Тамар поднялась из душной каюты на верхнюю палубу подышать свежим воздухом.
Дети остались внизу с Аннис. Тамар надеялась, что они уже спят. Даже Дик устал за эти два бурных дня.
К ней вышел Бартли, он остановился у фальшборта очень близко от нее.
— Я всегда хотел отправиться путешествовать с тобой, — сказал он, — но не рассчитывал брать с собой твоего мужа.
Она не ответила, но отодвинулась от него. Он взял ее под руку и придвинул к себе.
— Сильный ветер, — сказал он, — высокая качка. Как тебе это нравится, Тамар?
— Еще рано говорить об этом, — ответила она.
— В самом деле рано! — Он приблизил губы к ее уху. — Куда мы отправляемся с тобой, ты и я?
— Думаю, в Новый Свет. Если можно доверять тебе.
— А куда же еще? На развлекательную прогулку? Что нас ждет? Радость? Или убогая бесцветная жизнь?
— Ты, верно, знаешь.
— Я надеялся, что ты задашь тон.
— Я?
Голос его стал резким и злым.
— Шестнадцать лет я страдал. Ты не можешь и вообразить подобный ад, подобные унижения. Этого не случилось бы со мной… если бы не ты. Я мог бы все эти шестнадцать лет провести дома с тобой и нашими детьми. Но твоя гордость и твоя глупость погубили не только мою жизнь, но и твою. Неужто ты думаешь, я забыл это? Неужто думаешь, что я позволю тебе забыть это?
— Ты ушел в море по собственному желанию, — холодно ответила она, — ты сказал, что знаешь, какому риску подвергаешься. Разве моя вина, что турки захватили тебя в плен? Если бы я даже предвидела это, могла ли я выйти за тебя, если я чувствовала лишь ненависть?
— Ты хотела меня. Лишь твоя гордость мешала тебе признаться в этом. Ты гордая и глупая женщина, Тамар, и я никогда не прощу тебе, что ты натворила! — Внезапно в его голосе послышалась нежность. — Что значат эти слезы на твоих щеках?
— Слезы? — сердито воскликнула Тамар. — Это соленые брызги. Я пойду вниз к детям.
— Ты останешься здесь.
— Если я хочу идти, то пойду. Никто не смеет мне приказывать.
— Я приказываю тебе.
— Ах, капитан отдает команду!
— Точно. А того, кто не подчиняется, заковывают в цепи.
— Посмей только заковать меня!
— Если потребуется, закую.
Она расхохоталась, и он засмеялся вместе с ней.
— Ты делаешь вид, что не хочешь остаться, а не можешь заставить себя сдвинуться с места.
— А что твой корабль? Разве тебе не нужно постоянно присматривать, как идут дела?
— Этим занимается команда.
— И каковы твои планы?
— Привести корабль в Новый Свет.
— Я имею в виду тебя… и себя.
Она услышала раскатистый смех.
— Мои планы в отношении тебя мало изменились с тех пор, как я впервые взглянул на тебя.
— Так я жду. Что же будет? Если я не приглашу тебя в свою каюту, ты всех закуешь в цепи? Убьешь их всех? Или отдашь меня туркам?
— Ты подаешь мне идеи, — предостерег он ее.
— У меня есть муж, и он находится в моей каюте, — напомнила Тамар.
— Черт бы побрал этого пуританина! — воскликнул он. С минуту они помолчали, потом Бартли продолжил: — В плену я выжил лишь потому, что, влача кошмарную жизнь, мечтал о жизни другой. Надрываясь на галерах, я воображал, будто скачу по зеленой вересковой пустоши рядом с тобой, будто мы смеемся над тем, как глупы были в юности. Я мечтал о том, как мы подъедем к Стоуку и наши дети выбегут нам навстречу. Я мечтал о жизни, ради которой стоит жить, которой будешь довольна даже ты, дьявольски гордая чертовка с развевающимися черными волосами.
