https://wodolei.ru/catalog/akrilovye_vanny/uglovye_s_gidromassazhem/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Но наш начальник санслужбы узнал о моем ранении и выслал встречу, - на руках понесли, и доктор Абросимов сопровождал меня до самой санчасти…
А. Г. Чоботов родился в Ростовской области, па хуторе Чеботовка, Тарасовского района. Он - комсомолец с 1933 года. Семья его находится в оккупации, на Донбассе. Брат Яков - моряк Черноморского флота, другой брат - Федор, воюет в Севастополе. А. Г. Чоботов работал забойщиком на руднике Сорокино, его не раз засыпало углем, к трудностям и опасностям он привычен. До войны был он в 1-м кавкорпусе червонного казачества потом стал инструктором конного дела в Киевском военном училище связи. Недавно, в разгаре боев вступил в партию…

Пepeд годовщиной войны
15 июня. Лес у деревни Городище
На позициях 8-й армии - тишь. Никаких решительно боевых действий, никакой активизации ни с пашей стороны, ни со стороны немцев. Однако в последнее время, когда немцы стали стягивать к нашему участку фронта все больше резервов, стало чувствоваться, что они готовятся к новой отчаянной попытке взять Ленинград. Неясно: предполагают ли они ударить по Ленинграду в лоб, или замыслили затянуть наглухо петлю блокады, кинув свои войска нa тот участок фронта, который оберегается нашей 8-й армией, то есть полезут сюда, на Жихарево, Лаврово, Кобону, чтоб придавить 8-ю армию к Ладожскому озеру, охватить ее дугой большого радиуса и перервать таким способом всякое сообщение Ленинграда с внешним миром, поддерживаемое ныне через Ладожское озеро.
Все данные за то, что последнее предположение более правильно. Немцы сконцентрировали на фронте против нашего участка много пехоты, артиллерии, до трехсот танков. И потому 8-я армия стала деятельно готовиться к обороне. За прошедшие полтора месяца значительно усилилась артиллерийская оснащенность армии; минометы, противотанковые ружья, пехота пополняют армию с каждым днем. Создан второй оборонительный пояс укреплений. Штабы, их отделы, все тыловые учреждения армии оттянуты в более глубокий тыл. Около двух недель назад началась подготовка к оттягиванию второго эшелона еще далее в тыл, 9 июня должна была переезжать в глубь лесов и редакция, а ряд отделов к этому дню провел там подготовительную работу. Но распоряжение о перемене дислокации второго эшелона было отменено, по соображениям мне неизвестным А подкрепления к нам все подходят, в состав 8-и армии вступил и гвардейский корпус Гагена, снятый с позиций, которые он занимал в 54-й армии…
Во всяком случае, ясно: очень скоро, может быть в самые ближайшие дни, район, занимаемый нашей армией, станет ареною ожесточенных боев, большого сражения за участь Ленинграда, которая, весьма возможно, будет решаться именно здесь…
Потому у всех - напряженность ожидания и мысли о том все ли сделано для достойной встречи врага, все ли сделано для того, чтоб он раскроил себе лоб, сунувшись на нашу армию? Мы не знаем многого, не знаем, конечно, расчетов командования, - мы, маленькие люди войны, можем судить только на основании собственных наблюдений…
Вот так обстоит дело здесь, в Приладожье. А еще из английской радиосводки нам с неделю назад стало известно, что Гитлер имел свидание с Маннергеймом, - неспроста, конечно, имел его! Наступление, котоpoe хотят начать немцы, будет, иметь целью, paздавив нашу армию, сомкнуться с финнами. Другое дело, что из этого у врагов выйдет! Думаю, они будут крепко проучены здесь: ведь мы, конечно, не повторим тех тактических ошибок, какие, примерно в аналогичной обстановке, привели к падению Керчи - событию горестному и печальному, уже имеющему своим последствием новую начавшуюся волну фашистского наступления на Севастополь, о чем Информбюро сообщило впервые 8 июня.
Судьба Севастополя крайне волнует всех нас. Стоически обороняющийся уже столько месяцев подряд, выдержит ли он этот новый, последний, жестокий удар? Нам нужно сделать все, чтоб не отдать Севастополя. Нам нужно во что бы то ни стало не допустить господства фашистов в Черном море, к чему могло бы привести падение Севастополя. Нам необходимо не допустить развязывания германских сил, сконцентрированных сейчас на Крымском фронтe, не допустить, чтобы они могли быть переброшены, как мощное подкрепление, па направление Харьков - Ростов.
Ближайшие дни покажут нам судьбу Севастополя. Хочется верить что героизм защитников Севастополя не пропадет зря!..
Общее удовлетворение вызывают сейчас необыкновенные по своей массовости и разрушительности налеты английской авиации на Германию. Начав крушить германские центры промышленности нападениями тысячи самолетов (одновременно!), Англия, безусловно, не остановится. Эффект от бомбежки Кельна и Эссена очень велик. Эти бомбежки - первая существенная помощь нам, за которой должно последовать открытие союзниками Второго фронта. Что может противопоставить тогда общим нашим усилиям Германия? Думаю, уже ничего. Думаю, теперь она побоится даже применить газы и бактериологию, ибо получила бы то же самое сдачи, в десятикратном размере.
Советскому народу, несущему весь груз войны на своих плечах, надо вытерпеть еще недолго, до этой последней, самой решающей битвы. Если б не Советский Союз, если б не беспримерный героизм его населения и Красной Армии, никогда не удалось бы Англии получить ту передышку, какая понадобилась ей, чтоб окрепнуть и создать вступившие теперь в действие воздушные флоты.

