Я позаботился об этом, подбросив им несколько доказательств.
– Но я согласился, лишь думая, что Лезбет…
– Молчи и слушай. Как раз об этом никто никогда не узнает. Все, кто был причастен к истории о похищении Лезбет, мертвы. Шумиха вокруг твоей политики уже началась. А теперь еще, пытаясь заключить мир, отправились к праотцам сам император Кротении и Острбург. Причем, обрати внимание, каждый из вас погиб от лирской стрелы, что тоже весьма подозрительно и навевает определенные размышления, – его губы растянулись в змеиной усмешке.
– Будет война, – простонал Уильям. – Клянусь всеми святыми, будет война с Лиром.
– Да, в особенности после того, как будет обнаружено, что Мюриель мертва. Ее семья этого так просто не оставит.
– Но зачем тебе Мюриель? Зачем мои девочки?
– Ты сам их убил, когда сделал своими законными наследницами. Мюриель придется умереть. Безусловно, она красива, и я был бы не прочь сделать ее своей женой, но у нее чересчур сильный характер.
– Чарльз? – наконец разгадал его замысел Уильям.
– Вот именно. Императором станет твой полоумный сын, а я его премьер-министром. Твои дочери, в том числе Элсени, представляют для меня опасность. Они могут оказаться чересчур умны. Слишком многое они переняли от матери. А вот Чарльз – совсем другое дело.
– Понятно, – угрюмо процедил Уильям. Только бы Роберт подошел поближе… – Но если ты собираешься править нашей страной, зачем ты тогда объявляешь войну Лиру? Это по меньшей мере неразумно. И может лишь ослабить тебя.
– Верно, – рассмеялся Роберт. – Ханза никогда бы не победила сильную Кротению, у которой в качестве союзника был бы Лир, пусть даже на троне находился бы такой мямля, как ты. Твои командиры в конце концов повели себя очень мудро, по крайней мере некоторые из них. Однако нынешняя ситуация испугает правителей морских держав и скорее всего спровоцирует войну. Так или иначе, но в предстоящей войне преимущества будут за Ханзой.
– В предстоящей… Ты хочешь, чтобы Ханза покорила Кротению? Ты в своем уме?
– А ты сам не видишь? – прошептал ему Роберт. – Даже если бы ты смог докопаться до причин, пусть самых поверхностных… Хотя все равно, боюсь, уже было бы слишком поздно. А теперь, брат, полагаю, самое время нам попрощаться.
Он подошел к ногам Уильяма и нагнулся, приготовившись схватить их.
– Погоди. Скажи только, как ты собираешься убить Мюриель?
– Это не моя забота. Да и как я могу это сделать? Ведь я здесь, а она в Кал Азроте. Если хочешь знать, я вообще к этому делу не причастен. Им занимаются другие.
– Кто именно?
– Нет-нет, – насмешливо произнес Роберт. – Эту тайну я тебе раскрывать не собираюсь. Скажу только, что это сделают люди, с которыми меня объединяют общие цели. На данный момент времени. – И, облизнув пересохшие губы, он добавил: – Эти люди по своим странным и немного суеверным причинам изъявили желание, чтобы Мюриель умерла. А я лишь воспользовался их легковерностью. Ну а теперь, если ты проявишь немного стоицизма, которым во все времена так славился род Отважных…
Уильям увидел, как Роберт схватил его за икры и протащил по земле несколько дюймов к краю утеса, но король при этом ничего не почувствовал.
– Скажи мне, где ключ? Ведь ты его не носишь с собой.
– Какой ключ?
– Уильям, пожалуйста! Не притворяйся хоть сейчас. У императора должен быть ключ от камеры Узника.
Внезапная надежда закралась в душу Уильяма.
– Я могу только показать тебе, где он находится, – ответил он. – Но рассказать не могу.
Роберт задумчиво погладил бороду, после чего недоверчиво потряс головой.
– Ладно. Я сам его найду. Скорей всего, он в каком-нибудь потаенном уголке твоих покоев.
Он вновь поволок брата к обрыву.
«Святой Фенд, дай мне силы», – мысленно молился Уильям.
– Скажи мне напоследок только одно, Роберт, – попросил он брата. – Что ты сделал с трупом Лезбет?
– Я похоронил его в том самом месте в саду.
Теперь ноги Уильяма уже почти свисали над пропастью. Увидев, что дальше тащить тело брата невозможно, Роберт нахмурился.
– Гм, надо подумать, как это сделать, – пробормотал он себе под нос. – Конечно, не слишком подобает обращаться подобным образом с королем, пусть даже с бывшим, но…
Он повернул безжизненные ноги Уильяма так, что они теперь были вытянуты вдоль края обрыва. До Уильяма донеслись снизу крики морских чаек. Если бы Роберт сейчас толкнул его ноги вниз, они увлекли бы за собой все тело.