— Я жалею о том, что случилось с тобой, — пробормотала она, — но в этом нет моей вины. Ты виноват сам… сам… Еще в ту пору, когда мне было четырнадцать. Кабы ты был добр ко мне, когда мне более всего была нужна доброта, наша с тобой история могла бы быть иной. Но что толку упрекать друг друга? Что случилось, то случилось; ничто не может нас изменить. Ты жесток и всегда будешь жестоким. Что толку ждать нежности, которую может породить одна лишь доброта.
— Во всем виновата ты! — крикнул Бартли. — Неужто ты думаешь, я не мог поймать тебя? Четырнадцатилетнюю девчонку! Просто я увидел в твоих глазах неподдельный страх и позволил тебе уйти. Что же до тех ночей… Почему я заставил тебя впустить меня к себе? Потому что ты этого хотела. Ты обманывала себя и потому было легко тебя обмануть. Ты думаешь, что всегда будешь убегать от меня? Ты думаешь, я позволю твоему замужеству с этим пуританином встать между нами? Я скажу тебе кое-что, и ты поймешь, что я готов на все. Капитан Флейм вовсе не злодей, он превосходный капитан и достойный человек. Но лишь один на свете капитан должен повести корабль, на котором плывет Тамар. И этот капитан — я. И… так оно и случилось.
Она повернулась и посмотрела на него с изумлением.
— Придет ли конец твоим злодействам? — спросила Тамар.
Бартли многозначительно улыбнулся.
— Конец может быть только один.
Они плыли уже целый месяц, и интуиция подсказывала Тамар, что назревает эмоциональный взрыв.
Все, что делал или говорил Хьюмилити, до крайности раздражало ее, чувства к нему оборачивались ненавистью. Она смеялась про себя, видя, как он борется с собой. Они спали в одной каюте, и Хьюмилити, думая, что она беременна, мучился и желал ее. Тамар слышала, как он молился, лежа на верхней койке, и знала, о чем он просит Бога.
Ей не давали покоя мысли о Бартли. Она чувствовала, что в его руках ее судьба, так же как судьба корабля. Она знала, что он лишь ждет удобного случая.
Бартли унижал пуритан, как только мог, и вся команда следовала его примеру. Когда Хьюмилити подходил к группе моряков, они начинали пересыпать свою речь непристойными словами. А Хьюмилити, исполненный сознанием собственного долга, не обращал внимания на их уколы и изо всех сил старался обратить их в пуританскую веру.
Условия жизни на корабле повлияли на всех, кто к ним не привык. Штормы, страх при виде любого незнакомого судна, однообразная пища, все это, будучи вначале в новинку, в конце начинает раздражать пассажиров.
Дети быстро со всем освоились и чувствовали себя отлично. Они меньше страдали от качки, для них было главным поесть досыта. Пятеро старших детей Аннис — Кристиан, Ристрейнт, Пруденс, Фелисити и Лав нянчили грудных, а Чэрити, Пейшнс, Джошуа, Мозес, Мэтью, Руфь и крошка Мирем играли в игры, в которых Дик всегда был заводилой.
Даже глядя на детей, Тамар тревожилась. Дик подрастал и все больше становился похожим на Бартли, разумеется, не внешностью, а характером и жестами, манерой говорить все напрямик. Дик старался во всем подражать капитану.
Вот и в этот момент Дик играл, представляя себя капитаном. С ним были и другие дети, каждому из них он давал какую-нибудь должность как моряку из своей команды.
Дик, раскрасневшийся, с сияющими глазами громко отдавал приказы. Он стоял, точно как Бартли, широко расставив ноги, и говорил так же, как он, гортанным и чуть хрипловатым голосом.
— Парус! Парус на горизонте!
Аннис тоже смотрела на них. Потом она что-то пробормотала себе под нос и бросила тревожный взгляд на свою госпожу.
