Мне кажется, будет весьма разумно, если сестра Флеминг поедет с вами и останется у вас на несколько дней. На всякий случай.
— Она мне не нужна. Мисс Бакстер может обо мне позаботиться.
В четыре часа того же дня я был уже дома и сидел на освещенном солнцем балконе. Здесь-то, когда Дженни вошла, неся поднос с чайной посудой, я и объявил ей, что морская поездка отменяется. Потрясение и разочарование, отразившиеся в ее взгляде, вызвали у меня лишь раздражение. Я то и дело посматривал на часы. Передача новостей начнется через несколько минут.
— Но почему? — спросила Дженни. — Море было бы вам очень полезно. Что вас заставило передумать?
— Я имею право передумать, не так ли? — огрызнулся я. — Пора заняться делами. Нужно еще распорядиться имуществом Сиднея. Я теперь понял, что за два месяца на корабле я бы подох со скуки.
— Ах, так. — Она опустила взгляд на свои руки и покраснела. — Но я заказала вещи, Ларри. Вы говорили…
— Ничего, все в порядке. Может, еще съездим попозже, кто знает. Оставьте их себе. Вы это заслужили.
— Я не могу, Ларри. Предполагалось, что я буду у вас секретаршей…
— Не морочьте мне голову. Оставьте их себе! Я снова взглянул на часы.
— Спасибо. — В ее голосе зазвучала холодная нотка.
После долгой паузы она сказала:
— Пожалуй, надо возвращаться в Луисвилл. Я уже совсем хорошо хожу. Думаю, вы обойдетесь без меня, правда?
Неожиданно я понял, что должен остаться один. Я должен проводить все свое время в ожидании последних известий, и Дженни только мешала бы мне. Кроме того, если их поймают, они заговорят, и я не хотел, чтобы Дженни была здесь, когда меня арестуют. Этого я не хотел ни в коем случае. Не глядя на нее, я сказал:
— Хорошо, Дженни. Я понимаю, вам так же хочется вернуться к своей работе, как и мне к своей.
— Да.
— Хорошо, договорились. Я… — Видя, что подошло время сводки новостей, я умолк. — Одну минутку. Я хочу послушать последние известия.
Пока я слушал все тот же надоевший вздор про Никсона и про Китай, Вьетнам, Англию и Общий рынок, Дженни тихо встала и ушла в гостиную. Когда болтовня кончилась, а об их аресте так и не было сообщено, я тоже вышел в гостиную. Дженни там не было. Поколебавшись, я вошел в комнату для гостей. Она укладывала вещи.
— Незачем так спешить, — сказал я неуверенно. — О чем вы думаете?
Она продолжала укладывать вещи.
— Через час уходит автобус. Если я его поймаю, то послезавтра уже буду у себя в бюро, а мне это и нужно.
— Да, понятно.
Испытывая отвращение к самому себе, я вышел на балкон. Через двадцать минут она присоединилась ко мне.
— Берегите себя, Ларри, — вздохнула она, — не переутомляйтесь.
— Спасибо, что вы меня так выручили. Будем поддерживать связь.
Я не смел взглянуть на нее.
— Ведь вас что-то беспокоит, правда? — спросила она и положила ладонь на мою руку. — Расскажите мне. Вдвоем бывает проще найти выход из положения.
Как мне хотелось рассказать ей все! Но что толку? Чем она может помочь? Никто мне не поможет.
— Все в порядке, Дженни, — ответил я коротко. — Не опоздайте на автобус.
Она долго смотрела на меня. Ее губы дрожали. Мне стало ясно, что она действительно меня любит, но время для этого было упущено. Как и для всего, к чему я прикасался теперь. Я отвернулся и через секунду услышал, как захлопнулась входная дверь. Только тогда я понял, что теперь окончательно остался один.