– Я имел в виду не место ее погребения, Роберт, – продолжал расспрашивать брата Уильям. – А то, что ты сделал с трупом прежде, чем похоронил. Помимо того, что отрезал ей палец. Такой хитроумный негодяй, как ты, не упустил бы случая поразвлечься с трупом сестры, тем более что ты всегда питал к ней патологическое влечение…
Его речь прервал сильный удар по голове, от которого у Уильяма перед глазами поплыли красные круги.
– Никогда! – вскричал Роберт, спокойствие которого разбилось вдребезги, словно хрупкое стекло. – Слышишь, этого никогда не было! Я любил ее чистой любовью. Испытывал к ней самые чистые чувства…
– Ну да, конечно. Лучше скажи, чистейшую похоть поганого жеребца.
За этим последовал еще один удар ногой, но на этот раз Уильям сумел схватить ее и резануть по икре кинжалом. Взвизгнув от неожиданной боли, Роберт упал коленом на грудь брата. Тот издал душераздирающий вопль и, сделав над собой невероятное усилие, приподнялся и вонзил нож в сердце Роберта.
Кинжал вошел в тело по самую рукоять.
Роберт изо всех сил толкнул брата, и Уильям потерял ощущение собственного веса, потому что на какой-то миг оказался в воздухе. Он еще царапал по скалам ногтями, пытаясь удержаться, и даже на миг умудрился нащупать какой-то уступ… но зацепиться за него не смог – руки были слишком слабы.
Приземлившись на острые скалы, Уильям не почувствовал никакой боли. Брызги моря, смешанные с соленой кровью, окропили ему лицо.
В этот миг он вспомнил о Мюриель.
В глубине его сознания уже звучала траурная песнь тех, кто с нетерпением ожидал прихода короля в загробный мир. Утешало его только то, что он разделался с Робертом. Уильям закрыл глаза, и ветер тотчас стих. На заднем плане его внутреннего взора внезапно появился образ – такие обычно встречаются только в театре теней. По форме он отдаленно напоминал высокого мужчину, на голове которого росли оленьи рога. Тот сделал странный жест руками, и на одной из его ладоней Уильям увидел превращенный в руины Эслен, а на другой – сожженное дотла и разрушенное сердце Кротении. В глазах этого странного человекоподобного существа, словно в освещенном огнем зеркале, отражалась война. Вместе с тем где-то вдалеке звучал пронзительный рев рога.
Увенчанная рогами фигура начала расти. Вскоре она уже напоминала не столько человека, сколько лес. Ее рога беспрестанно множились, превращаясь в новые ветви, а тело делилось на темные сучья и тернистую ползучую лозу, Вместе со всеми этими метаморфозами из уст мрачного чудища сорвалось единственное слово.
«Энни».
С этим именем душа навечно покинула тело короля. Так закончил свое правление император Кротении Уильям Второй.

Роберт жадно глотал ртом воздух, вперив неподвижный безумный взор в рукоять кинжала, которая торчала у него из груди. До чего же глупо все вышло!
– Ты выиграл, Уилм, – пробормотал он. – Браво, будь ты трижды проклят!
Хотя было не слишком подходящее время испытывать гордость за своего брата, как ни странно, именно это чувство овладело Робертом в последний миг его жизни.
– Мой принц! – он услышал издалека голос капитана ночного дозора, но был уже не в силах пошевелить даже глазами.
Его взор был по-прежнему устремлен на рукоятку ножа, которая на фоне моря казалась принцу огромной башней. Где-то вдалеке он услышал безумные звуки труб, и в этот миг небо упало на него, закрыв собой весь мир.

6. Канун Фьюссенала

Энни, Остра и Серевкис прогуливались по садам графини Орчавии. Над землей уже сгустились сумерки, и замок к этому времени наполнился всеми ароматами праздника. Слышались смех и музыка. Цветы необыкновенной формы и окраски источали божественное благоухание. Повсюду царило веселье.
Не разделяла его только Энни. Сама не зная почему, она чувствовала себя не в своей тарелке.
Отчасти тому способствовало чужое зеленое платье, которое ей было слишком тесно и выглядело столь кричащим, что ей становилось не по себе. Но основная причина душевного дискомфорта заключалась в чем-то ином, о чем Энни даже не подозревала, пока Остра не поделилась с ней одним своим наблюдением.
– Мне это очень напоминает день рождения Элсени, – сказала она. – В особенности эти цветы.
– Так это же оно и есть, – тихо проговорила Энни.
– Что ты имеешь в виду?
– Да так, ничего.
Тем не менее она была права. Это был праздник святой Фессы, или, как ее величали в этих краях, госпожи Фьюссы, покровительницы цветов и плодородия. Согласно обычаю, в первые дни осени, когда Фьюсса отправлялась в долгую спячку, было принято желать ей всякого благополучия и просить, чтобы она возвратилась следующей весной. Поэтому на дне рождения Элсени всегда было много цветов, которые к весне высыхали, в большинстве своем сохраняя былую окраску.
Заметив внутреннее беспокойство подруги, Остра решила сделать пробный выстрел.
