!
– Ну да. Самая милая, самая красивая, самая добрая на свете! Норфолкский терьер! А ваш мальчик какой породы, миссис Хаскелл?
– У меня мальчик… ну… – Я вновь устремилась вперед. – Я ищу своего сына, мисс Миллер!
– Зовите меня Барселоной! – Она откинула с лица волосы, котгорые казались под дождем еще длиннее. Несмотря на одышку, Барселона старалась не отставать. – Я, наверное, не расслышала. Мне показалось, что вы крикнули «Тэм»…
– Да! Его зовут Тэм! Сокращенно от Грантэм – это наше семейное имя.
– Правда? А я-то подумала, что это сокращение от тэм-о'шантер (Название традиционного шотландского берета). Мы как-то выставлялись вместе с песиком, которого так звали. Его дедушка был чемпионом, но Тэму это не помогло. Он непростительно грубо обошелся с одним из судей. Задрал рядом с ним ногу и сделал свои дела.
Мое сердце едва не выпрыгивало из груди, когда я ворвалась в ворота Мерлин-корта, промчалась мимо домика Фредди и полетела по подъездной дорожке. Наш дом выглядел как сказочный замок. Над ним сияла ярчайшая радуга, словно нарисованная акриловыми красками. Пожалуйста, милый Боженька, пусть этот негодяй окажется дома целым и невредимым!
– Вот если бы ваш мальчик был собакой, – заговорила Барселона, с трудом переводя дух, – вы могли бы не так волноваться. Сейчас песикам вживляют такие малюсенькие электронные штуковины. Один-единственный укольчик, и все! Может, и детям что-нибудь подобное делают? Я спрошу у ветеринара, миссис Хаскелл!
Мы пересекли внутренний дворик, и теперь я мчалась впереди Барселоны по мосту через ров. До главного входа было бы ближе, не позабудь я ключи. Джонас мог находиться в своей комнате и не сразу услышать звонок, поэтому я ринулась к кухонной двери и уже собиралась ухватиться за ручку, как дверь распахнулась и передо мной возник Фредди, сияющий, как начищенный медный таз. А рядом – я едва не шлепнулась в обморок от радости – мой своевольный сын!
Все разъяснилось в два счета. Фредди возвращался на мотоцикле из ресторана, заметил бредущего по дороге Тэма и подобрал его.
– Так ты посадил его на мотоцикл? – тут же взвилась я.
– Ты за кого меня принимаешь? – Лучезарная улыбка Фредди предназначалась Барселоне Миллер, топтавшейся за моей спиной. – С тобой, Элли, припадок случился бы, если бы я водрузил его на свою коняшку и с ревом примчался домой. Мотоцикл стоит за воротами церкви, а Тэма я посадил на закорки и пришлепал на своих двоих. Должен сказать, мы неплохо провели время.
– Мне захотелось пи-пи, – важно объяснил сын, когда я подхватила его на руки. – Мама, ты прости, что я тебя не дождался. Ты испугалась?
– Очень. – Я крепко прижала Тэма к груди. – Нам с тобой предстоит долгий-предолгий разговор, но сначала я позвоню мисс Уитком и сообщу, что ты уже дома. Ты не только маму, но и ее расстроил.
– Я не хотел ей говорить, что хочу пи-пи. Можно мне теперь пойти посмотреть с Джонасом про тигров и львов? Ну пожалуйста!
Нетрудно было себе представить, что подумала Барселона Миллер. Да подарит ей судьба хорошего щеночка. Она, несомненно, женщина с характером. И я решила, что было бы неплохо поближе познакомиться с ней и ее сестрой Женевой. Как соседке с соседками. Начать можно будет с чего-нибудь скромного, вроде приглашения на утренний кофе.
Глава четвертая
Смочив тряпку в теплой воде, протирают лакированные деревянные поверхности.
