Я молча наклонил голову. В самом деле, оттягивать неприятный момент не имело смысла.
– Только вы… полегче как-нибудь. Понезаметнее…
– Постараюсь.
– Вам это… – Пасечник неуверенно потер руки. – Ничего особого не надо? Ну там трава какая-нибудь, куклы восковые, зеркала… Или еще что?
– Я маг, – напомнил я, – а не колдун.
– Нет, значит? – на всякий случай уточнил он. – Тогда ладно, пойду я…
Воодушевленный, Инор отправился обратно, пританцовывая на ходу. Я сделал несколько шагов в другую сторону, откуда можно было повнимательнее понаблюдать за парой, связанной страшным и злым приворотом. Который мне придется рвать по-живому.
Всего лишь слегка изменить угол зрения, и…
Между Ильмой и Тивеном, словно мохнатые, шевелящиеся волокна, протянулись клубки и петли приворотного заклятия. Черные, шерстяные змеи… У Ильмы меньше, за нее зацеплены лишь крюки и иглы. А Тивен прошит ими как тряпичная кукла. Они свиваются в плотные жгуты, проходя через глаза, через уши, через рот. Через сердце и легкие. Мозг и позвоночник. Пах. Чтобы видел только объект своего желания. Чтобы слышал только ее. Чтобы мог говорить лишь о ней. Чтобы думал о ней. И тело жило для нее. И желало только ее.
Каждое движение Ильмы тянуло за собой нити, заставляя Тивена, как марионетку, дергаться вслед. Взмах руки девушки – рывок жгута. Тивен поворачивает голову и улыбается от счастья.
Все через живое.
Тело парня заходится от нестерпимой боли, но мозг тоже подчинен заклятию, и он не реагирует на сигналы. Рано или поздно это убьет жертву приворота. Все зависит от того, насколько силен человек. Некоторые живут годами…
Была такая пытка у древних, когда человека подвешивали на множестве мелких крючьев, зацепленных за кожу. Так вот это еще хуже.
М-да… Незаметно это разорвать невозможно. Проклятая ведьма была и впрямь редкой силы. Настоящий приворот встречается нечасто. Если исключить откровенное вранье, рассчитанное на простаков, то мелкие ведьмы, как правило, ограничиваются психологической обработкой объектов да плетут сеть притяжений , которые приручают пару друг к другу. А потом уже работает привычка и обычные человеческие чувства.
А здесь… Ну и дрянь.
Музыка примолкла, и разгоряченные танцоры разошлись к столам. Смеющуюся Ильму партнер возвратил мужу. Черные жгуты спружинили и сократились, когда пара сблизилась друг с другом. И стали заметно плотнее. Со стороны казалось, что эти двое сшиты друг с другом грубыми широкими стежками нитью толщиной с корабельный канат.
Еще не поздно отказаться. Потребуется столько силы, чтобы распороть этот жуткий шов, что от моего так и не успевшего восстановиться резерва снова ничего не останется… Впрочем, раз уж взялся, надо хоть попытаться.
По правилам спрашивать разрешения на танец с супругой следовало у мужа. Но не в данном случае. Да и нравы в деревне попроще.
– Разрешите вас пригласить… – произнес я, и одновременно со мной прозвучало справа искаженным осмысленным эхом: «Потанцуешь со мной?»
Ильма, разговаривавшая с матерью, повернула к нам разрумянившееся лицо. Глянула с любопытством и некоторым самодовольством на меня, затем на парня, что подошел следом, опоздав на пару мгновений.
Я тоже мельком покосился на него. Если не ошибаюсь, это тот, который сидел возле двери и сверлил молодую жену Тивена неотрывным взглядом. Решился-таки пригласить ее…
Девушка даже не раздумывала.
– Прости, Мик, – кокетливо произнесла она, – но ты опоздал. Я уже приглашена…
Танцевал я, надо признать, так себе. Тем более эти деревенские танцы, которые словно на век-два отстают от столичных. К тому же танец под перекрестным огнем взглядов – занятие для экстремалов.
