.. но думал, пройдет лет десять.
– Вы можете хоть раз изъясниться нормально, а не намеками? – нетерпеливо топнул ногой король. – Забудьте про «ваше величество» и говорите со мной как с равным.
– Вы становитесь взрослым, – неожиданно мягко сказал премьер-министр, – причем взрослеете стремительней, чем ваши сверстники... чем я. В свои годы, разумеется.
Король был поражен. Пипер действительно был выбит из седла его заявлением, а на памяти монарха это было впервые. Впервые государственный муж утратил свою обычную невозмутимость, и взгляд его стал несколько сентиментальным. Такой взгляд бывает у сурового отца, который гордится первыми успехами своего отпрыска. У короля не было отца, а у графа не было сына, но в этот момент их звезды стали ближе – откровение снизошло на них. И уже совершенно по-детски Карл спросил:
– Но ведь это было бы неправильно – уводить армию домой из-под почти осажденной русской столицы, не правда ли?
– Да, ваше величество, это было бы неправильно! – твердо ответил Пипер. – Многие сочли бы это трусостью. И в Европе, и у нас дома.
– Ну, трусом-то я никогда не был! – весело сказал король. – Но и пора прекращать роль марионетки в руках англичан и французов. Эти две державы чересчур уверены в своей роли «законодателя мод» и «владыки мира». Пусть сами достают для себя из дерьма каштаны.
– Вообще-то из огня, – поправил Пипер, – но так, как вы сказали, политически вернее.
Устав готовиться к войне, Россия «смутилась». Роптала несознательная часть населения: настоятели монастырей, «добровольно» взвалившие на себя обязательства по снабжению армии продовольствием; роптали помещики, лишенные в канун битвы за урожай части работников (по большому счету, это были самые крепкие крестьяне); роптали купцы, лишенные законного заработка из-за указа государыни о закрытии судоходства на Псковском озере. А когда возроптали призванные в «стройбат» крестьяне, генерал Волков понял – хватит. На закрытом совещании, где присутствовали всего несколько человек из Ставки, он сказал:
– Промедление может нам стоить весьма дорого, господа! Если гора не идет к Магомету, Магомет тут ни при чем. Будем затевать провокацию.
– Это как? – не понял Шереметев.
– Дернем врага за... бейцы! – засмеялся Ростислав Алексеевич. – Пущай нападает!
– А стоит ли? – сомневался старый вояка. – На кой нам на шведа первым лезть?
Военный министр пожевал губами. Необходимо рушить паритет, иначе Репнин с Шереметевым здесь готовы зазимовать. Жалованье идет, что еще солдату нужно!
– Люди роптать начинают, – пояснил он «старикам», – столько средств ушло на подготовку к войне, а где та война? Самое печальное то, что мы никогда к войнам не готовились, все происходило в процессе. Собрали войско, шли за тридевять земель, где благополучно выясняли, что оставили дома заряды к пушкам. Или продовольствие. И это было нормально, но когда загодя начали готовиться, а неприятеля тоже что-то задержало, то вот и начали возникать вопросы от безделья.
– Хуже нет, чем ждать и догонять, – подтвердил Волков, – поэтому придется заставить шведа на нас напасть. Иначе – никак.
– А может... может, Карл и не нападет вовсе! – высказал предположение Борис Петрович.
– Может, и не нападет, – согласился Андрей Константинович, – пока же и мы, и шведы тратим большие средства на прокорм такой оравы. Не спорю, у нас денег больше...
– Да и игумены помогли чем могли, – подхватил Великий Сакелларий, – можно в принципе и зимовать.
Репнин искоса посмотрел на мужицкую харю священника. Черт его знает, как с ним себя держать – чин немалый, почитай всех попов в кулаке держит.
– Что вы, граф, собираетесь предпринять? – спросил он, деликатно покашляв в кулачок.
– Ничего нового, – развеселился Волков, – пошлю полк своих людей, пусть неожиданно нападут на лагерь шведов. Хотя бы на корпус Шлиппенбаха... да, именно Шлиппенбаха! Пока те в темноте разбираться будут, мои бойцы тихо смоются. Карл будет в ярости и непременно на нас нападет.
– А если не нападет? – упрямился Шереметев.
Волков скорчил мину.
– Борис Петрович, ну что вы как недоросль несмышленый? А что, если? Тогда мы на него нападем! Хотя мне и не хотелось бы.
– Почему? – удивленно спросил Басманов. – Вы думаете, нам не хватит сил, чтобы разбить армию Карла?
Граф нахмурился. Предстояло объяснять очень щекотливый момент, где он даже весьма остро спорил со Степановым. Кузьмича не было на заседании – поехал в Софийск проверить, как продвигаются дела у воспитанников академии.