Ровно год!
22 июня. Лес
Итак - год. Откровенно говоря, я все эти дни думал, что утром 22-го могут с новой силой загреметь, загрохотать танки, вся наша армия всколыхнется чтоб отразить наносимый нам в этот день удар… Да и не только я один думал так - в нашей армии поговаривали об этом многие. Судя по разным признакам, командование тоже учитывало возможность этого… Но вот утро 22-го. Все тихо, так же тихо, как вчера и позавчера, и месяц, и два назад. Весь день вчера шел проливной дождь (мокрый до нитки, я вернулся вчера к ночи из Сирокаски и Городища в лес, где расположена редакция, и сижу мокрый сейчас - негде обсушиться).
А может быть, немцы и начали бы наступать, да помешал дождь?
Нет, не дождь причиной такой тишины и не забвение Гитлером этого дня. Причина, конечно, другая. Причина - в слабости врага, в том, что он и хотел бы, да не может сегодня ничего предпринять. Обескровленные, измотанные войной, изверившиеся в победе, гитлеровские войска, в количестве безусловно недостаточном для перехода в наступление, сидят вокруг Ленинграда, зарывшись в землю, стремясь только удержать завоеванное, дотянуть до тех дней, когда Гитлеру удастся оттянуть свои войска с других направлений, чтоб сконцентрировать их здесь, и в последней, отчаянной попытке рвануться на Ленинград. Но удастся ли Гитлеру где-либо на другом участке фронта нанести нам такой удар, чтоб освободить часть своих войск для подкрепления армии, окопавшихся под Ленинградом?.. Будущее покажет. Думаю, теперь уже нет. Не удастся. Не выйдет. Потому что никакой частичный успех на любом другом участке фронта не даст Гитлеру возможности спять с того участка свои войска, ибо нигде Красная Армия уже не отступит так, как отступала год назад. Красная Армия за этот год стала несломимой, тугой пружиной, сила ее сопротивления лишь увеличивается от нажима на нее, и Гитлер знает: стоит ему ослабить нажим - пружина Красной Армии разовьется столь стремительно, что удара ее не выдержит вся фашистская Германия в целом…
Так оно и будет, конечно. Скоро ли?.. Чувствую, скоро. В сентябре? В октябре? В ноябре?
Ну что ж, подождем! Подождем еще, не жалуясь на тяготы войны, на переносимые нами беды, на усталость, на горькие думы, которыми полон каждый из нас, мыслящих. Подождем и будем держаться. Разве я слышал за все эти месяцы, хотя бы от одного человека, высказывание каких-либо малейших сомнений в том, что победим мы? Положа руку на сердце утверждаю: не слышал. Ни намека. Ни даже молчания, в котором подобный намек остался бы невысказанным… Нет. Налицо - другое: полная, безграничная, беспредельная, неколебимая вера в победу. Чуть ли не каждый день слышишь вокруг разговоры: «Когда мы снова будем в Риге…» - или в Киеве, Одессе, Пскове - любом городе из тех, что оккупированы фашистами. «Сколько трудов придется нам положить на восстановление?..» - говорят люди, и опять следует название того или иного пункта, той или иной территории из числа оккупированных врагом. Короче говоря, тема возвращения в родные, ныне захваченные врагом места, тема восстановления их мирной послевоенной жизни, воссоединения рассеянных ныне родных людей, семейств, товарищеских коллективов не сходит с языка всех окружающих меня здесь, в армии.
Все это говорится без аффектации, без расчета на особое внимание слушающих, - нет, гораздо органичнее: просто, постоянно, как-то интимно, Как нечто само собой подразумевающееся.
Много дал бы Гитлер, чтоб иметь в своих войсках хоть сотую долю такой органической веры в победу!
Эта разница между духом - двух сражавшихся сторон сама по себе уже есть наша победа.
Поистине время работает за нас. И само время несет нам победу!