Глава 9
Следующие три дня я провел в одиночестве, посылая за едой в ресторан и слушая каждую передачу новостей. Телефон не давал мне покоя. Звонили малознакомые люди, справлявшиеся о моем здоровье, друзья, желавшие навестить меня, в чьих голосах проскальзывала обида, когда я отвечал, что самочувствие пока не позволяет мне никого принимать. Наконец я совсем перестал отвечать на звонки. На третье утро доктор Соммерс снял бинты. Не считая плеши на затылке, я был, по его мнению, как новенький. Он сказал, что теперь самое время для морского путешествия. Я ответил, что подумаю, и поскорее сплавил его.
Я начинал жалеть, что так обошелся с Дженни. В моем тогдашнем паническом состоянии мне было просто необходимо остаться одному, но теперь, когда страх отступил, я старался уверить себя, что Рею и Фела никогда не поймают. По всей вероятности, они уже где-нибудь в Мексике или даже в Южной Америке и я могу провести остаток своих дней прикованный к радио и так и не услышать об их аресте. Не позвонить ли Дженни? Я объясню ей, что был не в себе и что теперь, как мне кажется, я способен выдержать морское путешествие. Но согласится ли она забыть о моем поведении и поехать со мной?
Я колебался. Пожалуй, думал я, лучше выждать неделю-другую, а потом, если не будет никаких известий о Морганах, я уеду. Я написал Дженни письмо, в котором постарался объяснить свое поведение плохим самочувствием и сообщал, что теперь мне лучше и мы могли бы отплыть в ближайшем будущем, если она согласна ехать со мной. Но когда я перечитал письмо, оно показалось мне таким неискренним, что я порвал его. На четвертый день я переборол себя и, взяв такси, поехал в магазин. В моем чемоданчике лежало колье Плессинггонов.
Мисс Барлоу, Пьер Мартен и Ганс Клох встретили меня шумными приветствиями. Даже Терри, хотя и без особого энтузиазма, соизволил выразить надежду, что мне лучше. Я прошел в кабинет Тома Льюиса и положил перед ним на стол футляр с колье.
— Том, я хочу рассказать историю об этом колье, — начал я.
Он взглянул на меня довольно холодно, кивнул и стал ждать продолжения. Я рассказал ему правду, как Сидней попросил сохранить перепродажу колье в секрете, как я предупреждал его, что это не этично, и как он настоял на своем.
— Я все знаю, — спокойно сказал Льюис. — Видишь ли, Ларри, от меня мало что утаивается. Я ведал акциями Сиднея, и когда он сказал, что хочет продать блок на сумму в три четверти миллиона, и когда я услышал, что миссис Плессингтон по уши влезла в долги, об остальном было нетрудно догадаться. Меня это не волновало, и я жалею, что так беспокоился Сидней.
— Колье теперь мое, — сказал я, — и я передаю его в распоряжение фирмы, Том. Когда мы его продадим, переделав по проекту Сиднея, все деньги получит фирма.
— Вот так и должен поступать партнер, — согласился он, — но фирма купит у тебя его по той цене, которую уплатил Сидней. Будет по справедливости, верно? Доход от продажи пойдет фирме.
— Отлично. Купи мне акций, Том. Ты смотрел за делами Сиднея, я буду благодарен тебе, если ты займешься и моими делами.
Это ему понравилось, и мы заговорили о делах. Как Мартен, так и Клох оправдали ожидания, и даже Терри вел себя прилично.
— По-моему, тебе пока не стоит браться за работу, Ларри, — продолжал Льюис. — У тебя нездоровый вид. Почему бы тебе не совершить морской круиз?
— Я так и думаю сделать, но только не теперь. Я хочу сейчас заглянуть в пентхаус Сиднея. Перед поездкой мне надо отделаться от своей квартиры и мебели и обосноваться в пентхаусе, так что я пробуду здесь еще с неделю. Если возникнут какие-нибудь затруднения, ты всегда сможешь посоветоваться со мной.
Попрощавшись, я поехал к дому Сиднея. Гарри Грегсон, дневной привратник, приветствовал меня, когда я приблизился к его столу.