– Во-первых, действительно сил у нас маловато. Пятнадцать тысяч против двадцати пяти (как минимум), а то и тридцати. Во-вторых, мы готовились к обороне. Одно дело – загнать солдата в редут и приказать не пропустить врага. Тут и дурак сообразит. Наступление – дело иное. Оно подразумевает собой слаженность и синхронность действий всех наступающих частей, отработанность маневра, четкие и смелые действия командиров подразделений. Этого всего у нас, к сожалению, нет. Нет! Еще не отработаны до конца механизмы взаимодействия атакующих подразделений... не доведены действия офицеров до автоматизма, в конце концов, наша армия проигрывает шведу чисто психологически. У них ведь синдром победителя! А когда российская армия в последний раз одерживала победу? Напомните мне, господа генералы, я что-то не припомню.
– Ну, Азов же взяли! – не совсем уверенно произнес Репнин.
– Тридцать две тысячи солдат супротив шести тысяч! – фыркнул Волков. – И то с первого раза не взяли. Про крымские походы и вовсе вспоминать нечего! Ославились на всю Европу! Перед этим со шведом воевали – многого добились?
– Правда твоя, Андрей Константинович! – вздохнул Басманов. – Русский человек надувается спесью, точно индюк заморский, а откуда эту спесь берет – неведомо. Разве что огороды у наших некоторых бояр больше той же Голландии, так там одна полынь растет. Вот ты с чего надулся, Борис Петрович?
– Азов мы все-таки взяли? И Керчь таперя наша! – упрямо заявил боярин.
– Вот когда бы ты ее взял, – рассердился министр, – то тебя и в фельдмаршалы не грех было бы произвести. С пушечной пальбой и барабанным боем!
– Борису Петровичу мы доверим одно из самых важных мест! – мигнул Басманову Андрей Константинович. – Его конница будет в засаде за Смольным бором. И в решающую минуту вам будет необходимо смутить шведа, ударив его в тыл.
Шереметев польщенно засопел. Он им всем еще покажет! Хотя его конница звезд с неба не хватает, но ребята дружные. Он каждого знает в лицо и уверен во всех.
– Андрей Константинович, так когда планируется налет ваших сорвиголов на корпус Шлиппенбаха? – спросил Басманов. – Нужно ведь бойцов подготовить, не то они зажирели на позициях.
– Как можно скорее, – ответил генерал, – послезавтра. Завтра подвезти на позиции винные порции, боеприпасы, провести богослужение. Послезавтра на рассвете мы покажем шведу кузькину мать.
В «последний день перед войной» были сделаны последние приготовления: отведены на резервные позиции оставшиеся саперные части, пристреляны ориентиры, дооборудованы на самых высоких деревьях наблюдательные пункты. С вечера ушел в разведку боем полк Муссолини. Бенито получил задачу следующего содержания: не открывая огня, приблизиться к шведскому лагерю и напасть на ту его часть, где располагался корпус генерала Шлиппенбаха, Бесшумно сняв часовых, работать багинетами до тех пор, пока не сыграют тревогу. После чего уходить болотами в сторону Пскова. По прибытии занять позицию на левом фланге обороны.
Командир полка «дуболомов» угрюмо кивнул башкой и отправился выполнять приказ. Басманов встряхнул головой и пожаловался Волкову:
– Будто мертвяки какие! Где вы их откопали?
– Вы верите в жизнь после смерти? – вопросом на вопрос ответил генерал.
– Боже меня упаси! – перекрестился Петр Данилович. – Спросите такое!
– А они верят! – сурово посмотрел Андрей Константинович вслед ушедшему Бенито.
– Кто же они такие? – со священным ужасом прошептал военный министр.
– Моджахеды, – устало ответил Волков, – воины тени.
Рассвет второго августа. Вечнозеленые сосны шумят под легкий бриз, неторопливо меняющий свое направление. Всю ночь с озера он доносил запах цветущей ряски и тины, а сейчас сидящие на озере рыбари почувствуют аромат смолистой хвои. Это значит, что время перевалило за шесть утра. Мычат коровы на недалекой мызе, хрюкают свиньи, орут петухи. Удивительно, как все эти звуки утром легко достигают плацдарма. Возможно, к вечеру зарядит дождь, но не факт. Ведь выпавшая роса покрыла траву обильным слоем, так что у разведчиков, вернувшихся с ночного дозора, одежда промокла до нитки.
– Ну что? – негромко спросил генерал Басманов у командира группы.
– Порядок, ваше высокопревосходительство! – также негромко отозвался поручик Татарин. – С той стороны сначала палили в белый свет, а вот уже пару часов слышно лишь конское ржание.
– Рискнет ли Карл после такого перехода бросить людей в атаку? – сомневался Басманов.
– Не решится, так мы ему в следующий раз еще ливер выпустим! – хмыкнул Волков. – Тоже мне бином Ньютона!
– Это тот математик, что в Англии? – уточнил Петр Данилович. – Что-то вы о нем вспомнили.