– Мне думается, что все это очень напоминает то, как празднуют у нас, – осторожно произнесла она. – Но в Эслене это не столь внушительно…
– Наверное, – рассеянно ответила Энни, не заботясь о том, что может попасться на крючок.
Она еще не рассказывала Остре о своих видениях. И была не уверена, стоит ли это делать. Однако Энни никогда не имела от подруги секретов. И поскольку давно следовала этому правилу, теперь ей было трудно от него отступать.
Но тут на помощь ей, сама о том не подозревая, пришла Серевкис.
– Правда? – воскликнула вителлианка. – А как в Кротении празднуют Фьюссенал?
– Мы обмениваемся медальонами с засушенными цветами, – начала Остра. – Потом делаем файнглест в каком-нибудь священном месте и пьем молодое вино.
– А что такое файнглест? – полюбопытствовала Серевкис.
– Это своеобразное плетеное сооружение, украшенное цветами, – пояснила Энни. – Кажется, этот обычай пришел к нам с Лира.
– А, – улыбнулась Серевкис. – Ну конечно, помню. У нас тоже был такой обычай. Только, кажется, мы называли его иначе. Знаете что? Я хочу вам кое-что показать. Идите за мной. По-моему, я уже видела здесь одно из таких священных мест.
Они прошли мимо беспорядочно растущих оливковых деревьев, украшенных разноцветными бумажными фонариками, вдоль бокового крыла здания к небольшому, огороженному стеной саду.
Там рядом с сучковатым дубом стояла сплетенная из цветов дама. Ее глаза были сделаны из красного мака, юбка – из золотистых прутьев и апельсиновой кожуры, а кисти рук – из фиолетовых астр.
Энни стало не по себе. Плетеная дама настолько походила на женщину из видений, что тотчас навеяла на девушку мрачные воспоминания о черных розах и рогатом лесном чудовище.
– Похоже? – спросила Серевкис. – Это вы называете файнглестом?
– Нет, – поспешно бросила Энни, чувствуя прилив неприятной тошноты. – Вернее сказать, да. Думаю, что это и есть файнглест. Но в Кротении у нас было все не так. Мы плели конусы или высокие корзинки. Наши плетенки были совсем не похожи на эту… Они вообще не напоминали по виду людей.
Но тут Энни вспомнила, что «файнглест» по-лирски означает «зеленая женщина», и волнение захлестнуло ее еще сильнее.
– Давайте уйдем отсюда, – предложила она.
При свете фонарей ей почудилось, будто цветочная дама, улыбнувшись, собралась сделать шаг навстречу.
– Лично мне она кажется очень симпатичной, – заметила Остра.
– Я ухожу.
С этими словами Энни развернулась и направилась в сторону дома, где бушевало веселье.
– Что это с ней? – удивилась Серевкис, скорее озадаченная, чем рассерженная выходкой подруги.
Энни прибавила шагу, желая побыстрее удалиться от сада, ночного неба, лугов и деревьев и поскорее оказаться в спасительном окружении фонарей, людей и вина.
Когда девушки вернулись в просторный двор замка, к ним навстречу, улыбаясь, устремилась графиня. На ней было вышитое золотом и серебром платье, несколько вычурное и чересчур изобилующее цветочными украшениями.
– Дорогая моя, – обратилась она к Энни. – Какое личико! Надеюсь, вам у нас весело.
– Да, каснара, – солгала Энни. – Я очень благодарна вам за ваше гостеприимство.
– Пустяки, – бросила графиня, одарив ее еще более лучезарной улыбкой. – Мне это ничего не стоит. Что же касается вас, моя дорогая, то у меня есть один сюрприз.
Энни в недоумении захлопала глазами. Разумеется, она уже встречала графиню в самом начале празднества, но не имела ни малейшего представления о том, чем обязана ее особому расположению.
– Пройдемте сюда, – сказала графиня, отведя ее в сторону, после чего шепнула Энни на ухо: – Войдите в мой дом через большую дверь, слева там будет лестница. Поднимитесь по ней, потом пройдете вперед по коридору, который выходит в мой лавандовый сад. Там вы отыщете одного молодого человека, который очень жаждет вашего общества.
– Я… Молодого человека?
Казалось, графиня была очень довольна собой.
– Судя по вашей внешности, вы как раз та особа, которую он мне описывал. Думаю, вы знаете, кого я имею в виду.
– Благодарю вас, графиня.
Внешне Энни старалась сохранять хладнокровие, несмотря на то что у нее в груди творилось нечто странное, а мысли в голове принялись скакать, как ошалелые.
Не иначе как Родерик уже получил ее письмо. И уже успел приехать сюда. Узнал про этот праздник, втерся в доверие к графине, произведя на нее впечатление своими сильными чувствами и желанием видеть возлюбленную. К тому же где еще он мог с ней встретиться, если не здесь и не сейчас? Заявись Родерик в монастырь, его бы наверняка не пустили и на порог. Возможно, он уже пытался проникнуть туда, но ей об этом никто не сказал.
– Что все это значит? – удивилась Серевкис.
– Ничего, – рассеянно бросила в ответ Энни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94