Но музыка вела и завораживала, Ильма улыбалась, на щеках играли ямочки…
А на дне карих, древесного оттенка, глаз плескалась мука черная и гибельная, как омут на дне озера. И жили там ночные кошмары и бесконечная боль.
– …Не смотри на меня так. – Голос Ильмы наконец достиг моего сознания. Она уже не смеялась и глядела с напряжением. – Ты пугаешь меня… Кто ты? Ты не из наших…
– Я проездом, – отозвался я. – Твой отец пригласил меня зайти. Он хочет, чтобы я оказал ему… и всем вам одну услугу. Вот только я не уверен, нужно ли мне это делать…
– Что за услуга?
Я смотрел за ее плечо на Тивена. Тот, улыбаясь, не спускал глаз с жены, поворачивая голову как механическая игрушка. А пальцы его беспрерывно, словно сами по себе, впивались в мякоть хлебной горбушки. Драли печеную плоть, скребли, рассыпая крошки.
– Скажи, Ильма, ты и твой муж счастливы?
Лицо девушки на пару мгновений взялось испугом. Словно проступили все до единой пока еще невидимые будущие морщины. Как трещины под нежной глазурью фарфора.
– Д-да… – отозвалась она с запинкой. И уже увереннее: – Да, конечно!
Если бы не это ее почти незаметное замешательство, я наверняка не стал бы вмешиваться. Кто я такой, чтобы решать за них? Но…
– Значит, вы любите друг друга?
– Разумеется. – Ильма задорно усмехнулась. Страх утек из карих глаз, притаился. – А что? Уж не влюбился ли ты в меня сам? – Она потянулась ко мне, опалив прикосновением горячей скулы к щеке, и сказала в самое ухо: – Учти, если соберешься умыкнуть меня у мужа, то берегись еще и Мика!
Ильма весело рассмеялась, откидываясь. От нее пахло медом и сладковатыми духами.
– Я подумаю, – пообещал я.
– А все-таки почему ты спросил?
– Просто интересно… А ты знаешь, что в давние времена, чтобы проверить чувства влюбленных, их сковывали на год короткой цепью…
– Зачем? – Ильма снова перестала улыбаться. И румянец на разгоряченном лице стал выцветать на глазах.
– Немногие выдерживали испытание. Любовь превращалась в ненависть… – Теперь уже я в свою очередь наклонился к ее лицу, проговорив тихо, так, чтобы слышала только она: – Ильма, если вы с Тивеном любите друг друга, то вам ведь не нужны цепи, верно?
Я прикоснулся к своей партнерше и почувствовал, как гибкая спина девушки закаменела. Она споткнулась, ухватившись за мое плечо. Нет, впилась изо всех сил. Танцоры двигались вокруг и мимо нас словно в другой вселенной.
– Что ты делае… – Она не закончила, уставившись завороженно и испуганно. Взгляд остекленел, на приоткрытых губах заблестела нитка слюны.
Время замедлило бег… Огонь течет через пальцы. Заклинание уплотнилось, скользя между перевивами черных жгутов, замкнулось в кольцо и внезапно вспыхнуло золотым.
Обрывки черных волокон, словно разорванные струны, разлетелись в стороны, сворачиваясь в тугие спирали. Ильма качнулась у меня в объятиях безвольно. Широко открытые глаза затопил беспросветный ужас. Люди, стоявшие вокруг, инстинктивно раздались в стороны, хотя ничего заметить не могли. И в образовавшейся прорехе стало видно, что Тивен запрокидывается назад, судорожно содрогаясь всем телом. Лицо его бело, как известка, и обмякло, как квашня, а в глазах все та же черная пустота…
Мертвый приворот распадался, превращаясь в незримую труху. Но на месте входа и выхода заклятия кровоточили страшные раны. И не зажить им еще долго.
