Фанни была вся на взводе, ощущая на себе пару дюжин глаз, и только прошипела раздраженно:
– Не надо!..
Стэси казался несколько огорошенным:
– Но, Фанни, мне же надо поговорить с тобой!
– Не сейчас! – повторила она. – Я не могу… Здесь столько людей… Пожалуйста, не дергай меня! У меня так болит голова!
Улыбка на его губах погасла.
– Ну что ж, я понимаю, в чем дело… Смелость все-таки оставила тебя, и ты вовсе не любишь меня так сильно, как я думал…
– Нет, нет, клянусь тебе, нет! Просто нам нельзя тут разговаривать!
– Но – где же тогда?
– Ой, ну я не знаю!
Фанни с ужасом увидела, как он хмурится, и торопливо продолжила:
– Завтра в саду! В два часа! Тетя Селина будет в это время в постели, а Эбби всегда навещает старую миссис Нибли по пятницам, и я смогу встретиться с тобой так, чтобы миссис Гримстон не узнала… А теперь – ни слова больше, Эбби на нас смотрит!
Фанни повернулась прочь. Боль в голове нарастала волнами, так, что девушка почти теряла сознание. Она на кого-то наткнулась:
– Ой, простите, пожалуйста!
Чья-то ладонь легла ей на плечо.
– Фанни! Что с вами? Вы больны!
Это был Оливер Грейшотт.
– Ах, это вы! – воскликнула Фанни, благодарно приникая к его руке. – Но я не больна. Просто голова болит – ужас как!
– Вам надо лечь в постель, – обеспокоенно заметил он.
– Ну что вы, как можно? Я поломаю всю вечеринку!
– Вовсе нет. Никто даже не заметит, если вы пойдете к себе в спальню. Наверно, у вас мигрень, у меня у самого такое бывало, и я знаю, что лучше всего при головной боли прилечь. Может быть, мне найти Лавинию, чтобы она вас проводила?
– Нет, ради бога! Мне не так уж плохо ! Няне лучше знать, что делать… Только не говорите моим теткам ничего, а то они перепугаются!
– Ну конечно.
Оливер проследил, как Фанни вышла из залы, а затем подошел к своей матери, которая беседовала с Кэнон Пинфолд. Улучив минутку, он шепнул матери, что Фанни ушла с сильной головной болью, но предупредил, чтобы мама никому не говорила. Миссис Грейшотт заверила сына, что скажет только Эбби, потому что совершенно уверена, что та ничуть не будет тревожиться.
– Она мне сама сказала, когда я заметила, что Фанни плохо выглядит: наверно, говорит, у девочки болит голова, да только глупышка никак не хочет в этом признаться.
Со своей стороны Эбби выразилась так:
– Действительно, я видела, как Фанни уходила, и очень благодарна Оливеру, что он ее отправил. Я зайду к ней в спальню попозже, когда поднимусь наверх, а до того, думаю, о ней позаботится миссис Гримстон. Назавтра она поправится.
Но Эбби ошибалась. На следующее утро она еще пила в постели горячий шоколад, когда явилась миссис Гримстон и виновато попросила Эбби подняться и посмотреть Фанни как можно скорее.
– Я сразу так и подумала, мисс, – заметила миссис Гримстон с оттенком удовлетворенности. – Нет уж, сказала я себе самой, когда только увидела девочку, нет уж, это не просто головная боль! Это, прости Господи, грипп! Вот что это такое! Он и есть, мисс Абигайль, можете убедиться! И на вашем месте, мэм, я бы немедля послала за доктором, все-таки он иногда случайно угадывает, что прописать больному… Девочка вся горит, тут уж впору думать, не корь ли у нее…
– Конечно нет! – решительно заявила Эбби, вставая. – Уверена, что это просто грипп, ничего более.
– Дай-то бог, да только девочка все утро жаловалась, что горло болит… – хлопотливо молвила миссис Гримстон.
