Обещания представить ее королю Людовику, и завлекательные описания веселой жизни французского высшего света также были безрезультатны. Феба только дрожала, выслушивая очередной довод. Вдова стала умолять Тома приложить все усилия, чтобы уговорить Фебу поехать в Париж, но он добился еще меньших успехов. Юноша пытался убедить Фебу не думать о происшедшем, взять себя в руки и успокоиться.
– Если бы я могла вернуться домой…– с несчастным видом проговорила девушка.
Это глупо, заявил Том, поскольку в Остерби она будет только плакать до конца своих дней. Феба должна забыть о скандале на балу у Каслрогов, хотя, по мнению Тома, лучше было бы написать из Парижа Салфорду письмо с извинениями. После этого она сможет считать свою совесть спокойной, ведь ей все равно долго не придется встречаться с герцогом, если леди Ингхэм снимет дом в Париже.
Однако эта замечательная перспектива оказала на Фебу обратное воздействие. Бедная девушка выбежала из комнаты, заливаясь слезами.
Было решено поручить самому эсквайру убедить ее прислушаться к голосу разума, чего мистер Орде достиг очень просто буквально на следующий день. Он сказал, что Феба должна поехать в Париж ради своей бабушки, которой причинила столько хлопот и неприятностей! Феба должна не показывать своей печали и во всем слушаться ее светлость, леди Ингхэм.
– Я полагаю, – проницательно заметил мистер Орде, – что ее светлость хочет поехать во Францию как ради тебя, так и ради себя. К тому же, должен признаться, что и Тому пора повидать белый свет.
Эти слова решили исход дела. Феба была готова поехать в Париж, если этого желает бабушка, и делать вид, что ее очень радует поездка.
Феба приложила героические усилия не казаться грустной, но ее неестественная веселость могла, как выразился Том, испортить настроение всей компании.
Находясь в обществе внешне жизнерадостной Фебы и унылой Мукер, вдова вполне могла отказаться от идеи поехать в Париж, если бы не поддержка молодого мистера Орде. Том согласился отправиться заграницу и теперь занимался приготовлениями к отъезду с такой энергией и радостью, что скоро вдова полюбила его, как родного. Эсквайр, превосходный человек, перед возвращением в Сомерсет немного помог сыну с подготовкой к поездке. Том оформил заграничные паспорта, решил все вопросы с таможней, разработал маршрут путешествия, выяснил расписание отплывающих во Францию пакетботов, разузнал, по каким дням отправляется почта, просчитал, сколько денег понадобится для поездки, и выучил наизусть самые распространенные французские фразы, какие, по его мнению, могут пригодиться в первую очередь. Его неразлучным спутником стал туристский путеводитель, и Том при каждом удобном случае доставал из кармана кучу проспектов.
Молодой мистер Орде довольно быстро обнаружил, что задача сопровождения леди Ингхэм в путешествии вовсе не являлась такой уж простой. Ее светлость предъявила организатору поездки множество требований и чуть ли не каждый час меняла свои планы. Не успел, например, Том и старый кучер леди Ингхэм выйти от ее светлости, чтобы проверить готовность к путешествию кареты (она содержалась на каретном дворе невозмутимого и терпеливого сына вдовы и занимала довольно много места), как леди Ингхэм решила, что лучше будет отправиться в путь в фаэтоне. Том немедленно поехал нанимать фаэтон, но по возвращении на Грин-стрит обнаружил, что пожилая леди вспомнила одно обстоятельство, не позволяющее ей путешествовать в фаэтоне. Мукер придется занять переднее сидение, а леди Ингхэм, Феба и Том будут вынуждены сидеть за ней, на что она не может пойти.
– Боюсь, – извиняющимся тоном проговорил лорд Ингхэм, – что вы взвалили на свои плечи тяжелый груз, мой мальчик. Моя мать довольно капризна. Смотрите, не позволяйте ей замучить себя до смерти. К тому же я обратил внимание, что вы хромаете.
– О, ничего страшного, сэр! – беззаботно откликнулся Том. – Я только что нанял экипаж, да и нога меня не очень беспокоит.
– Если я могу вам чем-нибудь помочь, – сказал нерешительно лорд Ингхэм, – э… не стесняйтесь, обязательно обращайтесь ко мне.
Том поблагодарил сына леди Ингхэм и заверил его, что все движется согласно плану. Он очень сомневался, что помощь лорда Ингхэма ускорит подготовку к отъезду, так как теперь уже знал, что вдова никогда не слушает советов сына. Тома немного даже уже начала раздражать его неуверенность. Лорд Ингхэм облегченно вздохнул, когда Том отказался от помощи, но решил, что будет несправедливо умолчать о вполне вероятной возможности, что начало путешествия может быть перенесено. В последнюю минуту ее светлость могла решить, что не покинет город без платья, которое еще не прислал портной или какой-либо безделушки, которая была затеряна много лет назад.
