https://wodolei.ru/catalog/mebel/penaly/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Ая, выходит, ненастоящий? – проговорил Антон, сдерживаясь.
– Ты? – сказала Лида по-прежнему снисходительно. – Мужчинка ты…
– Да пошли вы все! – гаркнул Антон и рванул с места, аж покрышки взвизгнули.
Он пронесся через площадь, распугивая шарахающихся туристов, свернул у вокзала налево, нырнул под мост и дунул куда-то вверх по Одесской – лишь бы подальше! Чтоб только не видеть понурую стройную фигурку. На шоссе, где гонишь со скоростью 200 кэмэ и ни о чем не думаешь! И ни о чем голова не болит!
«Напьюсь! – подумал с отчаянием Антон. – Наклюкаюсь! Наберусь как свинья! До одурения! И идет оно все к черту!»

Шоссе поднялось на эстакаду, и та, как на цыпочках, пересекла глубокий овраг– широкий, обрывистый, заросший колючим кустарником с меленькими розовыми цветочками. Круча оврага пряталась в зарослях акации, а вдоль него возвышались решетчатые столбы энергоотвода с огромными серебристыми кольцами наверху.
«Погано как…» Еще стыла в душе обида, а чувство вины уже пекло Антона на медленном огне. Самое паршивое, что Лида была права – во всем! – и нечего ей было возразить. Это как раз обиднее всего – слышать от любимой девушки, какой ты ленивый, трусливый, нерешительный, безвольный, инфантильный, – корчиться в душе и молчать! Молчать и быть согласным. Потому что все болючие слова, роняемые яркими, безжалостными губками, оборачивались правдой, только правдой, и ничем, кроме правды. Как приговор.
«Подсудимый Антон Малкович Родин! Вы обвиняетесь в том, что являете собой простеца, лжеца, лодыря, тунеядца, мямлю, труса, скунса, козла, осла, мартышку…» – Нет, кажется, это уже из другой оперы…
Антон мрачно усмехнулся. Лида Мазуренко – девочка из примерной семьи. Ее примерно воспитали в школе. Примерная девочка. Красавица и умница. Вон поступила в Одесский университет. Хоть и со второй попытки, но поступила же! И примерно учится. Вот окончит и станет примерным специалистом. Обязательно окончит. Чего бы ей не закончить? Чтобы Лидочка, да не закончила? И найдет себе примерного мужа. Настоящего! Пчелку. Надо же ей было встретить трутня… Нет, даже не трутня – слизня! Мерзкого, как харчок…
Антоновы экзерсисы по самобичеванию пресеклись накатами свистящего гула. Из многоэтажных туннелей на Юго-Западный фривей выныривали гигантские грузовики-автоматы, какие на пяти, а какие и на семи шасси, без кабин, с коробчатыми капотами, расщеперенными визирами. Выстраивались с отчетливой точностью и перли плотным строем. В просветах между громадными кузовами и зеркально-блестящими цистернами мелькали крутые купола базы энергопитания атомокаров. «Гепард» засопел, сбросил скорость и по широкой спирали рэмпа съехал к базе.
Здесь уже стояло несколько машин – одна приткнулась к номеру мотеля, а три другие были припаркованы возле ремонтных автоматов. Робот-заправщик заливал водородную смесь в бак старенькой «Волги», а водитель – дедок в вышитой сорочке – пискляво призывал его к осторожному обращению.
Разглядев вывеску кафешки, Антон повернул к ней. Он осмотрелся, вышел из машины, затем сделал жест рукой, показывая, куда той стать. Машина послушно развернулась.
«Тут думай не думай, – прикидывал Антон, – а работу искать все равно придется. Вечно это продолжаться не может – я и так уже ползаю по самому дну…» Родин раздвинул двери в кафе – по очереди зачмокали три слоя акустической защиты – и хмыкнул: на место внутренних дверей некий умелец навесил «крылья летучей мыши», как в салуне. Качнув их, Антон переступил порог заведения.