— Что тебя беспокоит? — спросила Тамар. — У тебя печальный вид. Можно подумать, будто ты не ждала этого путешествия… годы…
— Я буду рада, когда ступлю на берег, — отвечала Аннис, — на новую землю… Тогда я в самом деле буду рада. Уж слишком долгое это путешествие и до того тяжелое… Ночью я вся дрожу в своей каюте, когда корабль перекатывается с боку на бок и матросы кричат.
— Быстрее догоняйте его! — кричал Дик. — Что стоите разинув рот? Веселее! Или, клянусь, я закую вас в кандалы. Все по местам! Поставить марсель! Отдать ему честь! Откуда ваше судно?
Роуан, которой была дана роль испанского капитана, крикнула:
— Из Испании. А откуда ваше?
— Из Англии! — крикнул Дик. — Дать ему бортовой залп и обогнать! Святой Георг за Англию!
— Да замолчи ты! — воскликнула Аннис. — Ты только и толкуешь про испанцев! Накликаешь беду!
— Все может статься, — презрительно ответил Дик. — Вы должны быть готовы! Сэр Бартли говорит…
Но Аннис с возмущением отвернулась. Ее испуганный взгляд остановился на Тамар.
— Мальчик обожает капитана, — сказала она дрожа.
— Аннис, — спросила Тамар, — что тебя тревожит?
— Вы меня спрашивали и прежде, миссис, это все из-за корабля…
— И капитана?
— Ну да. Из-за капитана и его команды. Ах, батюшки-светы! Не хотела бы я встать на пути сэра Бартли!
— Почему, Аннис?
— Потому что боюсь дьявольского взгляда его пронзительных голубых глаз. Он всегда был бешеным… еще до того, как он попал к туркам, а теперь стал еще свирепее.
— Это тебе кажется, потому что его крик раздается по всему кораблю, — с легкой иронией в голосе ответила Тамар.
— Вот-вот, он такой. Вы думаете, он добр к своим матросам? Вовсе нет. Он — суровый хозяин. А они ему преданы, что бы он с ними ни делал. В нем есть колдовская сила. Я это чувствую… дьявольская сила. И к тому же он насмехается над таким достойным человеком, как мистер Браун. Он приворожил юного Дика… и всех ребятишек. Глаза у них так и сверкают, стоит ему сказать им хоть словечко… Даже если он ругает их, они счастливы, что он позволяет им постоять рядом с ним. Жаль, что его никак нельзя спасти. Это была бы большая победа для праведных и потеря для дьявола.
— Дьявол никогда не выпустит из когтей этого человека! — сказала Тамар.
— Я боюсь всех этих грубых людей. Мне кажется, однажды что-то случится. Вы видите, какими глазами он смотрит на женщин? Некоторые из них, поди, месяцами не видят женщин. А тут столько женщин на борту… А капитан… он не сводит глаз кое с кого…
— Капитан смотрит на всех женщин, — возразила Тамар.
— Но на некоторых по-особенному. К примеру, на Полли Игл.
— Полли Игл!
— Ее первый ребенок не от Томаса Игла.
— Аннис, прекрати сплетничать.
— Хорошо, миссис. Я слыхала, что птицы, которых мы взяли на корабль, вот-вот передохнут. Помета там целые кучи, слабенькие цыплята прямо-таки вязнут в нем…
— Так ты говоришь, капитан и Полли Игл?
— Не теперь, миссис. Это было до нашего отплытия. Ведь вы сами знаете, волосы льняные, глазки голубые… Да, не теперь… Нынче капитан не сводит глаз лишь с одной…
— Ну, давай, продолжай…
— Это-то меня и пугает, миссис. Его глаза на загорелом лице так сильно сверкают. А как он обходится с мистером Брауном! Худо это. И я вижу, что это значит.
— Ты видишь слишком много, Аннис.
— Может, так оно и есть, только я прошу вас поостеречься. Нельзя играть с таким достойным человеком, как мистер Браун. И негоже вам играть с таким худым человеком, как сэр Бартли. Когда вы начинаете играть с такими мужчинами… ничего хорошего из того не выйдет. Вот я и боюсь, миссис, кабы не вышло худо!
