Рея жила порочной жизнью, но не сломалась. Едва выбравшись из тюрьмы, она снова становилась на уготованную ей судьбой преступную дорожку. Она, по крайней мере, обладала волей и энергией. Пусть ее воля была направлена на зло, но она подняла флаг и неслась вперед. Я раздавил окурок и закурил другую сигарету. Меня учили, что воровать дурно, но так ли это в условиях современного мира, в котором я живу? Не следует ли скорее считать это борьбой за выживание наиболее приспособленных к жизни, своего рода войной одного человека против полиции? Разве это не лучше, чем тоскливое существование людей, паразитирующих на Дженни? Половина моего рассудка говорила, что я не прав, а другая половина возражала. Я понимал, что внезапно Рея стала самым главным существом в моей жизни. Она привлекала меня сексуально, но сверх того я еще и завидовал ее смелости, вероятно, превосходившей мою собственную. У меня вдруг возникло желание испытать все то, что испытала она. Ее преследовала полиция, и вот теперь я хотел попробовать это на собственном опыте. Я представлял себе ее ощущения в тот момент, когда она увидела, что дело принимает скверный оборот, и все же не ударилась в панику, не отъехала от ювелирного магазина. Я завидовал ей. Мне хотелось узнать, не струшу ли я в подобных обстоятельствах.
Темнело. Я засунул папку обратно в ящик, вытряхнул пепел от своих сигарет и два окурка в конверт, а конверт положил в карман. Деревяшке незачем знать, что в офисе кто-то побывал. Спускаясь по лестнице, я продолжал думать о Рее и ее брате, об их убогой развалюхе и, как ни странно, завидовал им.
* * *
Что мне следовало сделать, так это забрать свои вещи из отеля «Бендинкс» и вернуться в Парадиз-Сити. Следовало поговорить с доктором Мелишем и отдаться в его руки. Следовало сказать ему, что я встретил женщину с прошлым закоренелой уголовницы и сексуальная одержимость ею стала моей навязчивой идеей. Следовало признаться ему, что теперь я чувствовал непреодолимое стремление повторить все, совершенное ею, постараться объяснить, что мы должны быть на равных, когда я овладею ею: она не лучше меня, а я не лучше ее. Следовало поведать ему о неотвязно преследовавшей меня мысли, что раз я мужчина, а она женщина, я способен проделать все то, что проделала она, но много лучше. Может быть, он помог бы мне. Не знаю. Ведь я не предоставил ему такой возможности.
Я не выехал из отеля и не сбежал в Парадиз-Сити. Я сидел в мрачном баре над засохшим сандвичем и стаканом пива, думая о Рее. Наконец я не выдержал, сел в «бьюик» и поехал к ее дому. Она притягивала меня с магической силой, которой я не мог противостоять. У поворота на грунтовую дорогу я остановил машину, выключил огни и остаток пути проделал пешком.
Приближаясь к дому, я услышал оглушающий грохот джаза, разносившийся над кучами мусора. За поворотом дорожки я увидел освещенные окна, дошел до повалившейся ограды и встал в тени дерева, глядя на окна так же, как человек, заблудившийся в сожженной солнцем пустыне, смотрит на оазис, не зная, что это мираж.
Ночь была жаркая, воздух неподвижен. Окна были открыты. Я увидел силуэт, пересекший светлый прямоугольник: брат. Значит, он здесь! Я осторожно двинулся вперед, пробираясь между пустых жестянок, бочек из-под горючего и прочего мусора, стараясь ступать бесшумно, хотя эти предосторожности были излишни. За грохотом транзистора меня не услышали бы, столько я ни шуми. С глухо колотившимся сердцем я подобрался достаточно близко, чтобы заглянуть в окно, оставаясь при этом незамеченным. Теперь я отчетливо видел брата Реи. Он топтался по комнате в такт музыке с открытой банкой консервов в одной руке и с ложкой в другой.
Переступая и притопывая, он в то же время набивал рот каким-то клейкого вида месивом. Я пошарил взглядом по комнате и увидел позади него Рею. Она сидела, лениво развалясь в ободранном кресле, обитом потрескавшейся кожей, из дыр которой торчала грязная набивка. На ней был красный халат и брюки, которые казались нарисованными на ее теле. У меня учащенно забилось сердце при виде ее длинных ног и стройных бедер. Из тонких губ ее жесткого рта свисала сигарета. Она смотрела в потолок с лицом, столь же лишенным выражения, как мраморная маска, а он продолжал дергаться, раскачиваться и шаркать ногами под музыку, суя в рот ложку за ложкой. Глядя на нее, я гадал, о чем она может думать. Ну и пара! Так говорила здравая часть моего рассудка. Но другая завидовала им. Неожиданно Рея наклонилась вперед и резким движением выключила транзистор, стоявший на стуле. Наступившая тишина была подобна удару.
— Кончай! — крикнула она. — Что ты вечно притворяешься, будто какой придурок проклятый!
Ее брат стоял неподвижно, ссутулясь и протянув перед собой руки. Его поза выражала угрозу.