– Сэр, – улыбнулся Том, – когда я уходил, леди Ингхэм, заставила слуг перевернуть вверх дном весь дом, чтобы найти какой-то плащ, но вот увидите, мы отправимся в путешествие вовремя!
Лорд Ингхэм только с сомнением покачал головой. Явившись в назначенный день на Грин-стрит, чтобы пожелать своей родительнице доброго пути, он все еще не верил, что путешественники сегодня тронутся в путь. Однако старомодная карета ждала у дверей, доверху нагруженная багажом. Лорд Ингхэм вошел в дом и нашел всю компанию, готовую к отъезду. В последнюю минуту вдова, правда, решила, что в суете забыли ее щипцы для завивки волос. Но Мукер быстро перебрала дорожный несессер и извлекла их с самого дна.
Лорд Ингхэм с уважением посмотрел на молодого мистера Орде, и Том признался ему, что поездка еще вчера находилась на грани срыва. Ее светлость хотела отказаться от путешествия из-за ухудшения погоды.
– Но мне удалось переубедить ее, сэр, и я думаю, что не далее, как в четверг мы уже будем на пакетботе, – с оптимизмом сообщил Том.
Лорд Ингхэм, бросив оценивающий взгляд на мчащиеся по небу тучи, в душе усомнился в удачном начале путешествия, но воздержался от того, чтобы расхолаживать пыл Тома.
Прогнозы лорда Ингхэма были недалеки от истины. Путешествие из Лондона растянулось на два дня, поскольку леди пожелала провести ночь в Кентербери, чтобы не переутомляться. Однако головная боль все равно мучила ее всю дорогу. Поэтому леди Ингхэм прибыла в Дувр не в самом лучшем расположении духа. Едва взорам путешественников предстало неспокойное море, как вдову испугали высокие серые валы с белой пеной на верхушках. Когда же она вышла из кареты, и ветер чуть не сорвал с ее головы шляпку, все решили, что ее светлость сразу же пожелает отправиться назад в Лондон. Однако, когда вся свита продефилировала в гостиницу «Корабельная», леди Ингхэм всего лишь предупредила Тома Орде, что и полк гвардейцев не затащит ее на борт пакетбота до тех пор, пока не стихнет ветер. К счастью, Том заранее заказал для компании номера в гостинице. Когда леди Ингхэм узнала, что ее ждут лучшая спальня и гостиная с каминами, она понемногу пришла в себя. Успокоительное, предписанное сэром Генри Халфордом, за которым последовал отдых и отличный обед, прекрасно восстановили силы пожилой дамы и подняли ей настроение. Однако, когда Том сообщил вдове, что пакетбот в этот день отправляется в Кале как обычно по расписанию, из чего можно сделать вывод, что при переправе через пролив судну не грозит никакая опасность, она обескураживающе ответила:
– Именно этого я и боюсь!
На следующее утро выдалась прекрасная погода, которую знатоки считали вполне подходящей для отплытия. Однако Том сделал открытие, что, по мнению леди Ингхэм, отправляться через пролив можно только в абсолютный штиль. Апрельское солнце освещало море, и леди Ингхэм разглядела на волнах белые барашки. Этого оказалось вполне достаточным для нее основанием, чтобы отказаться выходить в этот день в море. Все попытки убедить ее светлость, что четыре часа легкой качки предпочтительнее длительного пребывания в душной гостинице, закончились тем, что она достала флакончик с нюхательными солями и настоятельно попросила Тома не упоминать в ее присутствии ужасного слова «качка». Леди Ингхэм заявила, что если они с Фебой решили посетить Париж, им придется дождаться спокойной погоды.
Прошло четыре дня. Другие путешественники приезжали и уезжали, а леди Ингхэм с компанией по-прежнему находилась в «Корабельной». Том предупредил главу экспедиции, что о дороговизне этого заведения ходят легенды, и стал всерьез опасаться, что может оказаться совсем без денег, не успев доставить своих дам в Амьен.
Ветер не утихал, и настроение вдовы с каждым днем все ухудшалось. Мукер была довольна, а Том старался не падать духом и много времени проводил в порту. Юноша отличался пытливым умом и дружелюбием, всюду находил массу интересного и скоро уже подробно объяснял Фебе тонкости корабельного дела, без труда различая бригантины, шлюпы, береговые и таможенные суда, стоявшие в гавани.
Леди Ингхэм, уверенная, что всякий порт кишит подозрительными личностями, просто жаждущими ограбить ничего не подозревающего человека, не одобряла прогулок Тома. Поэтому юноше для успокоения ее светлости пришлось передать ей пачку ассигнаций, которые она доверила ему еще в Лондоне. Вдова считала, что лучше бы Том с Фебой совершили восхождение на Уэстерн Хайте (по ее мнению, это бы подняло Фебе настроение), но она была вынуждена признать, что человеку с покалеченной ногой такое вряд ли будет в радость.