— Рад видеть вас снова, мистер Карр, — воскликнул он. — До чего скверная история. Я скучаю по мистеру Сиднею. Он был джентльмен.
— Да. — После паузы я продолжал:
— Я переселюсь в пентхаус, Гарри. У вас есть ключи?
— Да, сэр. Я читал про это в газетах. Я сказал тогда и скажу теперь: всего вам наилучшего, мистер Карр. Здешний персонал очень доволен, что вы будете тут жить.
— Спасибо, Гарри.
— Наверху никто не был с тех пор, как ушла полиция. Там нужно прибраться перед вашим переездом.
— У вас есть адрес Клода, Гарри? Может, он согласится работать у меня?
— А чего же ему не согласиться? Да, у меня есть его телефон. Одну минуточку.
Он вошел в дежурку и, поискав в ящике стола, вернулся с листком бумаги.
— Я слышал, он здорово расстроен.
— Он не заходил сюда после…
— Нет, сэр. Он уехал к своей старушке матери на пару недель, но теперь, может, уже и вернулся.
— Я позвоню ему.
Взяв бумажку и ключи от пентхауса, я продолжал:
— Спасибо, Гарри. Я хочу быстренько оглядеться там. Долго не задержусь.
Поднимаясь в лифте, я вспомнил тот роковой вечер. Я вздрогнул при мысли о том, что войду в дом Сиднея в первый раз после его смерти. Остановившись перед дверью, я заколебался. У меня появилось чувство, близкое к тошноте, но ведь это глупо, сказал я себе. Сидней мертв. Этот чудесный пентхаус теперь принадлежит мне. Он станет моим домом! Нужно освободиться от комплекса вины. Я не виноват в его смерти! В долгие часы одиночества я вновь и вновь твердил себе это. Надо изгнать чувство вины из сознания. Я вставил ключ в замок и шагнул в прихожую. Слыша слабое гудение кондиционера, я остановился, прислушиваясь. Неужели полицейские оставили включенным кондиционер? Разве никто не заходил сюда, чтобы убедиться, что свет и кондиционер выключены? Озадаченный, я толкнул дверь. Передо мной с пистолетом в руке стоял Фел Морган.
* * *
С нижнего этажа послышалось собачье тявканье, невнятное бормотание голосов, потом снова затявкала собака. Я стоял неподвижно, уставившись на пистолет, готовый выплюнуть смерть. Сквозь двойные рамы приглушенно донеслась сирена санитарной машины. Далеко внизу и вдали от меня Парадиз-Сити жил своей жизнью. Я перевел взгляд с пистолета на лицо Фела.
В тот же момент он опустил пистолет и сказал вздрагивающим, испуганным голосом:
— Господи Иисусе! Я думал, пришли легавые.
Тут я увидел, что он испуган еще сильнее, чем я, и приободрился, хотя у меня бешено колотилось сердце и пересохло во рту. Я во все глаза смотрел на него. Что за ужасный вид! Он выглядел настоящей развалиной. Грязный и истощенный, с лицом, заросшим рыжей щетиной. Я чувствовал исходившую от него вонь. На нем был красный пиджак с черными накладными карманами, но его с трудом можно было узнать под слоем грязи. Туфли были заляпаны так, словно он бродил по болоту. Глаза у него ввалились и смотрели испуганно, губы судорожно дергались. Учащенное дыхание со свистом вырывалось сквозь нечищеные зубы.
— Как я услыхал, что ключ поворачивается, — произнес он дрожащим голосом, — чуть не уссался со страху. Я думал, что здесь для меня будет надежное место на пару дней.
Он отвернулся от меня и упал, как мертвый, в мягкое кресло. Пистолет выскользнул из его пальцев и со стуком упал на двухсотлетний персидский ковер Сиднея. Фел закрыл глаза грязной рукой и заплакал. Я закрыл дверь и на подгибающихся ногах направился к шкафчику с бутылками. Трясущимися руками налил чистого виски в два стакана.
— Спокойно, — сказал я.