Нестерпимо длинное мгновение закончилось, и все пришло в движение.
Ильма начала кричать. Завыла на одной тоскливой ноте, набирая громкость. Слепо глядя куда-то мимо всех. Музыканты, сбившись, прекратили играть. Люди встревоженно всколыхнулись, оборачиваясь. Мать Ильмы кинулась к нам. Но ее опередил пришедший в себя Тивен.
Он одним прыжком метнулся к своей супруге. В бешеных глазах его было словно вскипевшее олово. Прожигало насквозь.
– Ты!.. Тварь!..
Я оттолкнул Ильму в сторону. Тивен обрушился на меня, горячий и тяжелый, будто паровой каток, чудом не сбив с ног. Роста мы были одного, но сын кузнеца оказался не в пример массивнее. Навалившись, он хрипел и молотил воздух руками, пытаясь дотянуться до жены.
Все смешалось.
– Зачем! Зачем ты это сделал! – кричала, заходясь ненавистью, Ильма, пытаясь вырваться из рук матери и отбивая поданный кем-то стакан с водой. – Ненавижу! Ненавижу тебя, проклятый колдун! Кто просил тебя вмешиваться!..
Вода плеснулась, стакан упал на пол, рассыпаясь ярким крошевом осколков.
Исцарапанное, испятнанное неровным румянцем лицо Ильмы исказилось до неузнаваемости. Аглая Блащатая смотрела на меня с угрюмым обвинением.
– Он никогда не вернется! Никогда… Зачем ты… Он мой, мой!..
От визга и духоты ломило виски. Я вышел за дверь, окунувшись в ночной мглистый мрак. Пронзительный и свежий до рези.
Возле дверей дома топтались музыканты, прислушиваясь к творящемуся внутри. На меня посмотрели настороженно и поспешно расступились, давая пройти. У забора тоже толпились люди, обмениваясь впечатлениями:
– Да я давно говорила, что дело нечисто…
– …Так их обоих ведьма-то и свела, чтобы они ей ребеночка родили…
– …От колдовства добра не жди…
– Моя Марика уж больно заглядывается на Антона. Не иначе тоже присушена…
– …Так колдун пришлый сам на них порчу и напустил, чтобы из родителей денежки выкачать…
Я свернул за угол и остановился, прислонясь к стене дома. Из кухонного окна лился теплый желтый свет. Там внутри осталась моя куртка, и надо было вернуться, но делать этого не хотелось. Хотелось выпить.
Внутри кухни скрипнула дверь, выплеснув волну звуков, и словно пеной на ней вскипел отчетливый голос Аглаи Блащатой: «…слышишь? Чтобы не видели мы его больше! Живодера Проклятого…» Дверь стукнула, отсекая шум. Открылась вторая, что вела на улицу.
– А… господин маг, – пасечник, щурясь, вглядывался в темноту, – вы здесь. Как раз кстати. – Он, тяжело ступая, спустился с лестницы. Остановился рядом и вздохнул: – Шумно там очень. На воздухе-то поприятнее будет… Вот, это вроде ваше…
Я забрал у него куртку.
Пасечник добыл из кармана пачку папирос и некоторое время, сопя, пытался отделить одну трясущимися пальцами.
– Долго ее так колотить-то будет? – наконец закурив, спросил он.
– Какое-то время будет… Потом пройдет. – Я не знал этого наверняка, но сказать правду не мог.
– А Тивен? Эк его плющило… Будто бесы рвали на части. Отойдет?
– Тоже не сразу. Постарайтесь, чтобы они пореже видели друг друга. Тогда все забудется быстрее.
Инор помолчал, снова покопался в карманах, извлек потрепанный бумажник:
– Вот, это как договаривались. Работу вы свою выполнили справно.
– Извините, незаметно не получилось.
