Очевидно, я ошибался, так как из ваших замечаний и рассказов о его светлости маркизе я с удивлением узнал, что этот злодей относился к вам с уважением и любезностью, удивительными для человека столь ужасной репутации.
В глазах Мэри опять сверкнул насмешливый огонек.
– Уважением и любезностью? – повторила она. – О, нет, сэр. Маркиз был властен, нетерпим, раздражителен и все время повелевал.
– И все же, мадам, это, кажется, не отвратило вас…
– Нет, это меня не отвратило, – согласилась она задумчиво.
– Простите меня, но мне приходится сделать вывод, что вы питаете к лорду Вайделу гораздо более теплые чувства, нежели я предполагал.
Она пристально и серьезно взглянула на него своими серыми глазами:
– Вы ведь уже упоминали о том, что я к нему неравнодушна, не правда ли?
– Но я не знал, мадам, что это зашло так далеко. А если вы это признаете, то не понимаю, почему вы так поспешили расстаться с маркизом?
– Он не любит меня, – просто ответила мисс Чалонер, – и к тому же я ниже его по происхождению. Представьте раздражение его родителей, когда они узнают о его выборе. Обычно такие отцы, как герцог, за подобные поступки лишают своих сыновей наследства.
Мистер Комин был растроган:
– Мадам, благородство вашей натуры столь велико, что я преклоняюсь перед вами.
– Вздор! – последовал резкий ответ мисс Чалонер.
Глава 14
На следующее утро после бала у Сент-Виров мисс Марлинг проснулась поздно, в одиннадцатом часу, и нехотя пила шоколад в постели. Сон совсем не освежил ее, и маленькое личико под чепцом с острыми фестонами кружев выглядело удрученным. Камеристка, увидев госпожу печальной, сделала собственные выводы. Мисс Марлинг закапризничала, выбирая утренний пеньюар, и пожаловалась, что шоколад слишком сладкий. Она первым делом осведомилась, нет ли для нее письма или записки, и не спрашивал ли кто-нибудь ее утром. Услышав в ответ, что ни писем, ни утренних визитеров не было, мисс Марлинг недовольно отодвинула чашку с шоколадом и заявила, что не станет пить такое отвратительное пойло.
Она все еще лежала в пастели, размышляя, написать самой мистеру Комину или не стоит, когда ей доложили, что пришел маркиз Вайдел и хочет видеть ее немедленно.
Мисс Марлинг, которая втайне ждала мистера Комина, так расстроилась, что утренний гость не ее жених, что у нее даже слезы навернулись на глаза. Сердитым, сдавленным от слез голосом она ответила:
– Я не могу принять маркиза. Скажите ему, что я лежу в постели и у меня болит 'голова.
Слышно было, как лакей протопал вниз по лестнице, а через пару минут раздались чьи-то быстрые шаги наверх, и в дверь спальни резко постучали.
– Впусти меня, Джу, – услышала она громкий голос Вайдела. – Мне надо немедленно с тобой поговорить.
– Ладно, входи, —сердито отозвалась Джулиана.
Войдя, маркиз сделал знак камеристке, неодобрительно наблюдавшей за ним, чтобы она оставила его с кузиной наедине. Недовольно фыркая, камеристка удалилась, а Вайдел быстрыми, решительными шагами подошел к огромной кровати и мрачно уставился на Джулиану.
– Слуги сообщили мне, что мисс Чалонер рано утром покинула ваш дом и до сих пор не вернулась, – сказал он, не здороваясь. – Где она?
– Господи милосердный, да откуда мне знать?! – воскликнула Джулиана и, рассерженно взбив кружевную подушку, улеглась поудобнее. – Я же говорила, что она скорее сбежит, чем выйдет за тебя. И, клянусь, я не виню ее, глядя, как ты посмел ворваться в спальню к леди таким ужасным образом.
– Не будь ребенком, – нетерпеливо бросил я маркиз, продолжая хмуриться, – послушай, но я же оставил ее на твое попечение. – Ну и что? Я не могу находиться при ней все время, днем и ночью. Да она и не позволила бы мне этого.
Вайдел проницательно посмотрел на нее:
– О! Вы поссорились?
– Не воображай, что все похожи на тебя и непрерывно враждуют и ругаются, – возразила мисс Марлинг, – если люди ко мне хорошо относятся, я никогда не стану первой ссориться с кем бы то ни было.
Маркиз присел, на край кровати:
– Ну, выкладывай, детка, все по порядку, давай же! Что произошло между вами?
– Ничего, совершенно ничего! – отрезала Джулиана. – Хотя уверена, что теперь Мэри находит меня такой же отвратительной, каким считает и тебя. Но мне абсолютно наплевать, что обо мне думают другие, даже она!
– Я сейчас начну тебя трясти, – пригрозил маркиз, – лучше говори – что произошло между вами?
Мисс Марлинг приподнялась на локте:
– Я не позволю тебе запугать меня, Вайдел! Я вообще ненавижу всех мужчин и считаю их жестокими негодяями! Уходи и ищи свою противную Мэри сам, без моей помощи.
