По поводу этого замечательного места в Библии высказывалось мнение, что речь-мольба Авраама есть первая в Библии молитва, если, правда, не считать обращения Ноя к Богу перед отплытием, но у Ноя все же не было столь блистательного, развернутого, поистине ораторского оборота, столь красноречивого Слова, которым он остановил даже Бога. И все же это, конечно, не молитва, хотя обращение Авраама и содержит в себе элемент мольбы и даже заклинания. С первой подлинной молитвой мы еще столкнемся чуть позже, когда зайдет речь об Иакове, узнавшем о приближении Исава. Здесь же ораторский монолог, построенный с удивительным искусством.
Бог отвечает Аврааму:
«…если Я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу все место сие.
Авраам сказал в ответ: вот, я решился говорить Владыке, я, прах и пепел:
Может быть, до пятидесяти праведников не достанет пяти, неужели за недостатком пяти Ты истребишь весь город? Он сказал: не истреблю, если найду там сорок пять.
Авраам продолжал говорить с Ним и сказал: может быть, найдется там сорок. Он сказал: не сделаю того и ради сорока.
И сказал Авраам: да не прогневается Владыка, что я буду говорить: может быть, найдется там тридцать? Он сказал: не сделаю, если найдется там тридцать.
Авраам сказал: вот, я решился говорить Владыке: может быть, найдется там двадцать? Он сказал: не истреблю ради двадцати.
Авраам сказал: да не прогневается Владыка, что я скажу еще однажды: может быть, найдется там десять? Он сказал: не истреблю ради десяти.
И пошел Господь, перестав говорить с Авраамом; Авраам же возвратился в свое место» (Быт. 18: 26-33).
Не правда ли, какое потрясающее мужество! Какая неуступчивость духа!… Авраам, осознающий себя «пеплом и прахом», ничтожной тварью и былинкой перед лицом Бога, однако, осмеливается поднять голос в защиту и твари и былинки, если они не виновны. Он первый в Библии говорит о праве человека на защиту. Поступок Авраама можно назвать подлинным подвигом, продиктованным любовью и состраданием. В этом отношении он прямой потомок Ноя не только по библейскому генеалогическому древу, не только по плоти, но прежде всего - по духу. Ной осуществлял свое призвание, спасая человечество с помощью построенного им ковчега. Авраам тоже спасает человечество, получая от Бога своеобразные гарантии: не истреблю, даже если десять…
Но где все же граница числу, за которым невиновный, оказавшийся, скажем, в единственном числе, должен непременно погибнуть вместе с виноватыми?.
Библия, безусловно, наталкивает на такие размышления и, наталкивая, дает подсказку: даже если один…
Об эту границу рокового числа (сколько же должно быть праведников?) постоянно билась человеческая мысль на протяжении долгих и долгих столетий. Богословы, схоласты, риторы, еретики и ортодоксы, грешники и праведники - все сошлись здесь, в этой роковой точке. Как-никак, но ведь Господь после числа «десять» «перестал говорить с Авраамом», и тот, как сказано, «возвратился в свое место». Что мог думать Авраам? Удовлетворился ли он ответом Бога, отвоевав у смерти десять праведников? А если их будет меньше? Если их будет столько, сколько в немногочисленной семье его племянника, о которой, возможно, он тогда думал, беседуя со своим высоким гостем, и, может быть, даже перебирал в памяти членов его семейства?
Так или иначе, но, судя по всему происшедшему дальше, семья Лота не доходила до десяти человек.
СОДОМ И ГОМОРРА
Возвратясь «в свое место» и готовясь ко сну, так как уже был поздний вечер, Авраам продолжал думать о словах «старшего», которого он даже мысленно боялся называть Богом, хотя и был уверен, что это именно так, что он был удостоен поистине великой беседы. Когда Сарра подавала ему ужин, он упрекнул ее в давешнем глупом смехе, но, услышав в ответ, что та смеялась лишь в душе своей, снова уверовал в божественность своего посетителя. Глядя в огонь жаровни и наблюдая, как тени от Сарриной фигуры, изогнувшись на покатых стенах, вновь выпрямлялись на коврах, служивших перегородками, он вспомнил, как быстро исчезла тень «старшего», когда трое странников отошли от него на содомской дороге. Он хорошо помнил, что, оглянувшись, он увидел лишь две удалявшиеся фигуры, и понял, что именно два ангела и были посланы с господней миссией в Содом. Им предстояло, несмотря на их летящую походку, идти долго, и, по подсчетам, которые Авраам сделал в уме, они должны были появиться в Содоме к вечеру следующего дня. Ночь длилась для него бесконечно. Не сомкнув глаз до утра, он слушал, как шумит от ночного движения воздуха Мамврийская роща, как тяжело перебирает листьями могучий дуб, укрывающий его шатер огромной и тоже похожей на шатер кроной; ему казалось даже, что он слышит тонкую музыку песка в пустыне, окружавшей со всех сторон Мамврийский оазис. В эту долгую ночь он неожиданно для себя вспомнил всю свою жизнь - детство в Уре, и своего отца Фарру, и свои скитания по пустыне, вспомнил Египет и всю историю с фараоном. Многое пришло ему на ум, но судьба Лота не выходила из головы. Он любил своего племянника и желал ему спасения. С ужасом представлял он себе гнев господень, обрушившийся на Содом, а может быть, и на Гоморру, а может быть, и на остальные три города, лежавшие поблизости и, надо думать, давно зараженные содомским грехом. Он страстно желал, чтобы божий гнев пощадил всех людей, грешных и праведников, и втайне надеялся, что немногочисленное семейство Лота успело увеличиться за то время, пока он не имел о нем известий: караванов из Содома давно не было.