Разведчики
23 июня. Передний край
Болото, болото… Порубанный, пострелянный березнячок, и прямо на хлюпающем мху - палатка. Командир разведроты горнострелковой бригады - в отсутствии. Его замещает военком - молодой политрук Иван Семенович Семенов. Голова политрука забинтована. Он сидит на краешке нар, перед ним чемодан, заменяющий стол.
- Одиннадцатого, - бормочет он, задержав карандаш на одной из клеточек разграфленной бумаги, - ротой уничтожено шестьдесят фашистов…
И аккуратно вписывает: «60».
- Двенадцатого…
И в следующей графе появляется цифра - «30».
Тут раздается голос из-за палатки:
- Товарищ военком, разрешите войти?
И, приподняв полог, в палатку протягивается рука:
- Вам письмо!
- Три месяца письма не было! - отрывается от своей работы политрук, внимательными глазами вглядывается в почерк, вертит конверт в руках, откладывает…
- Вы что же? - говорю я, сидя с ним рядом на нарах. - Почему не читаете?
- Ничего… Работу с вами прежде сделаем!
Но в ясных глазах Семенова подавленное желание, и я предлагаю ему не стесняться, прочесть письмо.
Семенов неторопливо разрывает конверт, читает письмо, все ниже склоняет голову. Что-то неопределимое происходит с его лицом, за минуту до этого простым и спокойным; он отворачивается, он не хочет, чтоб его видели, но я улавливаю дрожание ресниц; глаза политрука щурятся, в них, опущенных, странный блеск!..
Спросить его или нет?
- Из дома?
- Да… Из… из Ленинграда… - В глазах политрука слезы, голос его срывается, но человек он крепкий, он сдерживается, он говорит через силу спокойно: - Сын умер… Пять лет ему… Двое у меня было… Маленький все болел… А выдержал… А этот богатырь…
Семенов больше ничего не может сказать… Молчит. Резким движением руки вынимает из нагрудного кармана любительскую, бледно отпечатанную фотографию. Разглядываю ее: на скамеечке в цветущем саду простоволосая женщина в белой открытой кофточке; на ее коленях худенький, с капризными губами ребенок. У колена - круглощекий, отменной важности мальчуган.
- За Выборгом это… В Антреа… Как раз перед самой войной!
Преувеличенно долго вглядываюсь я в эту карточку:
- А еще есть?
- Нет… Единственная…
Снова мучительная пауза, и я медленно возвращаю фотоснимок политруку, ищу слов ободрения, хочу что-то сказать, и слова не находятся. Семенов понимает это, лицо его опять спокойно.
- Ничего… Это на меня повлиять не может… И… мы, кажется, отвлеклись от темы… Сейчас подборку доделаем…
И быстро-быстро начинает перебирать бумаги, ищет ту, нужную, и нужная бумажка никак не попадается под руку, - он уже раза три дотронулся до нее, но не замечает ее.
- Вот черт! - словно желая оправдаться, серди-
то бормочет он. - После этою ранения памяти у меня нет!
Что, наверное, были контужены? - осведомляюсь я.
Да, и контузило малость, конечно!.. Позавчера… Ничего, осколком мины только зацепило затылок - это пустяк…
Снова ищет бумажку и - неожиданно:
- А мать у меня в плену с июня у немцев! - Наконец выдергивает нужную ему бумажку. - Вот она а я-то ее ищу… Так вот, в комсомол принято…
И тут опять голос из-за палатки:
Товарищ военком, вы доложить приказали… Готовы все!
Ага, готовы… хорошо, я сейчас! - И, обращаясь ко мне: - Группа у меня в тыл фашистский уходит… Разрешите?
Я первый раз в этой роте. Выхожу на болотные кочки, смотрю, слушаю… На хлюпающую грязью тропинку торопливо выходят бойцы, строятся в полном боевом снаряжении.
Политрук быстро обходит другие палатки; голос его раздается то здесь, то там:
- А ну, бегом в строй! А где там Кучуков?.. Кучуков! Давайте бегом! А Калинин, что так долго справляется?.. Узоров, строй людей сразу!..
В ватных куртках с автоматами ППД, с заплечными мешками со свернутыми плащ-палатками, с гранатами, подвешенными у пояса, бойцы - рослые, дюжие, краснощекие парни - строятся на тропинке, среди тонких белых берез.
- Смирно! - командует старший сержант Узоров.
Семенов обходит шеренгу выстроенных бойцов: десять разведчиков, два приданных из соседнего подразделения сапера.
- Ну как, здоровы все?
- Все! - отвечают бойцы.
- Задача всем ясна?
- Нет! - отвечает один из саперов. - Почему?

Разведка уходит в тыл врага. Лето 1942 года.
- Не объяснили мне всего!
- Вообще-то вы знаете, что идете в тыл к противнику?
- Знаю.
- Свои обязанности знаете?
- Знаю! Разминировать поля противника, удалить проволочные заграждения, если встретятся.
- Правильно! - говорит военком. - Задача - Действовать вместе. Они не бросят вас, вы не бросайтe их… Товарищ Узоров, карта, компас, бинокль есть?
- Есть!
- Гранат у кого меньше двух?
- У всех по две!
- Патроны?
- По двести, триста штук!
- Продукты на пять дней у всех есть?
- У всех!
- Оружие проверено?
- Да!
- ППД у всех работают хорошо?
- У всех!
- Плащ-палатки?
- У меня нет! - произносит левофланговый.
- Товарищ Узоров, дать! К выполнению задачи готовы?
- Готовы! - враз отвечают бойцы.
Я пожелаю только одного:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87


А-П

П-Я