Все как у людей: вдоль легкой перегородки из пластмассы выгнулась дугой стойка бара, рядом блестела никелем киберкухня. Четыре простеньких, тяжелых и крепких стола. На них, ножками кверху, простенькие, тяжелые и крепкие стулья. На большом, в полстены, вогнутом экране выдувал что-то интимное саксофон да рассыпчато шелестели ударные, мерно отбивая такт.
– А вот я вас зелененьким! – сказал кто-то противным жирным голосом. Антон пригляделся. В углу за столиком, устланным зеленым сукном, азартно потирал руки коренастенький циклоид с тремя подбородками – Юрка Рудак, по прозвищу Квочка.
– Ну, щас! – заспорил его партнер, остролицый, усатенький малый. – У меня уже и так два зеленых квадрата! Куда ты мне еще третий суешь?!
– Да-а? – протянул циклоид, смешно вытягивая губы. – А мы тогда желтеньким походим и кра-асненького подкинем… Привет, Антоха! – проверещал он, завидя в зеркале Родина.
– Здорово, – буркнул Родин.
– Играть будешь? Мы только начали!
– Без меня, Юр, – сказал Антон извиняющимся голосом.
– А-а… Ну, ладно. Ходи, Изя, твой ход!
Нацедив в буфете-автомате двойной бурбон, Антон взгромоздился на табурет и нахохлился. Болезненно чувствительный к репримандам, он сильно переживал, все мысли вязли в каком-то тоскливом чаду, даже витал запах гари.
«Ну вот что делать?.. – думал Антон, угрюмо водя потным бокалом по стойке. – Пойти учиться? Это четыре года как минимум. А Лида уже будущим летом кончает. Будет она ждать? С чего бы вдруг? В верности она не клялась, да и нужен ты ей, как собаке пятая нога… Ну что ты за дурак такой? Ну была же возможность! Ну чего бы не выучиться? Вот и сиди теперь… Надо же быть таким идиотом… Правда, что ли, съездить к учителю? Мало ли… Еще рано совсем, успею… А что это даст? Нет, ну правда, что толку? Зачем мне ещё чьи-то назидания? Дал бы мне кто работу, прямо сейчас! А кому ты сейчас нужен – без диплома? Кто тебя где ждет?.. Позвонить бы и сказать: „Лид, я завтра выхожу на работу!..“ Господи, полжизни бы – нате! Ну что, что мне делать?!»
Изрядно отхлебнув, Антон содрогнулся. Гадость какая… Он пошарил глазами за окном и остановил взгляд на смуглом чернявом юноше с миниатюрным пультом управления на шее. «Добытчик! – подумал Антон с неожиданной злобой. – Ах, что вы, что вы! Т-трудяга…»
От стада бесшумно летящих грузовиков внезапно отбился громадный «питер-вестерн», засиял габаритами, как новогодняя елка, и подрулил к чернявому юноше.
Юноша не спешил, но и не отвлекался. Он деловито похлопал по теплому капоту, откинул панель, высматривая порчу, заглянул под массивный хромированный бампер и стал копаться в соузлиях, ковыряться, подтягивать, поправлять, подкручивать… И все это он делал с таким удовольствием и вкусом, что Антона завидки взяли.
…И что-то в нем самом сдвинулось, возникло как бы из ничего. Будто на проржавевшие, закисшие шестеренки плеснули масла. Зубчатые колесики жадно обволоклись скользкой пленкой, заскрежетали и провернулись.
«Съезжу, – решил Антон. – Выйдет там что или не выйдет, а попробовать все равно надо…»

Глава 4


1
Конецполь, Ольвиопольского уезда

Без десяти пять на мутном синем горизонте заяснелись очертания Конецполя – плоские кремовые корпуса, прилизанные веретена тополей и старинная градирня, оставшаяся от разобранного сахарного завода. Только это и было видно – по обе стороны от дороги стояла пшеница выше человеческого роста. «Стоколосовая», пережиток неолита. Ничего, скоро экологи и до этого поля доберутся, запашут и любовно, по травинке, взрастят дикую степь. Прогресс, так сказать. Борьба хорошего с лучшим.