Голос у нее охрип, и Вайдел, в глубине души всегда любивший кузину, обнял ее, утешая, и с несвойственной ему лаской в голосе произнес:
– Перестань плакать, детка. Ну же, что случилось?
Уверенность оставила мисс Марлинг. Она спрятала лицо на груди кузена и, зарывшись в кружева, сказала приглушенно:
– Я хочу домой! Здесь ужасно, в этом Париже, надеюсь, что больше никогда в жизни сюда не приеду!
Вайдел осторожно освободил кружевное жабо из ее стиснутых пальцев.
– Признайся, что ты поссорилась с Коми-ном! Я прав? Ты просто дурочка, Джу! Перестань плакать. Он уехал? Хочешь, я привезу его к тебе обратно?
Мисс Марлинг отвергла это предложение и, отпустив Вайдела, полезла под подушку, выудила носовой платок и вытерла свой покрасневший носик.
– Странно, – произнес вдруг маркиз, задумчиво устремив взгляд на кроватный столбик.
Заметив, как потемнели его глаза, Джулиана быстро спросила:
– Что тебе кажется странным? Прошу тебя, не надо делать такое зверское лицо, Доминик. Ты меня пугаешь.
Он повернулся к ней:
– Я подумал – не имеет ли мистер Комин отношения к исчезновению мисс Мэри Чалонер?
– Какая глупость! – заметила Джулиана. – Зачем бы ему помогать Мэри, скажи на милость?
– Может быть, просто из проклятой услужливости, – нахмурился Вайдел. – А знаешь ли ты, что я застал его здесь вчера вечером? Они стояли рядом и держались за руки.
– Что? Здесь, с Мэри?! – воскликнула мисс Марлинг, и слезы у нее сразу высохли. – Повтори, что они делали?!
– Он держал ее руки в своих, будь проклята его наглость!
– О! – Мисс Марлинг побледнела от негодования. – Ах, вероломное, предательское создание! Она ни словом не обмолвилась мне о том, что приходил Фредерик, хотя и зашла сюда, когда я вернулась с бала, уже перед сном. И еще осмелилась выговаривать мне за ссору с Фредериком! О, я убью их обоих! Держал ее руки в своих! А сам ревновал, что я танцую с Бертраном. Просто неслыханно! Никогда не прощу их, никогда!
Вайдел решительно поднялся.
– Я еду к нему. – И он направился к двери.
– Не убивай его, Доминик, заклинаю тебя! – взвизгнула вслед кузина.
– Ради всех святых, Джулиана, не будь такой идиоткой! – с раздражением отозвался маркиз и исчез.
Отставной камердинер, хозяин апартаментов, где останавливался обычно мистер Комин, открыв дверь маркизу, ввел его в маленький холл. На вопрос о мистере Комине хозяин ответил, что английский джентльмен оплатил счет и отбыл около часа тому назад на почтовом дилижансе.
– Вот как! Один? – спросил маркиз. Камердинер опустил глаза:
– Англичанка, которая пришла к нему утром, в очень необычное для визитов время, мсье, уехала вместе с ним.
Хозяин украдкой бросил взгляд на маркиза и испугался, увидев, как исказилось смуглое лицо господина.
– Уехала с ним? – сквозь стиснутые зубы процедил маркиз. Камердинер невольно отступил назад. – Куда они уехали? Ты знаешь?
– Нет, мсье, откуда мне знать? У леди не было багажа, совсем ничего, но мистер Комин забрал все свои вещи. Он сказал, что не вернется, и отдал письмо, чтобы я отнес его на улицу Сент-Оноре.
Глаза маркиза бешено засверкали.
– Куда именно, в какой дом, милейший?
– Письмо я отнес. Оно адресовано английскому маркизу, мсье, в особняк Эйвонов.
– Уже отнесли! – И Вайдел тут же поспешил к себе домой.
Письмо лежало на столе в просторном холле. Адрес был написан аккуратным почерком мистера Комина. Сломав печать, Вайдел торопливо пробежал глазами строчки.
«Милорд, – писал мистер Комин, – хочу уведомить вас, что моя помолвка с мисс Джулианой Марлинг разорвана. Я имел смелость предложить свою руку той леди, что недавно путешествовала под вашим покровительством. Я нашел уместным и необходимым сообщить вам об этом, потому что вы, милорд, соизволили посвятить меня в свою тайну. Мисс Ча-лонер была настолько любезна, что приняла мое предложение, и мы покидаем Париж немедленно. Мисс Чалонер сознает, какая честь оказана ей вашей светлостью, однако отвергает возможность брака с вами, ибо находит, что с самого начала он обречен стать несчастливым. Поскольку я осведомлен, что это нежелание и отвращение к вашему предложению вам известно, хочу просить вашу светлость оставить свои необоснованные претензии, которые стали настоящей угрозой для мисс Чалонер и вызывают ее сильное беспокойство.
Беру на себя смелость оставаться совершенно покорным слугой вашей светлости,
Фредерик Комин».