Феба немного обиделась, когда бабушка заметила ее плохое расположение духа, ведь она прилагала такие усилия, чтобы казаться веселой. Девушка только один раз попросила разрешения вернуться в Остерби, но этой ошибки оказалось вполне достаточно: леди Ингхэм долго сожалела, что позволила миссис Ньюбэри переубедить себя.
– Я вас очень прошу, мадам, не стоит ехать в Париж из-за меня! – с мольбой произнесла девушка. – Я согласилась на это путешествие по одной-единственной причине: мне казалось, что вы сами очень этого хотите! Не думаю, что и Том так уж жаждет побывать в Париже. Пусть он лучше отвезет нас домой.
На вдову это искреннее признание произвело немалое впечатление. Леди Ингхэм не очень-то привыкла считаться с желаниями других, но Фебу она любила. Ее светлость кольнула совесть, и она живо произнесла:
– Не говори ерунду, моя дорогая! Конечно, я хочу поехать Париж. Мы отправимся в путь, как только установится хорошая погода.
На пятый день незадачливым путешественникам стало казаться, что им на роду написано до конца дней сидеть в Дувре, поскольку ветер вместо того, чтобы стихать, наоборот, усилился и дул с берега. Знакомые моряки уверяли юношу, что теперь долго не будет более подходящей погоды для быстрой переправы через пролив, но Том знал, что бесполезно сообщать об этом ее светлости, тем более, что длительное пребывание на морском воздухе вызывало у миледи разлитие желчи, и она не покидала своей спальни.
Феба, в распоряжении которой оказалась гостиная, уже в четвертый раз пыталась написать письмо Сильвестру, в котором бы удалось соединить искреннее раскаяние, достоинство, благодарность герцогу за всю доброту, но при всем этом не сделать даже намека на возможность новой встречи. К сожалению, четвертый вариант письма ждала участь его предшественников. Девушка смотрела, как в огне вспыхивают и чернеют исписанные листы бумаги, и ей становилось все грустнее и грустнее. Казалось, глупо предаваться воспоминаниям, которые вызывали только боль, главным образом потому, что были слишком счастливыми. Но как только Феба попыталась отвлечься от них и заглянуть в будущее, то самой радужной перспективой ей представилась быстрая смерть. И если так случится, то виновник всех ее переживаний и несчастий, чье каменное сердце и злобный характер она разгадала еще в самом начале их знакомства, всего лишь вскинет свои неповторимые брови и характерным, прекрасно ей знакомым движением слегка пожмет плечами. Герцог Салфорд не будет ни рад, ни опечален кончиной Фебы Марлоу, он просто отнесется к этому безразлично.
От таких мрачных грез Фебу оторвал голос Тома, который громко звал ее с улицы. Она торопливо смахнула слезы, подошла к окну и раскрыла его.
– Ну, наконец-то! – возбужденно воскликнул юноша. – Быстрее спускайся, Феба. В гавани такое происходит! Я не хочу, чтобы ты пропустила потрясающее зрелище!
– Что там стряслось?
– Выходи и сама увидишь! Можешь мне поверить, ты вдоволь посмеешься. Лично я никогда в жизни не видел ничего более забавного.
– Мне нужно надевать шляпу и мантилью, – сказала Феба, которой очень не хотелось выходить из гостиницы.
– О Господи, на улице такой ветер, что ты мигом окажешься без шляпы. Накинь на голову шаль, – посоветовал Орде, – и поторапливайся, иначе мы не успеем.
Решив, что даже сильный и холодный ветер лучше мрачных мыслей, Феба пообещала мигом спуститься. Ей не хотелось повязывать волосы шалью, поэтому она взяла толстый бабушкин плащ с капюшоном, который та хотела надеть на борту пакетбота. Девушка набросила его на плечи и стала торопливо рыться в ящике в поисках перчаток. Внезапно кто-то произнес ее имя, и Феба чуть не подпрыгнула от испуга.
– Можно мне поинтересоваться, мисс, неужели вы собираетесь выйти на улицу?
Феба быстро оглянулась и воскликнула:
– О, Господи, как же вы меня напугали, Мукер. Я и не слышала, как вы вошли.
– Не слышали, мисс? – переспросила Мукер. Служанка стояла на пороге, театрально сложив руки на груди. – Так вы собираетесь выйти на улицу, мисс?
Голос служанки леди Ингхэм сильно напоминал тон тюремщика и рассердил Фебу. Девушка слегка покраснела, но ответила совершенно спокойно:
– Да, я хочу прогуляться.
Мисс Марлоу знала, что Мукер ревнует ее к хозяйке и поэтому недолюбливает, но обычно это вызывало у Фебы скорее жалость, чем осуждение.
– Могу я спросить, мисс, знает ли ее светлость о вашем намерении прогуляться?
– Спросить-то вы можете, но я не понимаю, с какой стати вы должны это делать! – ответила Феба, начиная не на шутку сердиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52