https://wodolei.ru/catalog/chugunnye_vanny/
Он кивнул головой, облаченной в панаму защитной расцветки и, поддержал коллегу:
— Согласен, Ильяс. Мы не случайно приняли решение организовать встречу в Ингушетии. Сегодняшней ночью начнется беспрецедентная силовая акция.
— Кстати, завтра двадцать второе число, — вторил ему первый чин. — Было бы неплохо приурочить грядущую операцию к нападению Германии на Россию.
— Можно приурочить и к этому событию, а можно и к другому… — усмехнулся Шамиль Татаев. — В этот же день, но гораздо раньше — в 1819 году была заложена крепость Грозная. Как видите — нам есть, что отметить в начале следующих суток…
Рассевшиеся перед ними прямо на траве полевые командиры и знатные мусульмане закивали. Над поляной, освещенной тремя гигантскими кострами, пронесся одобрительный гул. Шамиль обвел взглядом единоверцев, отыскивая молодого родственника. Найти Арсена не составляло большого труда, так как он один из немногих был награжден медалью «За оборону Грозного», и небольшой девятигранник даже сейчас — в сгустившейся темноте, весело поблескивал на груди его пятнистой куртки. Эту почетную награду выпускник Рязанского десантного училища, не пожелавший воевать против своего же народа и перешедший на сторону повстанцев, получал в девяносто седьмом из рук самого Яндарбиева. Татаев встретился с уверенным взглядом амира и подбадривающе подмигнул…
Пожилой кавказец, тем временем, дожидался, пока многочисленные подчиненные обуздают эмоции. Когда на обширной поляне утихли голоса, и тишину нарушал лишь треск горящих сучьев, он продолжил:
— Итак, комплекс объектов номер один — здание МВД Ингушетии; база 137-го погранотряда ФСБ в Назрани. Туда уже отправилась наша спецгруппа из отборных воинов.
Моджахеды вновь восприняли эту информацию с воодушевлением…
— Вторая цель — город Карабулак, а именно: городской Отдел внутренних дел; склад МВД; база ОМОН. Объектом под номером три числится станица Слепцовская, — заглядывая в блокнот, монотонно говорил сподвижник Масхадова. Потом выдержал паузу и, с хитрецой прищурившись, поведал: — Кроме того, имеется в нашем плане несколько отвлекающих операций. В двадцати восьми километрах к югу отсюда есть неприметное село Галашки. Ровно в одиннадцать вечера его атакует со своим отрядом хорошо известный вам Абдул-Малик.
— И плюс к вышесказанному мы уничтожим несколько близлежащих блокпостов на автотрассе «Кавказ», перекрыв, таким образом, возможность подхода подкрепления для здешних федералов, — встал со своего места Татаев, давая понять, что инструктаж закончен. — На всю операцию вам отводиться одна ночь, а дальше — после пятой молитвы на восходе солнца, мы должны снова мелкими разрозненными группами вернуться в Ичкерию — в свои горные базы…
А Ильяс, так же встав и положив руку на плечо сподвижника, громогласно добавил:
— В завершении нашего совещания, братья, я хочу сказать главное! Аслан Масхадов попросил передать вам следующее: если наша акция окажется успешной, мы разработаем план другой, столь же дерзкой, но уже более грандиозной операции. Затем соберемся вновь и нанесем свой страшный удар по неверным, предателям и прочим врагам Ислама.
— Да поможет нам Аллах!
— Аллах с нами!
— Аллах Акбар!.. — раздались восторженные выкрики полевых командиров.
Направляясь после инструктажа к дожидавшимся воинам, большинство из них радостно потирало руки — наконец-то предстояло важное и прибыльное дело! За участие в ночном налете на объекты Ингушетии каждому подразделению полагалось крупное денежное вознаграждение.
До назначенного времени выхода оставалось не более получаса. Кто-то решил перекусить, кто-то чистил, проверял и заряжал оружие, а в расположении одного из отрядов пара голосов затянула песню на музыку Юрия Шевчука. Кажется, первоначально в исполнении автора она называлась «Что такое осень»…
Что такое Грозный? Это камни,
Плачущие камни под ногами!