Я поставил один стакан на маленький столик рядом с ним.
— Возьми себя в руки. Вот, выпей. Он поднял на меня взгляд, вытирая лицо тыльной стороной ладони. В его глазах появилось выражение загнанного животного, сказавшее мне, что Фел опасен.
— Сволочь! — заорал он. — Ты втравил меня в это дело своими сладкими речами! Так ты меня и вызволяй!
Я выпил половину виски, потом подошел и сел рядом с ним.
— Где Рея? — спросил я.
Он сжал кулаки и ударил себя по вискам. Я видел, что от страха он впал в истерику, и это придавало мне уверенности.
— Фел, возьми себя в руки! Где Рея?
— Не говори мне про эту суку! — Он забарабанил кулаками по коленям. — Ты должен мне помочь! Ты втравил меня в это! Я видел газеты. Меня ищут за убийство!
Видя его панику, слыша, как он говорит, и понимая, что он ошалел от страха, я чувствовал, что сумею с ним справиться.
— Я помогу тебе, но сперва мне надо узнать, что случилось. Где Рея?
Он опять заплакал, сотрясаясь от рыданий. Я сделал небольшой глоток виски и откинулся в кресле, наблюдая за ним.
Его малодушный страх и жутко грязный вид вызвали во мне отвращение. Я дал ему наплакаться вволю. Наконец у него иссякли слезы, он вытер глаза запястьем и мутно посмотрел на меня.
— Если меня поймают, то упекут в тюрягу на двадцать лет, — сказал он, судорожно, прерывисто выталкивая из себя каждое слово. — Мне такого не выдержать! Я не гожусь для этого! Двадцать лет за решеткой! Живым я не дамся!
— Перестань думать только про себя, — разозлился я. — Где Рея?
— Сука! Проклятая сестрица!
Он вскочил, потряс головой и опять сел. Он вел себя как сумасшедший.
— Пистолеты были незаряжены! Клянусь! Не иначе, это она их зарядила! Ты говорил, не заряжать, я и не зарядил! Это она! Она убила педика! Она тебя хотела убить! Ты же знаешь! Ты должен сказать легавым, что я тут ни при чем!
— Где Рея? — повторил я.
— Не веришь, да? Думаешь, я такой же гад, как и она, да? Она всегда была моим проклятьем! Не надо было слушать твой сладкий треп! Двадцать лет за решеткой! Мне такого не выдержать.
— Что ты здесь делаешь? — спросил я негромко.
Я надеялся, что звук моего голоса успокоит его. Фел откинулся на спинку кресла, обхватив голову руками.
— Пошел ты со своими вопросами! Мне надо выбраться отсюда! Мне нужны деньги! Мне нужна машина! Я хочу убраться из этой чертовой берлоги!
— Денег я тебе дам, — сказал я. — Я помогу тебе скрыться и достану машину.
Фел уставился на меня. Он трясся всем телом, но теперь в его глазах появился огонек надежды.
— Еще бы ты отказался! — прохрипел он. — Ты и твои проклятые миллионы! Ты-то не внакладе, верно?
Эти слова были ошибкой. Я начал испытывать к нему жалость, но сказанное им сразу заглушило во мне всякое чувство сострадания.
— Я же обещал, что помогу, — сказал я.
— Как она могла убить этого педика? — спросил он, тупо уставившись на свои грязные руки. — Поганая тварь! Знаешь, как она обошлась со мной, со своим братом? — Фел поднял на меня глаза полные горя. — Мы рванули из этого проклятого места. Ожерелье было у нее. Мы сели в машину и погнали по шоссе как шальные. Она вела. Я крыл ее за стрельбу, но она на меня не взглянула. Я думал, что мы катим в Майами. Я ни во что не вмешивался, а только и мог, что ругаться. Когда мы свернули на дорогу через болото и мангровый лес — знаешь, сразу за городом, она вдруг нажала на тормоза. У меня штаны были мокрые, я все оглядывался, не гонятся ли за нами легавые.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25