Так прошла ночь, наступило утро, и минул, склонившись к вечеру, еще один жаркий день, и снова наступил вечер. Авраам предполагал: что ангелы-посланцы уже появились в Содоме. В глубине души он надеялся, что они прежде всего придут к Лоту, ведь в Содоме именно Лот был праведником, за что и ненавидели его содомляне, всячески издеваясь над его семьей и выкрикивая разные непристойности у стен его жилища.
Лот не раз подумывал о том, чтобы уйти из Содома, но другие четыре города, находившиеся невдалеке, были ничем не лучше, особенно Гоморра.
Кроме того, что-то необъяснимое и твердое властно удерживало его в Содоме.
Лишь после великой катастрофы он поймет, что жестокая воля, державшая его, была божьим намерением испытать и спасти содомлян. Своею праведною жизнью он ежедневно подавал им пример и указывал тем самым дорогу к верному спасению. Лот был, одним словом, заложником небес на грешной земле. Его праведная душа была оазисом среди пустыни и смрада греха.
Однако хотя Лот уже очень давно жил в Содоме, но заложничество его так и не вразумило содомлян, и он часто думал о том, что терпение небес может иссякнуть в любую минуту.
К вечеру того дня, который, как мы знаем, уже вычислил в своем уме Авраам, оба юноши-посланца пришли в Содом и действительно, как того и хотелось мамврийскому старцу, тотчас встретили Лота у самых городских ворот. Он нередко любил сидеть там по вечерам, дыша прохладой и надеясь первым встретить припозднившийся караван и, может быть, получить весточку от Авраама.
Увидев двух странников, приблизившихся к воротам и уже едва видных в быстро сгущавшихся сумерках, он поднялся им навстречу и со свойственным всему Авраамову роду сердечием пригласил их к себе в дом. Путникам омыли ноги и подали ужин. Они поневоле вспомнили Авраама - тот точно так же встретил их у своего шатра: омыл ноги и дал еду.
Появление двух красивых юношей в белоснежных одеждах не прошло незамеченным для содомлян. Хотя Лот шел с ними к своему дому в темноте, так как южная ночь, после кратких сумерек, наступает мгновенно, несколько жителей, для которых, как было заведено в этом распутном городе, лишь ночью и наступала настоящая жизнь, тотчас заметили и оценили красоту спутников Лота. Они, конечно, оценили ее по-своему, со свойственным им сладострастием и греховным вожделением. Не прошло, кажется, и часа, как у стен Лотова жилища собралась разнузданная и похотливая толпа. Беснуясь и осыпая дом камнями, содомляне требовали у Лота выдать им его гостей. Лот, его жена и дочери были напуганы до крайней степени, и лишь двое юношей по видимости сидели спокойно. Между тем толпа ревела и бушевала. В стены сыпались камни. Вот уже и тяжелая дубовая дверь, окованная медными полосами, стала подаваться и трещать под напором чьих-то тел. Если бы Лот осмелился выйти наружу, он увидел бы множество факелов и светильных плошек, освещавших разъяренные лица. Казалось, вся ненависть, накопившаяся в темных душах жителей Содома, выплеснулась наружу. Уже кто-то тащил бревно, чтобы бить им в стены и в дверь, кто-то подносил факел к ставням…
По законам гостеприимства и по законам своей праведной души Лот был обязан спасти посетивших его юношей или погибнуть вместе с ними. Он уже считал свой дом, и семейство, и двух юношей-гостей обреченными, как вдруг последнее - ужасное - решение пришло ему на ум: взамен юношей он решился предложить содомлянам своих дочерей. То было действительно последнее, что он мог сделать.
Выйдя наружу перед мгновенно затихшей толпой, он внятным и твердым голосом предложил свою страшную дань. Но уже через мгновение толпа взвыла и ринулась к жилищу. Откуп Лота не был принят. В Библии об этом сказано так: «Но они сказали ему: пойди сюда. И сказали: вот пришелец, и хочет судить? теперь мы хуже поступим с тобою, нежели с ними. И очень приступали к человеку сему, к Лоту, и подошли, чтобы выломать дверь…»(Быт. 19: 9).