– Все правильно, – кивнула Эбби. – Точно так же было и со мной, когда я в прошлом году лежала с гриппом.
Продолжая свои аргументы против оптимизма Эбби, миссис Гримстон проворчала:
– Ежели это и грипп, тогда надо постараться, чтобы мисс Селина не заразилась!
– О нет, только не это! – испугалась Эбби. – Если у Селины появится хоть небольшой насморк, мы все пропали! Здесь будет развернут целый полевой госпиталь, да еще придется выписывать врачей из Германии, чего доброго! Нет уж, милая миссис Гримстон, вся моя надежда на вас – изолируйте как-нибудь Селину или… Одним словом, очень прошу! Это очень опасно!
Удовлетворенная тем, что сломила Эбби, старуха продолжала хлопотливо квохтать, следуя в тылу Эбби к комнате больной:
– Да уж я тоже надеюсь, что это только грипп. В округе нынче только о гриппе и разговоры! Но ежели вы послушались бы моего совета, лучше бы все-таки послали за доктором – вы же знаете, какая у нас мисс Фанни…
Эбби отлично знала, какая Фанни. Любая болезнь, появившаяся в радиусе сотни миль от Бата, немедленно поражала девочку, причем в самой что ни на есть тяжелой форме. Сенная лихорадка сваливала ее в постель на месяц. Корь протекала словно предсмертная агония. От скарлатины Фанни мучилась как в адском пламени.
Так что Эбби совершенно не удивилась, когда нашла Фанни с горящим лбом, с воспаленными глазами, ноющую и стонущую от головной боли и неспособную даже пошире раскрыть глаза.
– Бедняжка! – ласково приговаривала Эбби, обтирая ей лицо платком, намоченным в уксусе. – Ну вот. Не плачь, моя хорошая. Сейчас приедет доктор Роутон, он тебе поможет…
– Вовсе я не хочу доктора Роутона! – взвыла Фанни. – Я совсем не больна! Я хочу встать! И я встану!
Эбби пустилась в дальнейшие увещевания Фанни, но, поскольку они не оказали на девочку существенного воздействия, она благоразумно решила оставить больную наедине с миссис Гримстон. Сама она ушла – одеться, привести себя в порядок и переговорить с сестрой Селиной таким тонким и дипломатическим образом, чтобы не вызвать у той подражательного приступа…
Эбби сразу же узнала от Фадли, горничной Селины, что сестра страдает сегодня плохим аппетитом. Когда Эбби вошла в спальню Селины, то обнаружила ее сидящей на постели в глубокой задумчивости и меланхолически окунающей один и тот же сухарик в чашку жиденького чая. Именно эта пища была характерна для Селины в периоды ее депрессии. Селина приветствовала сестру глубоким протяжным стоном, после чего последовал вопрос, не пришел ли уже доктор.
– За доктором, дорогая, послали уже час назад! Он скоро будет! – весело отвечала Эбби. – Не думаю, что он чем-нибудь поможет, но все равно лучше с доктором, чем без доктора. В семь утра миссис Гримстон сунула Фанни порошок от лихорадки, но он не подействовал, так что я велела больше его не давать.
– О нет, нет, не надо, не давай старушке ее уморить! Ведь если у девочки окажется оспа…
– Оспа? – переспросила Эбби с удивлением. – Боже мой, с чего это вдруг? Ты помнишь ведь, что в прошлом году доктор Роутон всем нам сделал прививки? И кроме того, я что-то не слыхала, чтобы в Бате были случаи оспы!
– Верно, дорогая, но кто знает, и потом, Фадли говорила мне, что у тестя ее деверя…
– Ах, Фадли, вот оно что! – со смехом воскликнула Эбби. – Мне следовало догадаться сразу! Конечно, на любую болезнь из медицинского справочника у нее всегда найдется кузина, золовка, деверь, невестка или троюродная прабабушка, которая в этом сезоне заболела именно этой болезнью. Просто удивительно, какая у нее многочисленная и болезненная родня… Нет, не говори ерунды, Селина! Убеждена, что и доктор Роутон не найдет у Фанни ничего, кроме обычного гриппа.