— Черт побери, какая муха тебя укусила? — проревел он. — Включи!
Она подхватила транзистор, вскочила на ноги и с неистовой силой швырнула его об стену. Корпус разбился, посыпались батарейки. Он подскочил к ней и отвесил оплеуху, от которой она покачнулась, едва не упав. Выкрикнув грязное ругательство, он снова ударил. В ту же минуту я метнулся вперед. Ярость бушевала внутри меня, как лесной пожар. Я ворвался в комнату в тот момент, когда он занес руку для новой затрещины. Перехватив запястье, я рывком развернул его к себе и двинул кулаком в лицо. Он пошатнулся и отлетел в сторону. Я прыгнул вслед за ним, когда он еще не восстановил равновесие и был полуоглушен, и ударил его в пах. С глухим стоном он упал на колени. Стоя над ним, я сцепил руки и ударил его по шее. Мне было наплевать, убью я его или нет, как в тот раз со Страшилой.
Он растянулся у моих ног без сознания. Я повернулся и взглянул на Рею, которая стояла привалившись к стене. На ее левой щеке виднелся кровоподтек. Она все еще была слегка оглушена полученными затрещинами, но ее глаза устремились на неподвижное тело брата.
— С ним ничего страшного, — заверил я, — не беспокойся о нем. Ты как, в порядке? — Пламя бешенства постепенно затухало внутри меня. — Я тут оказался случайно.
Она опустилась на колени возле брата и перевернула его. Из носа у него сочилась кровь, но он дышал. Подняв голову, она посмотрела на меня сверкающими зелеными глазами.
— Убирайся! Тебя сюда не звали! — злобно бросила она. — Убирайся и больше сюда не суйся!
С минуту мы смотрели в глаза друг другу.
— Когда надумаешь, — сказал я, — найдешь меня в отеле «Бендинкс». Я буду ждать.
Я вышел в жаркую, душную ночь, чувствуя ноющую боль в костяшках пальцев после удара, нанесенного ему в лицо. Но мне было все безразлично. На обратном пути в Луисвилл я говорил себе, что сделал шаг вперед. Я показал ей, что я настоящий мужчина, по сравнению с которым ее брат ничего не стоит. Но этого недостаточно. Я должен доказать себе, что я смелее, чем она.
Когда я вошел в свой унылый, маленький номер, зазвонил телефон. После короткого колебания я снял трубку.
— Ларри, мой дорогой, милый мальчик! Я сразу перенесся в недавнее прошлое. Так не мог говорить никто, кроме Сиднея Фремлина. Я опустился на кровать.
— Привет, Сидней.
Он сказал, что давно пытается дозвониться до меня. Он не знает, сколько раз вызывал отель, но меня никогда не оказывается на месте. Его укоризненный тон не произвел на меня никакого впечатления.
— Как поживаешь, Ларри? Когда ты вернешься? Ты мне нужен.
Мое сознание перестало воспринимать его журчащий голос, я снова вспомнил Рею, ее вспухшее от ударов лицо.
— Ларри, ты слушаешь?
— Я вернусь, — сказал я. — Дай мне еще немного времени. Приеду, вероятно, через месяц. Годится?
— Месяц? — взвизгнул он. — Но, Ларри, ты мне нужен сейчас же! О тебе постоянно спрашивают. Скажи, как ты себя чувствуешь? Не мог бы ты вернуться на следующей неделе?
— Разве Терри не справляется с работой?
— Терри? — Его голос поднялся еще на одну октаву. — Не говори мне о нем! Он совершенно невозможен! Вернись, Ларри, и я его вышвырну!
Он надоел мне, и я оборвал его:
— Я вернусь не раньше чем через месяц.
— Месяц? — Голос Сиднея поднялся до писка.
— Именно. — Я положил трубку.
Пройдя в ванную, я подставил нывшую руку под струю холодной воды. Снова зазвонил телефон. Это наверняка Сидней. Я игнорировал звонок. После долгих отчаянных попыток телефон умолк. Я растянулся на кровати. От моих мыслей мне начинало казаться, будто во мне десять футов росту. Я — парень что надо, говорил я себе. Страшила, семеро его головорезов, а вот теперь я расправился с братом Реи. Скоро она придет ко мне. Я не сомневался в этом и хотел, чтобы все получилось именно так: она придет и отдастся мне. Я был готов ждать. Но сперва я должен встать на одну доску с ней.
Обычно побудительной причиной для преступления служат деньги, но я не нуждался в деньгах, пока Сидней платит мне шестьдесят тысяч в год. Обдумывая преступление, я отчетливо понял, что нахожусь в единственной в своем роде позиции. Я хочу совершить преступление с целью пережить то же напряжение, то же волнение, ту же опасность, какие переживала Рея, но мне не нужно украденное, чем бы оно ни оказалось. Удовлетворение мне даст сам акт похищения, конечный продукт не имеет значения. Необходимо сделать первый шаг, говорил я себе. После некоторого размышления я решил сначала угнать машину. Вероятно, это трудно. Я поезжу на машине по городу, а после оставлю ее неподалеку от того места, откуда угнал. Сделав это, я стану вором, а я этого и хотел, ведь и Рея была воровкой. Шансы попасться незначительны, но я все же испытаю чувство опасности и подвергнусь некоторому риску. Ничего другого мне не нужно.