Джонас почему-то не подпрыгнул от радости, когда я предложила ему отправиться со мной к сестрам Миллер на заседание Домашнего Очага. Он ворчал, что даже не знаком с этими женщинами и что у нас самих хватает деревьев, которые требуют ухода. Но я, призвав на помощь все свое коварство, невинно поинтересовалась, неужели он не хочет пополнить ряды своих поклонниц. И тут же пожалела об этих словах, поскольку Джонас забубнил, что в его возрасте и в самом деле стоит почаще проявлять любовь к ближнему.
Нельзя сказать, что сестры Миллер жили на расстоянии плевка от Мерлин-корта, но дом их находился недалеко – в конце Боярышниковой тропинки. Если бы не Джонас, я преспокойно прогулялась бы пешком, а так мы забрались в «хайнц», наш древний автомобиль с открытым верхом. Для разнообразия драндулет решил проявить к хозяевам лояльность и без приключений доставил нас до «Высоких труб».
В этом доме я бывала лишь однажды. Прежде здесь жила чудаковатая старушка, которую в Читтертон-Феллс все звали Дама в черном. В то время сад пребывал в запустении и облезлая дверь находилась в плену ползучих сорняков. Сейчас сад преобразился. Все кусты были аккуратно подстрижены, лужайка скошена, а тюльпаны и нарциссы придавали клумбе живописный вид. Тем не менее, несмотря на царящий вокруг покой, я, взяв в руки дверной молоточек, невольно придвинулась к Джонасу. Может, это покажется глупостью, но «Высокие трубы» напоминали человека, переодевшегося в модные одежды и сияющего белозубой улыбкой, но внутри оставшегося все тем же запущенным и неряшливым существом.
Молоточек едва коснулся двери, но грохот раздался оглушительный. В ответ послышался лай собак. Судя по всему, их было не меньше сотни. Я припомнила, что позади дома, на живописном лужке, сестрицы Миллер соорудили псарню. По словам Рокси, жилище для собачек обошлось им в баснословную сумму.
– Что это за собаки? – В голосе Джонаса не было и намека на восторг.
– Норфолкские терьеры.
Накануне Джонас наотрез отказался спуститься вниз и познакомиться с Барселоной Миллер, иначе бы знал все досконально об этой чудесной породе. Выхлебав с десяток чашек чая, Барселона прочла нам с Фредди страстную лекцию об особенностях экстерьера и нрава этих самых Норфолкских терьеров. Время от времени Барселона заливалась слезами, вспоминая несравненную Джессику, которая по будням предпочитала розовые рюшечки, а по воскресеньям красовалась в сиреневых бантах. Помимо щегольства малютка Джессика была еще и разборчивым гурманом. Она питалась только ливерной колбаской определенного сорта, никогда не садилась за стол, не повязав накрахмаленную салфетку, и требовала, чтобы ее кормили с ложечки.
– Терпеть не могу собачниц, – буркнул Джонас и втянул голову в плащ.
– Это все потому, что сам ты кошатник, – наставительно отозвалась я. Собаки за домом продолжали надрываться, но дверь оставалась закрытой. – Нисколько не сомневаюсь, что сестры Миллер – очень милые женщины. И я не верю, что они заманили нас к себе в надежде выскочить за тебя замуж.
– Да? – Джонас немного оживился. – На твоем месте я бы не был так уверен. Между прочим, я очень выгодная партия: стою одной ногой в могиле, а все свои сбережения храню под матрасом.
– Нет у тебя ничего под матрасом, кроме глупых детективов, – проворчала я в ответ. – Ты ведь больше смерти боишься, что тебя застукают с одной из этих книжонок в руках.
Джонас ухмыльнулся.
– Ага, мне следовало запихнуть под матрас и мое зеркало. Тогда бы уж твоя миссис Гигантс не добралась до него. Какие же у нее ножищи!