Грозный, ты напомнил душе о самом главном —
Что свобода все же будет с нами!..
Грозный, ты напомнил душе о самом главном —
Что свобода все же будет с нами!..
И тут же с десятки других голосов со всех концов обширной поляны дружно подхватил припев:
Город Грозный вечно во мгле,
Триста лет ты был в кабале!
Знаю точно — солнце взойдет,
Свобода в Чечню к нам придет!..
Глава третья
Санкт-Петербург
Полтора года назад Георгий Павлович Извольский уволился в запас из прославленного «Шторма» с должности заместителя командира и в звании подполковника. В какой-то момент ветеран спецназа совершенно отчетливо понял: вдоволь уж набегался по чеченским горам и лесам; хлебнул лишений и невзгод; навоевался с риском для собственной жизни. Хотя, вроде бы и возраст был к тому времени не запредельный — тридцать восемь, и можно было еще покорячиться ради увеличения размера пенсии. Да почему-то не захотел… Ведь арифметика тут была проста до абсурда: вернулся из трехмесячной командировки — будьте любезны, запишите их в послужной стаж, помножив на три. А привезли обратно в цинковой домовине — так кому она нужна эта выслуга!..
Вот и сочинил сотрудник «Шторма» рапорт, исходя из вышеописанных расчетов.
Женушка с взрослой дочерью, конечно же, данный шаг не одобрили — привыкли к хорошим деньгам, причитавшимся офицеру-спецназовцу после участия в боевых действиях. Еще бы! Командировочные, немалый оклад, пайковые, боевые… По нынешним меркам набиралась вполне приличная сумма. Однако ж Галочка — когда-то милая, обаятельная и скромная девушка, а ныне потолстевшая и напрочь растерявшая былой шарм бабища, никогда жить экономно не умела и заработанные мужем средства расходовала моментально. Едва в доме появлялись деньги, она уходила в глубочайшее раздумье, а затем исподволь начинала зудеть:
— Ты знаешь, дорогуша, наш старый диван в зале так невыносимо скрипит. Словно вот-вот развалится!.. Я вот о чем подумала: не купить ли нам новую мягкую мебель?..
Жорж — как называли Георгия родственники и особо близкие друзья, слушал это нытье день, два, три… Потом заглядывал в ящик «горки», где издавна хранились семейные сбережения, обнаруживал эти сбережения изрядно подтаявшими благодаря стараниям единственной дочери, которой извечно требовались обновы: новомодное нижнее белье, джинсы, блузочки, обувь — по двенадцать пар на каждый сезон… И, махнув рукой, соглашался. Буквально через пару часов в квартиру с шумом вваливались грузчики, спецы по сборке, и к вечеру счастливая Галина с дочуркой опробовали приобретение раздавшимися от малоподвижной жизни задницами.
А средства на мирное прожитье бесследно испарялись…
Вслед за новой покупкой жена объявляла «режим строжайшей экономии», но терпежу у самой же Галочки хватало ровно на неделю — лишь миновал этот заветный срок, бабы осаждали главу семейства вопросами и намеками: когда же он сызнова соизволит отправиться «на заработки»?
И Жорж, понурив голову, плелся к командиру «Шторма»…
— Помилуй, Палыч!.. Ты же совсем недавно вернулся! — искренне удивлялся тот. — Верно, и отоспаться-то, как следует не успел — вон какие синяки под глазами!..
— Да чего уж… отоспался, — отворачиваясь, смущался подполковник. — Привычнее там. Записывай в группу…
И опять ехал руководить какой-нибудь лихой операцией, подставляя седеющую головушку под пули…
Твердое решение Извольского демобилизоваться стало для женской половины семейства сродни шоку — во-первых, Георгий Павлович начал понемногу прикладываться к спиртному, а во-вторых, его пенсии теткам катастрофически не хватало, равно как и ума с деловитой хваткой для собственного устройства на высокооплачиваемую работу.