Не хватит ли раздумывать? Пора действовать. Я посмотрел на часы: восемь минут пополуночи. Все в том же приподнятом настроении я надел пиджак, погасил свет и вышел из комнаты.
Не пользуясь лифтом, я бесшумно спустился по лестнице, прошел через вестибюль, где дремал ночной дежурный, и выскользнул на жаркую ночную улицу.
* * *
Украсть машину оказалось сложнее, чем я предполагал. Я подошел к ближайшему паркингу, но наткнулся на делавшего обход охранника, который подозрительно посмотрел на меня, нащупывая дубинку, когда я замешкался у входа.
— Вам что-нибудь нужно? — спросил он с требовательной интонацией типичного копа.
— Только не вас, — бросил я и поспешил уйти. Я исходил множество улиц, уставленных машинами бампер к бамперу. У какой бы машины я ни останавливался, чтобы посмотреть, не отперта ли ее дверца, каждый раз кто-нибудь появлялся из темноты, на ходу окидывая меня внимательным взглядом. Я потел, и мое сердце громко стучало. Это было то самое напряжение, которого я желал, и приходилось признаться, что оно мне совсем не нравилось. Только в час ночи, когда меня уже покидало мужество, я наконец нашел незапертую машину с ключом в зажигании. «Начнем!» — подумал я и вытер вспотевшие ладони о джинсы. Я оглядел пустынную улицу, потом с отчаянно бьющимся сердцем отворил дверцу и скользнул за руль. Нетвердой рукой я повернул ключ зажигания и нажал на педаль газа. Послышался слабый звук, напоминавший урчание, через секунду-другую совершенно заглохший. Пот струился у меня по лицу, я ничего не видел в темноте. Я нащупал выключатель, нажал его, и загорелся слабый желтый свет, едва тлевший огонек, который быстро померк. Я пытался угнать машину с разряженным аккумулятором! Мои нервы не выдержали. С меня было довольно напряжения на одну ночь. Я вылез из машины, тихо прихлопнул дверцу и зашагал по улице.
Меня мучила жажда, а мышцы ног дрожали так, словно я пробежал милю. «Так вот оно какое — напряжение, — думал я, — а ведь я всего и сделал, что попытался угнать машину, — тысячи подростков проделывают это каждый день». И не сумел. Хороший же из меня вор! То-то посмеялась бы Рея, узнай она о моих жалких похождениях! Я начинал сознавать, что на пути честности, бывшей моим уделом на протяжении тридцати с лишним лет, и нечестности есть препятствия, для преодоления которых требуется побольше дерзости и отваги, чем у меня в данный момент.
На углу в конце улицы находился бар, открытый всю ночь. Я зашел выпить пива. В баре было только трое посетителей: неизбежный пьяный, молодая шлюха и гомосексуалист, мальчик лет восемнадцати в вишневом костюме, с волосами до плеч и с дорогими золотыми часами на тонком запястье. Он жеманно улыбнулся мне, и тут при виде его часов у меня появилась идея. Я отнес свое пиво на дальний столик, потом посмотрел прямо на него. В один миг он оказался рядом.
— Мы можем стать друзьями? — спросил он с волнением. — Я уверен, что ты так же одинок, как и я.
Я окинул его взглядом:
— Цена?
— Десять долларов. Со мной ты чудесно проведешь время.
— У тебя есть где?
— Дальше по улице есть отель. Меня там знают. Я допил пиво и встал:
— Тогда чего же мы ждем?
Мы вышли в жаркую темноту и пошли по улице. Время от времени он беспокойно улыбался мне и льнул ко мне теснее, словно боясь потерять. Он отодвинулся, когда мы проходили мимо копа, который уставился на нас, а потом сплюнул на мостовую.
— Нам недалеко, милый, — сказал мальчик, — как раз в конце улицы.
Я оглянулся назад. Копа не было видно, вокруг не было ни души. Мы поравнялись с проходом между домами, уставленным вонючими помойными баками. Я схватил его и втолкнул в проход. Он издал испуганный писк протеста, но это был не более чем писк. Я ударил его с удовольствием, потому что он принадлежал к другой породе. Мой кулак врезался в его челюсть, и я, придерживая, опустил обмякшее тело прямо в грязь, головой на груду заплесневевших картофельных очистков. Склонившись над ним, я снял с его руки часы — вероятно, подарок влюбленного клиента. Быстро оглядевшись по сторонам, я зашагал прочь, направляясь к своему отелю. Проходя мимо вонючего помойного бака, я задержался, чтобы бросить в него часы. Присыпав часы отбросами, я пошел дальше. Теперь я и впрямь казался себе великаном. Я сделал первый шаг. Я стал вором!
На следующее утро я пробудился от беспокойного сна и услышал голос, отчетливо звучавший в моем сознании: «Ты должен уехать отсюда сегодня же утром и вернуться в Парадиз-Сити.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25