– Отдам зеркало в починку, – пообещала я. – А сейчас, Джонас, тебе нужно лишь взглянуть на это треклятое дерево и посоветовать, что с ним делать. А уж возится с ним пусть кто-нибудь другой. Думаю, сестры могут себе позволить нанять для этого дела работника.
– Ты бы, Элли, лучше еще раз постучала, – пробурчал Джонас. – По-моему, сам Господь проснулся бы от гама, который подняли эти собаки.
Я потянулась к молоточку, и в эту секунду дверь распахнулась. На пороге стояла Женева Миллер. Рассыпавшись в извинениях, она провела нас в дом. В отличие от сестры Женева нисколько не напоминала одряхлевшую нимфу. Невысокая, полная, с короткой стрижкой и карими глазами. Да и наряд ее отнюдь не отличался богемностью. Брюки и джемпер, причем и то, и другое весьма потрепанное. Настоящая собачница, подумала я, стараясь не смотреть на Джонаса.
– Элли Хаскелл и мистер Фиппс! Как приятно, что вы пришли! – Женева провела нас по неширокому холлу к вешалке. – Можете повесить сюда одежду. Пройдемте в гостиную. Мистер Фиппс, прежде чем заняться яблоней, вы ведь не откажетесь от чашки чая с печеньем?
– Благодарствую. – Джонас взъерошил усы и моргнул. – Мало радости точить лясы со всякими чокнутыми святошами, которые только и знают, что талдычат про гимны и спасение души. Я уж лучше займусь делом с матушкой-природой. А потом посижу на кухне и подожду миссис Хаскелл.
– Ну что ж, о вкусах не спорят, – подхватила Женева. – Возможно, на кухне куда уютнее, чем в гостиной.
До чего ж приятная особа, подумалось мне, из тех, кто не станет мириться с чужими слабостями. Уж если к чаю полагается одно печенье, то попробуй только позариться на второе, мигом поставит на место.
Неожиданно в холле появилась Барселона. Я не заметила, как она вошла. Выглядела Барселона до крайности измученной: непомерно огромные очки съехали набок, уголки рта уныло опущены вниз, длинные темно-русые волосы спутаны.
– Женева, тут возникло затруднение. – Барселона не обратила на нас с Джонасом никакого внимания. – Ты должна посмотреть…
– Сейчас, дорогая, только не надо впадать в панику. Нет такой проблемы, с которой мы бы не справились! – Лицо Женевы смягчилось, словно она разговаривала с маленьким ребенком. – Только провожу миссис Хаскелл в гостиную и сразу же приду к тебе.
Она открыла дверь, впихнула меня в комнату и ретировалась. Судя по всему, у них то ли подгорели лепешки, то ли одна из сук вот-вот разродится. Я оглянулась. Джонас неохотно шаркал по холлу вслед за сестрами. Уж не вторглись ли мы в неурочный час, спросила я себя. Такое впечатление, будто мы очутились в центре какой-то мелодрамы.
Гостиная выглядела иначе, чем в те времена, когда в «Высоких трубах» жила Дама в черном. Некогда темные стены были выкрашены светло-бежевой краской, выцветшие тюлевые занавески исчезли, и из окон открывался чудесный вид на сад. Да и мебель другая: вот этих уютных кресел не было, и этого письменного стола, и маленьких сервировочных столиков. Под ногами мягко пружинил ковер. Я обвела комнату взглядом. Очень мило. Вот только эта картина в роскошной позолоченной раме… Я изумленно вытаращила глаза. Портрет терьера в натуральную величину. Собака кокетливо косилась на зрителя, на шее гигантский сиреневый бант, на левой лапе поблескивает огромный рубин. Должно быть, это и есть покойная Джессика. При жизни терьерша, похоже, была неравнодушна к драгоценностям.