— Неужто ты думаешь, Аннис, что я не сумею предотвратить ссору между ними?
— Нет, миссис. В вас есть колдовская сила, но и у Бартли она есть. Он объездил весь свет и повидал то, чего мы не видели. Я слыхала, что эти люди чудом спаслись, убежав из тюрьмы… чудом, да и только. Я смотрела на него, когда он кричал на своих людей. Этим кораблем управляет сам дьявол! Вот я и спрашиваю себя: неужто он продал душу нечистому за то, что тот вызволил его из плена?
— О нет! — крикнула Тамар. Она внезапно расхохоталась. — Он продал душу нечистому еще до того, как попал в плен к туркам.
Мимо них пробежали дети.
— Качай насос! Нас пробило насквозь. Корабль горит!
Тамар посмотрела на них невидящим взором, она думала о дьявольском огне, который светится в глазах Бартли.
— Слава Господу! — завопил Дик. — Огонь потушен. Позаботьтесь о раненых. Матросы! Вымыть палубу! Починить паруса и ванты! Заделать пробоины! С нами святой Георг!
«Скоро что-то должно случиться, — подумала Тамар, — это нечто надвигается все ближе и ближе».
Когда многие пассажиры заболели, Тамар стала помогать лекарю врачевать. У нее были отвары и настойки, и многие верили, что она скорее вылечит их, чем врач. Многие страдали от слишком соленой пищи, зловонного воздуха в каютах и грязи. Хьюмилити страдал не менее остальных, но он не лежал на койке, а обходил больных, молился вместе с ними, толковал с ними о том, какое занятие они выберут себе в новой стране.
Бартли использовал любую возможность поговорить с Тамар, и его слова служили доказательством того, что он, невзирая на ее замужество, собирается заполучить ее. Временами ей казалось, будто он собирается убить Хьюмилити. Он в своей жизни убил многих, так что значит для него одним больше, одним меньше?
В своих собственных чувствах ей было трудно разобраться. Тамар уверяла себя, что ей жаль Хьюмилити. Он слонялся по кораблю, бледный, изнуренный, думая о страданиях других, а не своих; и это вызывало в ней уважение. И все же, когда она находилась рядом с ним, ей хотелось мучить его, дразнить, вызывать в нем желание и тут же напоминать о положении, в котором она якобы находилась. Он раздражал ее, доводил до бешенства. Она уверяла себя, что ненавидит Бартли, что он плохой человек, жестокий и коварный. И все же, когда тот подходил к ней, ее сердце замирало от радости и билось сильнее. В глубине души она понимала, что присутствие Бартли на борту «Либерти» делало путешествие более интересным и волнующим, хотя и не желала признавать это.
— Ах! — воскликнул он однажды, останавливая ее, когда она проходила мимо с ящиками лекарств. — Тебе не следовало отправляться в подобное путешествие, раз ты ждешь ребенка…
— Кто сказал тебе, что я жду ребенка?
Он нагло усмехнулся.
— Люди говорят. Жена Джона Тайлера знает, Джон Тайлер тоже…
— Я велю Джону Тайлеру и его жене не соваться в мои дела. Что до тебя… так тебе не стоит обо мне заботиться и жалеть меня.
— Я всегда о тебе забочусь. И буду заботиться, пока жив.
— Мой ребенок не родится на этом корабле!
— Откуда ты знаешь?
— Знаю!
— Мистер Хьюмилити продолжает воздавать хвалу Господу за плодовитость его жены! Так говорит Аннис. Но она говорит еще кое-что. Она думает, что ее госпожа ошибается, что она вовсе не беременна.
Тамар густо покраснела.
— О, ты не должна сердиться на этих Тайлеров, — продолжал он. — Они простые, честные люди. Сам Тайлер болтлив, а жена не очень-то позволяет ему распускать язык. Но когда капитан оказывает ему честь, задавая вопросы, ему нелегко удержаться и не ответить на них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36