Но дверь открыли сами юноши, они подхватили почти обеспамятевшего Лота, ввели его в дом, а тех, что бесновались снаружи и готовы были ворваться в жилище, поразили слепотой.
.Для ослепших содомлян ночь стала вечной, они уж не видели не входа в Лота, ни самой улицы, ни огня факелов, ощупью могли возвратиться к своим собственным жилищам.
Успокоив Лота, ангелы стали спрашивать, кто еще кроме дочерей и жены входит в число его родственников. Можно предположить, что, справляясь о числе, юноши спасители надеялись, что оно будет равно десяти, а может быть, даже и превысит его. Ведь, как мы помним, разговор Авраама с Богом прекратился именно на этом роковом числе. В Библии не сообщается, сколько же было родственников у Лота. Самое страшное, что их могло быть и десять, и больше, но часть из них отказалась покинуть Содом даже после того, как Лот все рассказал им о своих гостях и о том, что Содом должен быть разрушен. Правда, есть основания думать, что о числе «десять» Лот не знал, а потому и подсчетов Лотово семейство не вело. Но тем, так сказать, объективнее было решение истребить Содом: ведь родственники Лота, исключая дочерей и жену, не хотели его покинуть. Вполне возможно, что нравы и обычаи Содома уже не казались им отвратительными, что они сами уже сделались содомлянами - не по месту своего пребывания, а по духу и привычкам. Можно предположить и другое: они не поверили словам Лота о том, что город будет разрушен; им, видите ли, «показалось, что он шутит», а это уже был грех, поскольку Лот говорил не от себя, а от имени небесных посланцев, а кроме того, он ведь, надо думать, рассказал им о слепоте, поразившей содомлян, что, наверно, было, по его мнению, первым признаком уже вершащейся кары. Наконец, возможна и еще одна догадка, почему Содом все же был разрушен. Дело в том, что родственники, которых Лот увещевал уйти из города, называются в Библии «зятьями». Это слово - «зятья»- издавна вызывало разногласие и недоумение среди библеистов, считавших его одним из тех противоречий и загадочных мест, что нередки в Библии. Некоторые полагали, что здесь, скорее всего, описка древнего переписчика. Какие могут быть «зятья», если дочери Лота непорочны, если они еще не замужем? Это видно из слов самого Лота, когда, выйдя из дому к разбушевавшейся толпе, он сказал: «вот у меня две дочери, которые не познали мужа…» Комментируя это темное место, часть исследователей приходит, однако, к выводу, что по обычаям того времени зятьями считались и назывались в быту обрученные, то есть женихи, но еще не мужья. Именно так можно понимать слова Библии: «И вышел Лот, и говорил с зятьями своими, которые брали за себя дочерей его…» (Быт. 19: 14). Если это действительно так, если так называемые «зятья» были лишь женихами, то они, следовательно, не являлись и родственниками в полном и прямом смысле этого слова. В таком случае опасения Авраама, что немногочисленное семейство Лота вряд ли включает в себя десять человек, имеют основания; значит, в Содоме оказалось, к несчастью для этого города, меньше десяти праведников.
Дальше читаем: «Когда взошла заря, Ангелы начали торопить Лота, говоря : встань, возьми жену твою и двух дочерей твоих, которые у тебя, чтобы не погибнуть тебе за беззакония города.
И как он медлил, то мужи те (Ангелы), по милости к нему Господней, взяли за руку его и жену его, и двух дочерей его, и вывели его, и поставили его вне города…» (Быт. 19: 15, 16).
Затем ангелы, потребовав, чтобы он ни в коем случае не оглядывался и чтобы не оглядывались ни жена, ни дочери, показали ему высокую гору: именно там, по их словам, можно было спастись - до гибели города Содома, а вместе с ним и Гоморры, оставалось совсем немного времени. Но Лот недаром был племянником Авраама, остановившего Бога по дороге в Содом, чтобы изложить ему свои вычисления. Так и Лот. Он отказался спасаться на горе, смотревшей в небеса голой вершиной.
«Но Лот сказал им: нет, Владыка!
Вот, раб Твой обрел благоволение пред очами Твоими, и велика милость Твоя, которую Ты сделал со мною, что спас жизнь мою; но я не могу спасаться на гору, чтоб не застигла меня беда и мне не умереть;
Вот, ближе бежать в сей город, он же мал; побегу я туда…» (Быт. 19: 18, 19, 20).
Город тот, судя по всему, отстоял недалеко от Содома и во время ожидаемой катастрофы, вопреки надежде Лота, легко мог пострадать, но ангелы согласились и взяли тот город под свою защиту.
И действительно, беда обошла этот маленький городок: ни один язык высокого пламени, объявшего близкий Содом, ни огненная сера, обрушивавшаяся на Гоморру, ни соляные потоки, ни раскаленные камни, с треском взлетавшие над соседними несчастными городами, где заживо сгорели все жители, - ничто не затронуло благословенный свыше, охраняемый небесной силой игрушечный и хрупкий Сигор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55