Разглядывая портрет, я не заметила, как в гостиную вошли еще несколько человек. Члены Домашнего Очага сгрудились вокруг камина, словно свечки в канделябре. Сэр Роберт Помрой, при малейшей возможности пускавшийся в разглагольствования, произносил пламенный спич, обличая растратчиков цветочного фонда. Его жена, бывшая Морин Давдейл, с благоговением внимала каждому слову супруга. Полковник Лестер-Смит изучал рисунок на прикаминном коврике. Четвертым был Том Эльфусс, крошечный человечек с огромным лбом и глубокими залысинами, поселившийся в Читтертон-Феллс около двух месяцев назад. При взгляде на его лицо перед глазами сразу возникал лимон. Наверное, нелегко жить с таким именем – люди тут же вспоминают о прекрасных существах, разгуливающих среди цветов, тогда как ты уродлив как смертный грех.
Наконец сэр Роберт перевел дух и посмотрел в мою сторону.
– Послушайте, Элли! – Он махнул пухлой, похожей на медвежью лапу, рукой. – Хватит торчать там как истукан! Нам нужно знать ваше мнение по обсуждаемому вопросу.
Сэру Роберту было лет пятьдесят, багровое лицо и широченный галстук в желто-бордовую полоску делали его похожим на объевшегося бульдога.
– Сэра Роберта, – подал голос полковник Лестер-Смит, – беспокоит тот факт, что Анна Хардуэй послала плющ миссис Роджерс, которая лежит в больнице с… в общем, по женской части… – Тут полковник покраснел до корней волос. Его рыжая шевелюра пламенела под лучами яркого солнца как костер.
– Но ведь именно Анна Хардуэй заведует цветочным фондом. – Я обвела компанию взглядом. – Кому, как не ей, посылать цветы больным и страждущим?
Сэр Роберт воздел довольно толстый указующий перст.
– Только прихожанам церкви Святого Ансельма.
– Я уверена, что видела миссис Роджерс в церкви.
Речь шла о жене местного баронета. Она мне всегда нравилась. Приятная женщина с волнистыми седыми волосами, голубыми глазами и здоровым цветом лица, которая одевалась с таким вкусом, что за прилавком своей бакалейной лавки на Рыночной улице выглядела хозяйкой средневекового замка.
– Случайные посещения церкви еще не делают человека прихожанином! – возразил сэр Роберт. – Несколько месяцев назад миссис Роджерс сидела рядом со мной, и я хорошо помню, что она удрала сразу после причастия. Небось заявилась ради стаканчика бесплатного вина.
– По-моему, ты к ней несправедлив, – подала голос леди Помрой. – Бедная миссис Роджерс! Возможно, ей пришлось уйти, потому что уже тогда она чувствовала себя плохо. Женские болезни могут развиваться месяцами, даже годами.
Полковник Лестер-Смит вновь покраснел, явно опасаясь, что ее светлость пустится в описание своих собственных гинекологических проблем. Он сохранил какую-то детскую невинность, заставлявшую меня не раз спрашивать себя, а в курсе ли этот шестидесятилетний человек, откуда берутся дети. Лестер-Смит разглядывал носки своих ботинок. Оба были, как обычно, начищены до зеркального блеска, но… Я испуганно замерла. Ботинки были разные.
– Дело в том, – сэр Роберт выпятил живот, – что миссис Роджерс не слишком регулярно посещает церковную службу. А потому Анна Хардуэй не имела права тратить на нее деньги из цветочного фонда! И что еще более неприятно, я выяснил у церковного сторожа, что эти две женщины – родственницы. Можете все, – он обвел глазами собравшихся, а живот его раздулся еще больше, – называть меня жестоким, но я никогда не мог пройти мимо человеческой подлости! Разве не гласит герб Помроев: «Только правда, и ни грана лжи!»
Похоже, у людей, которые придумывали девизы, фантазия иссякла раньше, чем они дошли до буквы П. Ее светлость смотрела прямо перед собой, Том Эльфусс уставился в потолок, а полковник Лестер-Смит не сводил взгляда со своих разномастных башмаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34