– Просто к слову пришлось, – задумчиво ответил Андрей Константинович, – скоро его должны избрать президентом Лондонского королевского общества. И он скорее физик, чем математик?
– Физик? – не понял Басманов.
– Механик, – уточнил Волков, – физика – это наука о природе и связях материального мира. Раньше была под религиозным запретом. Церковь считала ересью беспристрастное изучение мира, созданного Господом.
– А теперь запрет снят? – недоверчиво усмехнулся боярин. – Отчего сие?
Научная беседа была прервана появлением вестового.
– Господин главнокомандующий, шведы идут! – запыхавшись, выпалил он. – В пяти верстах уже!
Волков глянул на наручные часы. Было несколько минут восьмого. Басманов перекрестился:
– Ну, с богом! Андрей Константинович, не пора ли нам перейти на наблюдательный пункт?
– Вы здесь командуете, Петр Данилович, – любезно ответил Волков, – отчего же и не пройти!
Два генерала, одетых в полевую форму образца девяностых годов двадцатого века, прошли на НП, где у стереотруб суетились несколько корректировщиков и наблюдателей. Басманов подошел к персональному прибору и глянул в окуляр.
– Ишь, чертяки, быстро опомнились. Ваш полковник не доносил о подробностях операции?
– Еще успеет! – ответил Андрей Константинович, в свою очередь заглядывая в окуляр.
Наблюдательный пункт был оборудован на самой высокой точке плацдарма – Черном холме. Необходимости в тщательной маскировке его не было, авиации у противника не предполагалось, дальней артиллерии и полковых минометов тоже, а против возможного прорыва в ближайшем логе залегла рота ревенантов. Таким образом, командование чувствовало себя в полной безопасности.
В сильную оптику было видно, как из далекого леса на горизонте появилось множество темных точек. Они рассредоточивались по полю в единую линию, выстраиваясь в боевой порядок.
– Сколько до них? – спросил Волков, нервно сминая березовый листок.
– Около полутора верст, – сообщил один из наблюдателей, вращая ручку дальномера.
– Разрешите, Петр Данилович, по ним с десяток снарядов выпустить! – воскликнул Андрей Константинович, вспоминая давнюю бойню у Днепра, когда пришлось перебить массу татар. – Авось подействует на них!
– Давайте! – разрешил главнокомандующий, которому и самому захотелось посмотреть на залп. – Вестовой, ко мне! Передайте Румянцеву, пусть произведет залп из орудий одного дивизиона. Цель – противник на горизонте. Угостим шведа русской шрапнелью, бегом, юноша!
Немного ниже, на позициях артиллерии, подполковник Румянцев черкал по планшету свинцовым карандашом, высчитывая значения прицела и целика.
– Байстрюков, сколько до цели? – громко спросил подполковник.
Дальномер глянул в окуляр. Затем, тужась, сообщил результат в метрах.
– Три тысячи двести!
– Наводчикам, прицел сто пятьдесят, целик – ноль, трубка – девять! Первый дивизион, приготовиться!
По позициям пошла гулять сдублированная командирами батарей команда, первая команда, которая будет слышна. Остальные станут передаваться сигнальными флажками.
– Огонь! – четко скомандовал Румянцев.
Восемнадцать орудий изрыгнули пламя. Подполковник прильнул к стереотрубе.
– Недолет! – сочувственно сказал он, глядя, как вздыбилась шведская конница.
На дне стакана шрапнельного снаряда находится заряд дымного пороха, нижние слои пуль залиты специальным дымным составом, а остальные пули – смесью канифоли и серы. Возникающее при взрыве облако дыма облегчает пристрелку, так что Румянцеву оставалось лишь слегка подкорректировать значение прицела. Вдобавок он решил на одну секунду увеличить время горения трубки, так как впереди шведов точно не было, а уж в лесу! Куда ни плюнь шрапнелью, попадешь точно в шведского солдата. Или в дерево.
– Прицел сто пятьдесят два, целик – ноль, трубка – десять! – скомандовал он. Стоящий рядом сигнальщик продублировал команду.
– Огонь!
Прильнув в очередной раз к окуляру, Румянцев увидел, как в рядах неприятеля началось хаотичное движение. Так до конца и не выстроенные в боевой порядок шеренги шведов рассыпались. Некоторое количество пехоты повернуло обратно в лес, и там образовалась элементарная давка. Конница же не растерялась и свернула налево. Пустив лошадей в галоп, их командир пытался обойти поле битвы по флангу.
– Шиш вам! – засмеялся в боевом азарте Румянцев. – Приказ второму дивизиону! Прицел сто пятьдесят три, целик – право два, трубка – десять! Огонь!
Выстрелы на опережение остановили быстроногих уланов. Они еще раз повернули влево на девяносто градусов и скрылись в прилеске. Подполковник скомандовал второму дивизиону произвести залп вдогон и молчать – беречь снаряды. Вернувшись к окуляру, он обнаружил, что пехота успела скрыться в лесу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44