стали обшаривать темные углы у меня за спиной.
Старые дома в сумерках… Может ли быть, что здесь витают призраки тех, кого давно нет в живых? Какие, однако, нелепые мысли приходят в голову молодой здравомыслящей йоркширской даме! Я сняла костюм и принялась приводить себя в порядок после долгого путешествия. Завтра при дневном свете я посмеюсь над своими фантазиями.
В тот вечер мы обедали в красивой комнате на втором этаже.
Габриэль объяснил мне, что в торжественных случаях обед подают в холле в память о прежних днях, когда холл служил столовой.
— Стол в холле ровесник этого дома, — добавил он. — Но когда мы одни, мы обедаем в маленькой и более уютной столовой.
По меркам Глен-Хаус «маленькая столовая» была очень большой. Когда я вошла, шторы были задернуты и на столе горели свечи. Я начинала понимать, что здесь живут по строго заведенному порядку.
За столом нас было шестеро. Собралась вся семья. С Руфыо и Люком я уже познакомилась. А сейчас встретилась с отцом и теткой Габриэля — сэром Мэтью Рокуэллом и мисс Сарой Рокуэлл. По всей видимости, обоим было уже за восемьдесят.
Стоило мне взглянуть на сэра Мэтью, и у меня сразу отлегло от сердца — он явно обрадовался мне. Он был очень высокий, правда, слегка сутулился. Совершенно седая шевелюра поражала пышностью, не совсем здоровый румянец вызывал подозрения в чрезмерной приверженности к портвейну, но голубые глаза, глубоко прятавшиеся в складках век, смотрели весело и, можно даже сказать, с озорством.
— Габриэль счастливчик: такая красавица! — воскликнул он.
Конечно, он мне льстил, я вовсе не была красивой и едва ли могла показаться красавицей даже восьмидесятилетнему старцу. Он поднес мою руку к губам и запечатлел на ней долгий поцелуй. Я увидела, что возраст не мешает ему быть галантным. Он производил впечатление человека, привыкшего наслаждаться жизнью, и, по-видимому, надеялся, что молодые члены семьи будут следовать его примеру.
— Вы должны сесть рядом со мной, — заявил он. — Я хочу смотреть на вас, а вы расскажете, что думаете о своей новой семье.
Так что за столом я сидела с ним рядом, и время от времени он склонялся ко мне и похлопывал меня по руке.
Тетя Сара была совсем другая, хотя и ее отличали характерные для всех Рокуэллов черты лица, светлые волосы и брови. Ее голубые глаза блуждали. Она казалась озабоченной, словно всячески старалась попять, что происходит вокруг, но смысл происходящего от нее ускользал. Я подумала: пожалуй, она даже старше своего брата.
— Сара! — прокричал сэр Мэтью. — Это моя новая дочка!
Сара кивнула ему и улыбнулась прелестной в своей наивности улыбкой. Я пожалела, что не встретила этих стариков первыми. Тогда бы я непременно почувствовала тепло при вхождении в дом.
— Как вас зовут? — спросила Сара.
— Кэтрин.
Она кивнула, и во время обеда, когда бы я ни подняла глаза, я ловила на себе ее взгляд. Сэр Мэтью захотел узнать, как мы с Габриэлем познакомились и почему так быстро решили пожениться. Я рассказала ему про Пятницу.
— Уж эти цыгане, — покачал он головой. — Они жестоко обращаются с животными. Я их к себе не пускаю. Однако должен признать, что день, когда Габриэлю вздумалось поскакать по той дороге, оказался для него поистине счастливым.
— Он вечно куда-нибудь исчезает… — вставил свое слово Люк. — Ускачет на своей лошади, и мы не имеем представления, где он и когда вернется.
— Ну и что? — возразил Габриэль. — Только так и можно устроить себе праздник. Ненавижу всякие планы. А то размечтаешься о каких-то удовольствиях, а потом разочаруешься. Нет! «Спеши туда, куда тебя влечет душа!» — вот мой девиз.
— На этот раз он тебя не подвел, — улыбнулся мне сэр Мэтью.
— Я покажу Клэр свои вышивки, — пробормотала, глядя на меня, тетя Сара. — Они должны ей понравиться.
Наступило короткое молчание. Потом Руфь спокойно сказала:
— Это не Клэр, тетя Сара. Это — Кэтрин.
— Да-да, конечно… — согласилась Сара. — Вы любите вышивать, дорогая?
— Люблю, но я плохая рукодельница. Не очень-то лажу с иглой.
— И не надо, — отозвался сэр Мэтью. — Зачем напрягать такие прелестные глазки? — Он наклонился ко мне и прикрыл мою руку своей морщинистой рукой. — Моя сестра немного забывчива. Временами она уходит мыслями в прошлое. — На его лицо набежала тень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39