Тут-то и помог один стародавний знакомец, предложив военному пенсионеру блатную должность «директора» городской свалки…
Сие «директорство» заключалось в руководстве несметной толпой бомжей, промышлявших на обширной территории мусорного могильника в поисках цветного металла, бутылок и прочего оказавшегося здесь хлама, способного обратиться в деньги. Бездомный люд делал ежедневные «пожертвования» в кассу, свято хранимую Жоржем и, получал разрешение копаться в отходах от рассвета до заката. Раз в неделю за кассой приезжали какие-то мутные братки на «Вольво», оставляя старшему «бомжу» вполне приличную сумму равную пяти процентам. Иногда недельная зарплата «главы» могильника достигала пятисот долларов…
В сущности он был доволен новой работой — самому в гнилье рыться не приходилось; местный народец после единственной показательной взбучки трем неплательщикам его уважал и ослушиваться не решался. С выходными, правда, было туговато, да и одежонка насквозь пропахла зловониями так, что изнеженные жена с дочерью воротили чувствительные носы. Приносимые им деньги, однако ж, не нюхали, поспешно забирали и так же проворно оставляли в бутиках, салонах и прочих дорогих магазинах…
Хотя, надобно оговориться, не всегда все складывалось так скверно.
Проблески здравого ума иногда заставляли Галочку сдерживать порывы отдать последние рубли за очередную покупку. Когда при увольнении из рядов спецназа Георгий получил огромную сумму, она почесала затылок и невероятными усилиями воли заставила себя начать откладывать деньги на приобретение отдельной квартиры для Дашеньки, готовой в любой момент выскочить замуж. Все полтора года супруга, к немалому удивлению Извольского, копила и приумножала капитал, пока заветная цель, наконец, не была достигнута, и намедни Галина получила ключи от новенького однокомнатного жилья дочери.
А дальше все покатилось по накатанной, проторенной дорожке: «Жоржик, нам нужно срочно сменить люстру… Дорогуша, Дашенька мечтает об итальянской кухне… Милый, ведь скоро осень, и я присмотрела себе еще одни шведские сапожки…» Сам Жоржик при этом до снега шлепал по лужам дырявыми летними туфлями. Всюду бывал в единственном поношенном и вышедшим из моды в прошлом веке костюмчике «а-ля питерский рабочий». Обедал вместе с бомжами, а на ужин дома чаще всего потреблял вермишель быстрого приготовления…
Конечно же, он все прекрасно понимал, но приходилось терпеть и потребительское к себе отношение, и жуткий эгоизм жены с взрослой дочерью. Погоревав и поворчав на своих баб, Извольский всякий раз приговаривал:
— Ну, куда же от них деться!? Родные, как-никак кровинушки… Куда они без меня?.. Да и я-то кому нужен — в свои сорок лет?..
Изо дня в день, регулярно прикладываясь к плоской фляжке с чистым спиртом, подполковник запаса все чаще задавался одними и теми же вопросами: смогу ли я освободиться от пагубного пристрастия? Сумею ли удержаться на человеческой высоте?.. Кое-как он все ж умудрялся хранить подобие физической формы — изредка по утрам упражнялся минут по сорок; иногда — в выходные устраивал длительные пробежки, а при случае на правах ветерана заглядывал в спортзалы и тир «Шторма». Однако будничный, малоподвижный образ жизни с появившейся одышкой и небольшим животиком над ремнем; ставшая нормой пачка сигарет в день и двести граммов спирта все более угнетали сознание мыслями о приближающейся старости и подавляли волю в «революционной борьбе» с двумя захребетницами, живущими под одною с ним крышей.