Маркиз тихо и виртуозно выругался, к почтительному восторгу застывшего рядом лакея. Немедленно был поднят на ноги весь штат прислуги, и уже через десять минут всех облетела весть, что «дьявольское отродье» срочно снимается с места и, вероятно, к ночи можно ожидать очередного кровопролития. Из приказов, вылетающих один за другим с быстротой молнии из уст его светлости, стало ясно, что маркиз находится в сильном возбуждении и спешит выехать как можно скорее, а когда Флетчеру было приказано разослать слуг ко всем городским воротам, чтобы узнать, не проезжал ли мимо англичанин с молодой леди сегодня утром, уже никто не сомневался в цели путешествия маркиза.
– Будь я проклят, если когда-нибудь видел «дьявольское отродье» в такой ярости, – заметил личный грум маркиза, – а я с ним уже два года.
– Я-то видел его и похуже, – задумчиво промолвил кучер, – но не из-за бабы. Что он в ней нашел? Хочу сказать, что Мантони и та была получше, или, например, помнишь крошку, что была с ним года два назад, как ее звали, Гораций? Красотка, которая швырнула в «отродье» кофейником в припадке ревности?
– Во-первых, я тебе не «Гораций», милейший, – отозвался мистер Тиммс высокомерно, – а во-вторых, в отличие от тебя, я понимаю, что к чему, как и положено личному камердинеру его светлости. Советую больше не проводить отвратительные сравнения между мисс Чалонер и теми потаскухами.
Он поднялся наверх, чтобы собрать большой дорожный чемодан маркиза, и был шокирован известием, что на этот раз не будет сопровождать хозяина. Мистер Тиммс рискнул выразить свое недоумение, но маркиз в ответ лишь нетерпеливо спросил, уж не сомневается ли он в способности своего господина одеваться самостоятельно. Будучи человеком скромным, мистер Тиммс отрицал такое предположение, но про себя именно так и думал. У него перед глазами вставали картины одна ужаснее другой, и это было невыносимо для личного камердинера высокой особы: криво завязанный галстук милорда, его незавитые волосы, небрежность в костюме, мятые рубашки… Когда Вайдел выкинул из чемодана коробочку с пудрой, заячьи лапки и румяна, мистер Тиммс со слезами на глазах стал умолять маркиза принять во внимание его чувства.
Вайдел удивленно рассмеялся.
– Какого дьявола, какое к этому имеют отношение твои чувства? – поинтересовался он. – Положи смену одежды, мои бритвы и халат.
Как уже было сказано, мистер Тиммс по характеру был скромным человеком, даже застенчивым, но когда задевали его профессиональную гордость, он становился необыкновенно храбрым. Вот и сейчас он твердо ответил:
– Милорд, всем хорошо известно, что вашу светлость одеваю я. У меня есть своя гордость, милорд, поэтому мне трудно будет пережить, зная, что вы путешествуете один, среди этих ужасных французов… Такое бесчестье для личного камердинера высокой особы трудно и придумать, я приношу извинения за выражение, милорд, но можно от отчаяния просто перерезать себе горло!
Вайдел, который в это время, наклонившись, натягивал сапог, поднял голову и резко сказал:
– Если ты хочешь, чтобы у тебя был хозяин, которого можно наряжать, как раскрашенную куклу, то тебе лучше уйти от меня, Тиммс. Навряд ли я сделаю тебе честь как господин, потому что терпеть не могу франтовства.
– Милорд, – торжественно ответил Тиммс, – поверьте, если бы я покинул вас, то ни в Париже, ни в Лондоне не смог бы отыскать себе господина, который бы делал честь своему камердинеру больше, чём ваша светлость.
– Ты мне льстишь. – Вайдел начал надевать жилет.
– Нисколько, милорд. Я служил три года у сэра Джаспера Трилоуни, в свое время он считался красавцем. Чего только не было у нас из одежды! Он был джентльмен и в равной степени художник. Но у него был физический недостаток, поэтому плечи на его верхнем платье всегда были подбиты ватой, согласитесь, это некрасиво. А когда он стал наклеивать три мушки вместо одной, я вынужден был его покинуть, потому что должен думать о своей репутации, как каждый порядочный человек.
– Господи! – только и сказал Вайдел. – Надеюсь, мои плечи не оскорбляют твоих чувств, Тиммс?
– Осмелюсь сказать, ваша светлость, что мне редко приходилось встречать такие прекрасные плечи, как у вас. Может быть, в вашем туалете и есть кое-какие небрежности, но уж верхнее платье сидит на вас так, что не к чему придраться самому строгому судье. – Во время своей речи Тиммс помог своему господину надеть сюртук, разгладив складки любящей рукой. – А когда я служил у лорда Девениша, сэр, – продолжал он предаваться воспоминаниям, – мы должны были набивать чулки его светлости опилками, но и тогда ноги лорда не приобретали форму, нужную для модного джентльмена. Хотя все остальное было как полагается: должен признаться, в жизни не видел такой тонкой талии, а в те времена, милорд, сюртуки носили сильно приталенные, с подолом как колокол, для чего подкладывали по краю китовый ус. Но ниже колен лорд выглядел ужасно. Одевать его было невыносимо для человека, стремившегося к совершенству, а опилки хотя и помогали, но не создавали впечатления настоящих мускулов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40