– Ох, милая, почему же ты не послала за доктором Дентом? Я очень невысокого мнения о докторе Роутоне, пусть он в своем роде человек неплохой, но неумный! И ты помнишь, как внимательно, как трепетно отнесся доктор Дент ко мне, когда я лежала с гриппом!
– Да, я все прекрасно помню, дорогая, но я послала за Роутоном, потому что он лучше знает Фанни, – дипломатично объяснила Эбби. – Ты сегодня не собираешься съездить в город? Купить, к примеру, лавандовой воды?
– Ее купит Фадли! – умирающим голосом заявила Селина. – Нет, это утро я надеялась провести спокойно в постели, потому что у меня уже был спазм, и бог знает, что я чувствую в эту минуту! Кроме того, Фадли должна раздобыть немного камфоры, ведь в доме ее нет, а я так часто страдаю от ее отсутствия – ты же знаешь, как часто нынче случаются простуды… Эбби согласилась с этим, но одновременно с ухмылкой заметила, что маловероятно, чтобы человек болел гриппом за один месяц два раза подряд.
– Конечно, обычный человек на это не способен! – согласилась с сестрой Селина, бросая на нее несколько укоризненный взгляд. – Но ведь вспомни, в прошлую зиму я хворала простудой целых три раза, и такие слабые здоровьем люди, как я, имеют право на некоторые исключения из общих медицинских правил!
Эбби нашлась, быстро попросила прощения, поцеловала сестру в щеку и оставила ее в ощущении полного триумфа.
А в своей комнате больная Фанни то требовала немедленно одеть ее для прогулки, то начинала жаловаться на разнообразные боли и недомогания в различных частях тела. Пульс у нее был жесткий и быстрый, кожа – сухая и горячая, и по всему было видно, что лихорадка только набирает силу.
Миссис Гримстон отозвала Эбби из комнаты и сообщила:
– Это самая серьезная болезнь из всех тех, с которыми я сталкивалась у Фанни, мисс Эбби! Жар ее сожжет дотла, кожа да кости – вот что от нее останется! Одно ей радость доставило, когда ее положили в постель. Но потом она начала плакать, ну да я быстренько ей запретила, ведь от этого жар только растет, а дело-то лучше не становится, верно, мэм? А потом ей втемяшилось, что надо непременно потолковать с Бетти о починке ее голубого муслинового платья. Я ей говорю: полноте, мисс Фанни, для этого время всегда найдется! Нечего тащить здоровую Бетти в комнату, где лежит больной гриппом, я с Бетти и сама переговорю!
Прибытие доктора Роутона положило конец этой теме. Доктор был человек на вид бывалый, со всезнающей хитринкой в прищуренных глазах. Он уже выработал у себя нужные манеры для успокоения мнительных дам, чье здоровье внушало им самим хоть малейшие подозрения.
– Так как поживает мисс Вендовер младшая – и старшая? Слыхал я, ее осматривал мой коллега Дент, но он вряд ли разбирается в таких случаях, как и в чем-нибудь вообще, хотя в целом он специалист прекрасный…
Как бы то ли было, Роутон был любимцем Фанни, и Эбби надеялась, что его визит принесет ей пользу.
Он не слишком подробно осмотрел Фанни, после чего дал весьма общие рекомендации относительно ее лечения и, наконец, выразил надежду, что назавтра Фанни станет чувствовать себя получше. Он называл Фанни шутя «мисс Вендифлюшка», а она его в ответ – «доктор Гробтон», и они отлично находили общий язык (показанный ему в прелестном ротике Фанни) до тех пор, пока доктор не объявил, что девочка не должна вставать с постели еще несколько дней; тут она горько разрыдалась.