Решительное восстание против «поработителей», равно как и против стремительного падения могло разразиться разве что после очень серьезных потрясений. Отправляясь погожим ранним утром на ставшую родной свалку, бывший спецназовец и представить не мог, что до начала сих потрясений, способных перевернуть не только семейную, но и всю остальную его жизнь, оставалось не более тринадцати часов…
Глава четвертая
Ингушетия
Вертолет появился на горизонте за три минуты до назначенного срока. Вынырнув из-за верхушек деревьев дальнего лесочка, он с глухим рокотом пронесся над головами спецназовцев; удалившись метров на семьсот, заломил приличный крен, развернулся на сто восемьдесят градусов и, замедляя скорость, стал заходить на посадку, выбрав местом для нее контрастное пятно желтовато-зеленой травы. Три офицера местных спецслужб и бойцы «Шторма» включая лежащего на носилках Петровича, неотрывно наблюдали за ним. Лейтенант Грунин вновь извлек из герметичного чехла видеокамеру, решив отснять завершающие кадры изнурительной спецоперации…
Снижаясь, Ми-8 приближался к группе против ветра и потому рев мощных двигателей звучал приглушенно, но все же набирал силу с каждой секундой. Винтокрылая машина постепенно увеличивалась в размерах. Вот уже отчетливо стали угадываться сквозь граненое остекление два пилота и борт-техник, сидящие в один ряд. Еще минута и широко расставленные шасси мягко коснутся нежной желтовато-зеленой растительности, затем командир уменьшит мощность и вертолет опустит на землю небольшое сдвоенное переднее колесо под прозрачной кабиной, а дверка грузового отсека скользнет по левому борту назад, приглашая уставших бойцов спецотряда внутрь. В этот вожделенный миг, наверное, каждый из них уже представлял себя там — в удобном чреве желанного и спасительного челнока.
И вдруг…
Ровно идущий на посадку вертолет резко качнулся и отчего-то стал заваливаться на правый борт. Будто в кадрах замедленной съемки тяжелая и, вероятно, уже неуправляемая машина беспомощно кренилась, задирая при этом нос, и с катастрофической неудержимостью теряла жизненно важный запас высоты…
Кто-то из офицеров-силовиков изумленно присвистнул, один из спецназовцев негромко матюкнулся, другие же, сквозь стиснутые зубы издали нечто похожее на стон. И только штатный оператор лейтенант Грунин бесстрастно и молча фиксировал на магнитную пленку происходящее…
Через секунду Ми-8 грузно ухнул всей десятитонной массой на землю, а над головами мужчин, ожидавших совсем другого — благополучного и мягкого его приземления, со свистом пронеслись обломки лопастей, в изобилии разлетавшихся по всему округлому ровному полю. Бойцы «Шторма» кинулись к груде искореженного металла, в надежде на то, что кто-то из экипажа остался жив, да тут же, вынужденно повернули обратно — над местом катастрофы взметнулся огненный гриб полыхнувшего авиационного керосина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
— Согласен, Ильяс. Мы не случайно приняли решение организовать встречу в Ингушетии. Сегодняшней ночью начнется беспрецедентная силовая акция.
— Кстати, завтра двадцать второе число, — вторил ему первый чин. — Было бы неплохо приурочить грядущую операцию к нападению Германии на Россию.
— Можно приурочить и к этому событию, а можно и к другому… — усмехнулся Шамиль Татаев. — В этот же день, но гораздо раньше — в 1819 году была заложена крепость Грозная. Как видите — нам есть, что отметить в начале следующих суток…
Рассевшиеся перед ними прямо на траве полевые командиры и знатные мусульмане закивали. Над поляной, освещенной тремя гигантскими кострами, пронесся одобрительный гул. Шамиль обвел взглядом единоверцев, отыскивая молодого родственника. Найти Арсена не составляло большого труда, так как он один из немногих был награжден медалью «За оборону Грозного», и небольшой девятигранник даже сейчас — в сгустившейся темноте, весело поблескивал на груди его пятнистой куртки. Эту почетную награду выпускник Рязанского десантного училища, не пожелавший воевать против своего же народа и перешедший на сторону повстанцев, получал в девяносто седьмом из рук самого Яндарбиева. Татаев встретился с уверенным взглядом амира и подбадривающе подмигнул…
Пожилой кавказец, тем временем, дожидался, пока многочисленные подчиненные обуздают эмоции. Когда на обширной поляне утихли голоса, и тишину нарушал лишь треск горящих сучьев, он продолжил:
— Итак, комплекс объектов номер один — здание МВД Ингушетии; база 137-го погранотряда ФСБ в Назрани. Туда уже отправилась наша спецгруппа из отборных воинов.