– Да чего уж теперь… Видно, иначе никак нельзя было. Знатно ведьма нам попортила кровушки напоследок. – Он помялся и добавил: – Вы уж тоже не держите на нас зла, господин маг. Жена-то моя в сердцах да от расстройства наговорила всякого. Она так не думает…
– Да, – неопределенно отозвался я. – Конечно.
– Сейчас, сами понимаете, обстановка… Прощайте, в общем, господин маг. Спасибо за помощь.
Смутная надежда на ночлег в тепле и под крышей улетучилась безвозвратно.
Добираться в такой поздний час до шоссе и пытаться поймать попутку бессмысленно. Придется переждать до утра. Только вот где…
Раздумывал я не очень долго. А почему бы, собственно, и нет? Крыша и стены там точно есть. Ночь скоротать можно. Все лучше, чем в лесу под кустом.
Ветер лизнул щеки и уши морозцем. Прошелся вдоль улицы, скрежеща незакрепленными водостоками. Завихрил опавшие листья под ногами. Потревожил ветви засыпающих деревьев. Принес отголоски…
Мне снова почудился лай. Просто собаки? Да, их здесь много…

Поселок с высоты замкового холма казался горстью тлеющих углей. А сами развалины ночью нарастили разрушенные стены и углы, стремясь выглядеть целым и по-прежнему неприступным бастионом, сторожевым постом на границе.
Впрочем, от холода иллюзия не спасала. Внутри постройки, даже там, где сохранилась крыша, было холодно, темно и на редкость неуютно. Всполошенные нетопыри проносились вокруг с тонким писком, задевая крыльями макушку.
Я подобрал корягу и попытался разжечь огонек. Потребовалось некоторое терпение, но деревяшка все-таки принялась, разбавив кромешный мрак жидким светом. Изгнанная за пределы светового круга, тьма стала еще гуще.
А вот и камин… М-да, размер его позволяет затолкнуть туда меня самого целиком. И чтобы его разжечь, потребуется вязанка дров. Да и дымоход наверняка забит. Нет, в большой зале замка ночевать неприятно. Надо поискать комнатку поменьше…
Только я сделал пару шагов по направлению к лестнице, как нечто мягко прикоснулось к ногам с утробным урчанием. От неожиданности я чуть было не выронил свой импровизированный факел. Мне померещилось, что от царящей вокруг тьмы отделился небольшой сгусток и решил познакомиться со мной поближе. Но «сгусток» повернул мордочку, явив два зеленоватых мерцающих глаза… Кошка!
– Ага, – удовлетворенно произнесли от входа, – господин маг. Так я и думал, что вы непременно вернетесь. Снова изучаете достопримечательности?
– Ночь, знаете ли, способствует размышлениям и длительным прогулкам. – Я наблюдал, как сторож приближается и темнота скатывается с него, словно вода.
Штук пять кошек носились вокруг беззвучными, легкими тенями.
– Да, да, – покивал со значением сторож. – А также весьма удобно для всяческого колдовства…
– А с чего это вы взяли, что я маг? Не припомню, чтобы говорил вам об этом при нашей первой встрече.
– Как же, наслышан о ваших подвигах в доме пасечника. – Сторож ухмыльнулся, продемонстрировав щербину на месте левого клыка. – Я ж тоже среди людей живу, а не в этих постылых камнях. У меня и домишко приличный на окраине, как у всех. А сюда я только сторожить хожу…
– Понятно. Но вы ж не думаете, что я тут и вправду собираюсь что-то… – Я сделал неопределенный жест, пытаясь подобрать слова.
– А ежли бы и собирались, я б не возражал. И скажу даже больше… – Сторож приблизился вплотную, обдавая смесью запахов: лук, дым, кошки. Глаза его, отражая огонь гаснущего факела, таили оранжевые искры, придавая взгляду заговорщицкий блеск и страсть. – Я был бы очень даже за, если бы вы, господин маг, и впрямь провели бы здесь какой обряд поопаснее или поселили бы в подвале нашего замка чудище пострашнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75