Жара спадала, но было еще душно. Пахло полынью-чернобыльником и чуть-чуть шалфеем. «Ну и где эта школа? – нервничал Антон. – Пора бы уж появиться. А это не к ней ли?..»
Замигали впереди сигнальные световые столбы, и Родин свернул на узкую дорогу к уездному учебному центру. У школьного парка жались, поближе к деревьям, каплевидные геликоптеры. На обширной бетонированной площадке, уставленной пустыми атомокарами, не нашлось ни одного свободного места, и запыленный, зачуханный «гепард» с царапаньем и треском врюхался в заросли колючей груши. Приехали. Крутившийся поблизости кибердворник с энтузиазмом застрекотал и бросился мыть и чистить грязную машину, скрести ее, протирать и наводить глянец.
«Совсем как я, – усмехнулся Антон, – сидит и ждет, пока работа сама к нему явится…»
Вымотанный гонкой по жаре, щуря уставшие глаза, он с наслаждением окунулся в прохладную, пятнистую от солнца тень аллеи. Желтая ровная дорожка повела его через каштановую рощу, мимо стеклянных спален и пестрых коттеджей, мимо прозрачного голубого бассейна с вышкой для прыжков, мимо мастерских, мимо вишневого сада, где Антон впервые увидел детей – очень аккуратные, очень прилежные, мальчики и девочки сидели за партами, расставленными прямо под деревьями, и писали в своих тетрадках, а молоденькая воспитательница ходила от одного к другому и что-то объясняла вполголоса.
– Извините, а вы к кому, сударь?.. – спросил Родина серьезный детский голос. Антон обернулся. На него строго и пытливо смотрел отрок в коротких штанах и в летней рубашке из микросетки. «Типичный инкубаторский», – подумал Антон. Умное, воспитанное дитя. Опрятное и без комплексов. В его возрасте Антон и иже с ним ходили «бить инкубаторских» – отказников из школы-интерната на Богополе. Сколько жестокости было в тех драках на чопорных, подстриженных, причесанных, шампунем мытых улицах! Сколько ярости! И никакого смысла. Ни малейшего! И интернатовские всегда давали сдачи. Теперь они поднимают вечную мерзлоту, водят громадные планетолеты, осваивают абиссаль. Или заняты еще каким-нибудь делом, тоже большим и важным. Все они стали кем-то…
– Ты дежурный? – спросил Антон.
Мальчик кивнул.
– Мне нужен учитель Строев, – объяснил Родин, озираясь. – Он вообше-то здесь?
– Был с утра, – заверил его дежурный. – Пойдемте, я вас провожу.
Они вышли на солнце и двинулись по широкой просеке в густой, в рост человека, сочной траве, глушившей даже абрикосы-дички. Стояла духота, как в парной. От травы шел острый, горький запах.
Мягкая зелень справа мокро захрустела, раздалось глухое басистое мычание, и гигантская пятнистая корова высунула из травы любопытную морду.
– Марта, Марта… – ласково потрепал ее дежурный, задрав руку.
Марта вздохнула, как кит, тряхнула головой и выпучила на Антона большой круглый глаз. Родин постарался обойти «буренку» стороной.
– Ну и скотинища! – сказал он потрясенно. – И тебе не страшно? Три метра в холке!
– Ну что вы, – снисходительно сказал дежурный, – они же добрые! И очень послушные. И потом, мы молока не знаем куда девать! Парного!
Из травы, озабоченно стрекоча, выскочили плоские серебристые киберпастухи на широких, мягких гусеницах и погнали Марту в стадо.
– А вот наша школа!
– Где?А-а…
Школа была двухэтажная, белая с кремовым. Высоченные шелковицы, ивы и яворы загораживали от солнца ее переднюю прозрачную стену.