Моджахеды вновь восприняли эту информацию с воодушевлением…
— Вторая цель — город Карабулак, а именно: городской Отдел внутренних дел; склад МВД; база ОМОН. Объектом под номером три числится станица Слепцовская, — заглядывая в блокнот, монотонно говорил сподвижник Масхадова. Потом выдержал паузу и, с хитрецой прищурившись, поведал: — Кроме того, имеется в нашем плане несколько отвлекающих операций. В двадцати восьми километрах к югу отсюда есть неприметное село Галашки. Ровно в одиннадцать вечера его атакует со своим отрядом хорошо известный вам Абдул-Малик.
— И плюс к вышесказанному мы уничтожим несколько близлежащих блокпостов на автотрассе «Кавказ», перекрыв, таким образом, возможность подхода подкрепления для здешних федералов, — встал со своего места Татаев, давая понять, что инструктаж закончен. — На всю операцию вам отводиться одна ночь, а дальше — после пятой молитвы на восходе солнца, мы должны снова мелкими разрозненными группами вернуться в Ичкерию — в свои горные базы…
А Ильяс, так же встав и положив руку на плечо сподвижника, громогласно добавил:
— В завершении нашего совещания, братья, я хочу сказать главное! Аслан Масхадов попросил передать вам следующее: если наша акция окажется успешной, мы разработаем план другой, столь же дерзкой, но уже более грандиозной операции. Затем соберемся вновь и нанесем свой страшный удар по неверным, предателям и прочим врагам Ислама.
— Да поможет нам Аллах!
— Аллах с нами!
— Аллах Акбар!.. — раздались восторженные выкрики полевых командиров.
Направляясь после инструктажа к дожидавшимся воинам, большинство из них радостно потирало руки — наконец-то предстояло важное и прибыльное дело! За участие в ночном налете на объекты Ингушетии каждому подразделению полагалось крупное денежное вознаграждение.
До назначенного времени выхода оставалось не более получаса. Кто-то решил перекусить, кто-то чистил, проверял и заряжал оружие, а в расположении одного из отрядов пара голосов затянула песню на музыку Юрия Шевчука. Кажется, первоначально в исполнении автора она называлась «Что такое осень»…
Что такое Грозный? Это камни,
Плачущие камни под ногами!
Грозный, ты напомнил душе о самом главном —
Что свобода все же будет с нами!..
Грозный, ты напомнил душе о самом главном —
Что свобода все же будет с нами!..
И тут же с десятки других голосов со всех концов обширной поляны дружно подхватил припев:
Город Грозный вечно во мгле,
Триста лет ты был в кабале!
Знаю точно — солнце взойдет,
Свобода в Чечню к нам придет!..
Глава третья
Санкт-Петербург
Полтора года назад Георгий Павлович Извольский уволился в запас из прославленного «Шторма» с должности заместителя командира и в звании подполковника. В какой-то момент ветеран спецназа совершенно отчетливо понял: вдоволь уж набегался по чеченским горам и лесам; хлебнул лишений и невзгод; навоевался с риском для собственной жизни. Хотя, вроде бы и возраст был к тому времени не запредельный — тридцать восемь, и можно было еще покорячиться ради увеличения размера пенсии. Да почему-то не захотел… Ведь арифметика тут была проста до абсурда: вернулся из трехмесячной командировки — будьте любезны, запишите их в послужной стаж, помножив на три. А привезли обратно в цинковой домовине — так кому она нужна эта выслуга!..
Вот и сочинил сотрудник «Шторма» рапорт, исходя из вышеописанных расчетов.
Женушка с взрослой дочерью, конечно же, данный шаг не одобрили — привыкли к хорошим деньгам, причитавшимся офицеру-спецназовцу после участия в боевых действиях. Еще бы! Командировочные, немалый оклад, пайковые, боевые… По нынешним меркам набиралась вполне приличная сумма. Однако ж Галочка — когда-то милая, обаятельная и скромная девушка, а ныне потолстевшая и напрочь растерявшая былой шарм бабища, никогда жить экономно не умела и заработанные мужем средства расходовала моментально. Едва в доме появлялись деньги, она уходила в глубочайшее раздумье, а затем исподволь начинала зудеть:
— Ты знаешь, дорогуша, наш старый диван в зале так невыносимо скрипит. Словно вот-вот развалится!.. Я вот о чем подумала: не купить ли нам новую мягкую мебель?..