Однако вскоре Фанни смирилась со своей судьбой, и ее стало клонить ко сну.
Она задремала, и в полусне видела верного Стэси, который ждет ее на свидании в саду, потом – как он обвиняет ее в предательстве, и просыпалась с мокрыми от слез щеками и с бессвязными словами на горячечных губах…
В голове у Фанни не сохранилось четкой картины вчерашнего приема, она помнила только, как обещала Стэси встретиться с ним и что он был разозлен ее нежеланием говорить с ним прилюдно. Еще он сказал, что она его, видно, не любит. Фанни напрягала свои мозги, пытаясь придумать способ передать Стэси записку, но ведь Эбби и нянька были в сговоре против нее и ни в коем случае не позволят ей сделать этого. А Бетти Коннер, которая с радостью согласилась бы помочь ей, к Фанни просто не подпустят. Неужели Стэси уедет из Бата, как и грозился? Ах, как бы ей хотелось объяснить ему, что она не виновата…
Конечно, такие мысли отнюдь не улучшили ее состояния, скорее наоборот. Она уже стала немножко бредить в жару, воображая себя на смертном одре, а рядом – рыдающего Стэси, кающегося, что так ее недооценил при жизни. Эти лихорадочные видения так истощили Фанни, что она уже никуда не хотела идти или передавать записки… Все равно уже слишком поздно, вяло подумалось ей. Теперь жизнь ее погублена, но это уже не имело такого уж большого значения по сравнению с ломотой в теле, раскалывающейся головой и свербящим горлом.
Потом ее разбудила Эбби, и девочка обессиленно прильнула к ее плечу.
– Выпей лимонной воды, милая, пока нянька взобьет тебе подушки, – ласково сказала Эбби.
Фанни отпила лимонаду, после чего кое-как разлепила воспаленные глаза. Взгляд ее сразу же упал на вазу с большим букетом цветов.
– О! – удивленно воскликнула Фанни.
– Видишь, какие прекрасные цветы тебе принесли Оливер и Лавиния! Они зашли узнать, как ты, передавали тебе горячий привет и свои сожаления. Ложись-ка ты еще немного поспи, я посижу с тобой.
Искорка радости, которая уже было вспыхнула в груди Фанни, погасла. Потом, лежа в полусне, ей пришло в голову, что раз уж Грейшотты зашли навестить ее, они наверняка расскажут еще кому-нибудь, что Фанни заболела, и эта весть может какими-то путями дойти и до Стэси. Тогда он поймет, почему она не сдержала слово и не пришла на свидание. Вздохнув с облегчением от этой успокоительной мысли, Фанни зарылась поглубже в мягкую подушку и крепко заснула.
Глава 13
Новость о болезни Фанни действительно вскорости дошла до Стэси Каверли, но вовсе не успокоила его тревогу, которая только нарастала. Когда он околачивался в садах у Сидни-Плейс, ему и в голову не стукнуло, что Фанни заболеет и самым глупым образом сорвет его планы. Не будучи отягощен наблюдательностью, присущей Оливеру Грейшотту, он не заметил накануне пылающих нездоровым румянцем щек девушки, а жалобы на головную боль приписал ее зловредной капризности. И потому первое, что пришло Стэси в голову, – это что Фанни сумели задержать дома бдительные тетки. Сперва это соображение его глубоко опечалило. Но потом, после некоторого размышления, Стэси пришел к выводу, что все произошедшее скорее ему на руку – ведь такая решительная, независимая девушка, как Фанни, станет еще упрямее добиваться того, что ей запрещают, и, значит, ее влечение к Стэси только усилится. Она бросится к нему в объятия, вне себя от ярости на теток.
На следующее утро он отправился погулять вокруг Зала Источников, надеясь встретить там Фанни, которая будет уже готова на все, но ни ее, ни других представителей семейства Вендо-вер он там не обнаружил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31