– Как тебя звать хоть, дежурный? – спросил Антон. – А то неудобно как-то…
– Берталан. Просто Берци.
– А меня – Антон.
– Очень приятно, Антон, – вежливо сказал Берталан.
– Это правда, Берци, – вкрадчиво, с подковыркой, спросил Родин, – что вы учитесь по восемь часов в сутки?
– Кто вам такое сказал? – Берци сделал большие глаза.
– Ну-у… – затянул Антон уклончиво, – люди говорят.
– Если уж на то пошло, – без тени улыбки сказал Берци, – мы учимся по 10-14 часов в сутки, все время, когда мы не дома. Могу я узнать, где учились вы, Антон?
– В 12-й школе, – пробормотал сбитый с толку Родин. – А-а… э-э… ну вот был у вас урок алгебры или там экономики, а что вы делаете после уроков?
– Мы всегда очень заняты, – терпеливо объяснил Берци. – Учимся, ходим в походы, ведем раскопки на древнем кургане – это далеко отсюда, у лимана. Читаем, конечно, Устраиваем концерты и спектакли. Спортом занимаемся. Младшие играют. Но в основном…
– А тебе сколько?
– Пятнадцать скоро. Но в основном мы развиваем свои таланты – смотря, у кого какой. У меня вот способности к технике, только я еще не знаю точно, кем буду – то ли межпланетником, то ли кибернетистом. То ли еще кем.
– Ага, – глупо сказал Антон.
«Развиваем свои таланты», так-то вот. Антон вздохнул. Он почувствовал себя нашкодившим, зареванным первоклашкой, которого старшеклассник волокет к директору. И еще эти дурацкие цветоволосы… Интересно, Берци какого о них мнения? Лучше даже не спрашивать…
Они поднялись на второй этаж, и Берталан заглянул в двери рабочей комнаты «С».
– Антон Иваныч у себя, – сказал он шепотом, глядя на Антона через плечо, – но он разговаривает по видеофону. Я оставлю вас?
– Да-да, конечно, – торопливо закивал Антон и проводил взглядом удалявшегося дежурного. «Дети – наше будущее». Странное какое-то будущее, непонятное. Непривычное какое-то. Даже пугающее. Хотя… Ну, не смолит чадо сие трескучих синтетических сигарет. Не цвиркает слюной под ноги. Не гогочет у подъездов, мешая спать благонравным гражданам. Ну и что с этого? Кто сказал, что именно такое детство обязательно и непременно? Что детям подобает маяться дурью с пеленок, а не развивать свои таланты? Люди говорят? Поймать бы этих людей…
Антон прислушался.
– Сколько?! – донеслось из-за неплотно прикрытой двери. – А-а… Мне послышалось – «два»… Да, двадцать процентов работает. На всю Евразию это… сейчас посчитаю… Четыреста на сто… и на двадцать… получается восемьдесят миллионов человек. Где-где? Ну, нашли с чем сравнивать! В Европах ваших хорошо если процентов десять наберется работающих, да и то… А почему… Да… А почему, вы думаете, мы и вернулись в границы СССР? Именно поэтому… Конечно… Да?! А вы вспомните, на что мы замахивались! Чтобы одна десятая всего населения пошла в преподаватели, даже одна седьмая! Да! Даже так! И чтобы каждый преподаватель работал с небольшой группой учеников, с четырьмя или пятью детьми – и так все десять лет. Вот тогда будет толк! А так… Конечно… Нет а как мы можем внедрять Теорию Воспитания, если не появилось еще мощного социального слоя учителей? Кому ж ее развивать? Ну, так… Я о чем и говорю. А сколько еще реликтового, рептильного в самих школах? Не мне вам говорить об этом… Да, опять проблема. Кругом одни проблемы! А что ж вы хотите, Панас? Время такое! Фронтир! Извините, Панас, ко мне, кажется, пришли. Да… Да… Конечно. Звоните, Панас. Всего хорошего!
Антон отпрянул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56


А-П

П-Я