Жорж — как называли Георгия родственники и особо близкие друзья, слушал это нытье день, два, три… Потом заглядывал в ящик «горки», где издавна хранились семейные сбережения, обнаруживал эти сбережения изрядно подтаявшими благодаря стараниям единственной дочери, которой извечно требовались обновы: новомодное нижнее белье, джинсы, блузочки, обувь — по двенадцать пар на каждый сезон… И, махнув рукой, соглашался. Буквально через пару часов в квартиру с шумом вваливались грузчики, спецы по сборке, и к вечеру счастливая Галина с дочуркой опробовали приобретение раздавшимися от малоподвижной жизни задницами.
А средства на мирное прожитье бесследно испарялись…
Вслед за новой покупкой жена объявляла «режим строжайшей экономии», но терпежу у самой же Галочки хватало ровно на неделю — лишь миновал этот заветный срок, бабы осаждали главу семейства вопросами и намеками: когда же он сызнова соизволит отправиться «на заработки»?
И Жорж, понурив голову, плелся к командиру «Шторма»…
— Помилуй, Палыч!.. Ты же совсем недавно вернулся! — искренне удивлялся тот. — Верно, и отоспаться-то, как следует не успел — вон какие синяки под глазами!..
— Да чего уж… отоспался, — отворачиваясь, смущался подполковник. — Привычнее там. Записывай в группу…
И опять ехал руководить какой-нибудь лихой операцией, подставляя седеющую головушку под пули…
Твердое решение Извольского демобилизоваться стало для женской половины семейства сродни шоку — во-первых, Георгий Павлович начал понемногу прикладываться к спиртному, а во-вторых, его пенсии теткам катастрофически не хватало, равно как и ума с деловитой хваткой для собственного устройства на высокооплачиваемую работу.
Тут-то и помог один стародавний знакомец, предложив военному пенсионеру блатную должность «директора» городской свалки…
Сие «директорство» заключалось в руководстве несметной толпой бомжей, промышлявших на обширной территории мусорного могильника в поисках цветного металла, бутылок и прочего оказавшегося здесь хлама, способного обратиться в деньги. Бездомный люд делал ежедневные «пожертвования» в кассу, свято хранимую Жоржем и, получал разрешение копаться в отходах от рассвета до заката. Раз в неделю за кассой приезжали какие-то мутные братки на «Вольво», оставляя старшему «бомжу» вполне приличную сумму равную пяти процентам. Иногда недельная зарплата «главы» могильника достигала пятисот долларов…
В сущности он был доволен новой работой — самому в гнилье рыться не приходилось; местный народец после единственной показательной взбучки трем неплательщикам его уважал и ослушиваться не решался. С выходными, правда, было туговато, да и одежонка насквозь пропахла зловониями так, что изнеженные жена с дочерью воротили чувствительные носы. Приносимые им деньги, однако ж, не нюхали, поспешно забирали и так же проворно оставляли в бутиках, салонах и прочих дорогих магазинах…
Хотя, надобно оговориться, не всегда все складывалось так скверно.
Проблески здравого ума иногда заставляли Галочку сдерживать порывы отдать последние рубли за очередную покупку. Когда при увольнении из рядов спецназа Георгий получил огромную сумму, она почесала затылок и невероятными усилиями воли заставила себя начать откладывать деньги на приобретение отдельной квартиры для Дашеньки, готовой в любой момент выскочить замуж. Все полтора года супруга, к немалому удивлению Извольского, копила и приумножала капитал, пока заветная цель, наконец, не была достигнута, и намедни Галина получила ключи от новенького однокомнатного жилья дочери.
А дальше все покатилось по накатанной, проторенной дорожке: «Жоржик, нам нужно срочно сменить люстру… Дорогуша, Дашенька мечтает об итальянской кухне… Милый, ведь скоро осень, и я присмотрела себе еще одни шведские сапожки…» Сам Жоржик при этом до снега шлепал по лужам дырявыми летними туфлями. Всюду бывал в единственном поношенном и вышедшим из моды в прошлом веке костюмчике «а-ля питерский рабочий». Обедал вместе с бомжами, а на ужин дома чаще всего потреблял вермишель быстрого приготовления…
Конечно же, он все прекрасно понимал, но приходилось терпеть и потребительское к себе отношение, и жуткий эгоизм жены с взрослой дочерью. Погоревав и поворчав на своих баб, Извольский всякий раз приговаривал:
— Ну, куда же от них деться!? Родные, как-никак кровинушки… Куда они без меня?.. Да и я-то кому нужен — в свои сорок лет?..
Изо дня в день, регулярно прикладываясь к плоской фляжке с чистым спиртом, подполковник запаса все чаще задавался одними и теми же вопросами: смогу ли я освободиться от пагубного пристрастия? Сумею ли удержаться на человеческой высоте?.. Кое-как он все ж умудрялся хранить подобие физической формы — изредка по утрам упражнялся минут по сорок; иногда — в выходные устраивал длительные пробежки, а при случае на правах ветерана заглядывал в спортзалы и тир «Шторма». Однако будничный, малоподвижный образ жизни с появившейся одышкой и небольшим животиком над ремнем; ставшая нормой пачка сигарет в день и двести граммов спирта все более угнетали сознание мыслями о приближающейся старости и подавляли волю в «революционной борьбе» с двумя захребетницами, живущими под одною с ним крышей.
Решительное восстание против «поработителей», равно как и против стремительного падения могло разразиться разве что после очень серьезных потрясений. Отправляясь погожим ранним утром на ставшую родной свалку, бывший спецназовец и представить не мог, что до начала сих потрясений, способных перевернуть не только семейную, но и всю остальную его жизнь, оставалось не более тринадцати часов…
Глава четвертая
Ингушетия
Вертолет появился на горизонте за три минуты до назначенного срока. Вынырнув из-за верхушек деревьев дальнего лесочка, он с глухим рокотом пронесся над головами спецназовцев; удалившись метров на семьсот, заломил приличный крен, развернулся на сто восемьдесят градусов и, замедляя скорость, стал заходить на посадку, выбрав местом для нее контрастное пятно желтовато-зеленой травы. Три офицера местных спецслужб и бойцы «Шторма» включая лежащего на носилках Петровича, неотрывно наблюдали за ним. Лейтенант Грунин вновь извлек из герметичного чехла видеокамеру, решив отснять завершающие кадры изнурительной спецоперации…
Снижаясь, Ми-8 приближался к группе против ветра и потому рев мощных двигателей звучал приглушенно, но все же набирал силу с каждой секундой. Винтокрылая машина постепенно увеличивалась в размерах. Вот уже отчетливо стали угадываться сквозь граненое остекление два пилота и борт-техник, сидящие в один ряд. Еще минута и широко расставленные шасси мягко коснутся нежной желтовато-зеленой растительности, затем командир уменьшит мощность и вертолет опустит на землю небольшое сдвоенное переднее колесо под прозрачной кабиной, а дверка грузового отсека скользнет по левому борту назад, приглашая уставших бойцов спецотряда внутрь. В этот вожделенный миг, наверное, каждый из них уже представлял себя там — в удобном чреве желанного и спасительного челнока.
И вдруг…
Ровно идущий на посадку вертолет резко качнулся и отчего-то стал заваливаться на правый борт. Будто в кадрах замедленной съемки тяжелая и, вероятно, уже неуправляемая машина беспомощно кренилась, задирая при этом нос, и с катастрофической неудержимостью теряла жизненно важный запас высоты…
Кто-то из офицеров-силовиков изумленно присвистнул, один из спецназовцев негромко матюкнулся, другие же, сквозь стиснутые зубы издали нечто похожее на стон. И только штатный оператор лейтенант Грунин бесстрастно и молча фиксировал на магнитную пленку происходящее…
Через секунду Ми-8 грузно ухнул всей десятитонной массой на землю, а над головами мужчин, ожидавших совсем другого — благополучного и мягкого его приземления, со свистом пронеслись обломки лопастей, в изобилии разлетавшихся по всему округлому ровному полю. Бойцы «Шторма» кинулись к груде искореженного металла, в надежде на то, что кто-то из экипажа остался жив, да тут же, вынужденно повернули обратно — над местом катастрофы взметнулся огненный гриб полыхнувшего авиационного керосина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36