— Наш Волчонок, — так Марино называет Жан-Батиста, — говорит, что сдаст всех помощников папочки, начиная с прислуги. Но у него есть некоторые условия, — Марино медлит. — Он не играет с нами, Бентон, кажется, тут все серьезно.
— Ты так уверен? — мягко спрашивает Бентон.
— Да.
— Как ты узнал о его намерениях? — Бентон воодушевляется, почуяв родную стихию.
— Он прислал мне письмо.
— Он кому-нибудь писал, кроме тебя?
— Доку. Ее письмо переслали мне. Я его не отдал, зачем?
— Кому еще?
— Люси.
— Ее письмо тоже переслали тебе?
— Нет, в ее офис. Не понимаю, как он узнал ее адрес и название «Особый отдел», она его не регистрировала. Все остальные думают, что у нее компания по обработке данных.
— Откуда он узнал, что вы с Люси входите в Особый отдел? В Интернете можно найти какие-нибудь сведения об отделе?
— Можно, но это будет не то, о чем мы говорим.
— А насчет компании по обработке данных?
— Конечно.
— Есть ее номер телефона? — спрашивает Бентон.
— Зарегистрирован только ее телефон, как специалиста по обработке данных.
— Может, он его узнал, позвонил в справочную, там дали адрес. Мне кажется, сейчас можно узнать все, особенно по Интернету, а за какие-то пятьдесят баксов купить незарегистрированные и мобильные номера.
— Не думаю, что у Волчонка в камере есть компьютер, — раздраженно говорит Марино.
— Рокко Каджиано мог достать для него любую информацию, — напоминает Бентон. — Одно время у него был номер Люси, он же собирался ее сместить. А Жан-Батист просто попросил.
— Кажется, ты не отстаешь от жизни, — Марино пытается увести разговор от Рокко Каджиано.
— Ты читал письмо, которое он прислал Люси?
— Она мне о нем сказала. Не захотела отправить его ни факсом, ни по электронной почте.
На самом деле, Марино это беспокоит. Люси не хотела, чтобы он видел письмо.
— Он писал кому-нибудь еще?
Марино пожимает плечами, отпивает глоток пива.
— Без понятия. Тебе, скорее всего, нет, — шутит он.
Бентон не смеется.
— Потому что ты умер, не понял, что ли? — объясняет свою шутку Марино. — Если осужденный помечает конверт «Адвокату» или «Прессе», охранники не имеют права его вскрывать. Так что если даже Волчонок кому-то пишет, эта информация закрыта.
Он снова начинает отрывать этикетку, рассказывая дальше, словно Бентон не знает, какие в тюрьме порядки, словно не допрашивал там сотни опасных преступников.
— Правда, можно посмотреть список его посетителей, потому что большинство людей, которым они пишут, навещают их. У Волчонка тоже есть такой список. Так, дай-ка подумать... губернатор Техаса, президент...
— Президент Соединенных Штатов? — особенность Бентона — все воспринимать всерьез.
— Ага, — кивает Марино.
Его раздражает видеть в этом человеке того Бентона из прошлого, с которым он работал, который был его другом.
— Еще кто? — Бентон берет блокнот и карандаш с аккуратно сложенной стопки бумаг и журналов возле компьютера.
Он надевает маленькие очки а-ля Джон Леннон, которые никогда не стал бы носить раньше. Снова садится в кресло и записывает время, дату и место на чистом листе бумаги. С дивана Марино различает только слово «правонарушитель», больше он ничего не может увидеть, тем более что у Бентона мелкий почерк.
— Его родители тоже в списке, — отвечает Марино. — Смешно, да?
Бентон перестает писать и поднимает глаза:
— А его адвокат? Рокко Каджиано?
Марино молча взбалтывает оставшееся на дне бутылки пиво.
— Ну так как насчет Рокко? — повторяет Бентон. — Может, расскажешь мне?
— Забудь, что он мой... — в глазах Марино вспыхивает гнев, смешанный со стыдом. — Забудь, что он со мной вырос, что я вообще его знаю. Не хочу о нем слышать, снес бы ему башку, как и любому говнюку.
— Он твой сын, нравится тебе это или нет, — деловым тоном отвечает Бентон.
— Я даже не помню когда у него день рождения, — отмахивается Марино, допивая «Бадвайзер».
Рокко Марино родился плохим парнем. Позже он сменил фамилию на Каджиано. Это был позорный секрет Марино, который тот не раскрывал никому, пока не появился Жан-Батист. Марино всегда думал, что ужасные поступки Рокко вызваны его презрением к отцу, что Рокко все делал ему назло. Как ни странно, он находил удовлетворение в этой мысли. Месть все-таки лучше, чем унизительная, горькая правда о том, что Рокко равнодушен к Марино. Но, поступая так или иначе, Рокко вряд ли задумывался об отце, он поступал, как считал нужным. Рокко смеется над отцом, считает его дубиноголовым копом, неудачником, который одевается как свинья, живет как свинья и на самом деле является свиньей.
Появление Рокко в жизни Марино было случайностью — «чертовски смешной случайностью», как выразился сам Рокко, когда они встретились около двери в зал суда после ареста Жан-Батиста. Рокко связался с мафией в совсем юном возрасте. Он стал раболепным исполнительным адвокатом семьи Шандонне задолго до того, как Марино впервые о них услышал.
— Ты знаешь, где сейчас находится Рокко? — спрашивает Бентон.
— Возможно, очень возможно, что мы скоро это узнаем, — взгляд Марино темнеет.
— Что ты имеешь в виду?
Марино откидывается на спинку дивана, словно этот разговор доставляет ему удовольствие и льстит его самолюбию.
— То, что он по уши в дерьме.
— Что ты имеешь в виду? — снова спрашивает Бентон.
— Интерпол объявил его в международный розыск, а он об этом ничего не знает. Мне Люси сказала. Уверен, что мы его найдем, а вместе с ним и еще парочку засранцев.
— Мы?
Марино пожимает плечами, он хочет еще пива, но в бутылке не осталось ни капли. Сходить за новой? — думает Марино.
— "Мы" в переносном смысле, — объясняет он. — Как «мы, хорошие парни». Рокко схватят, едва он покажется в каком-нибудь аэропорту. Появится информация о розыске, он опомниться не успеет, как на него наденут наручники, а может, и парочку револьверов к башке приставят.
— За какие преступления? До сих пор ему удавалось избежать наказания, наверное, благодаря своему шарму.
— Я знаю, что в Италии есть ордер на его арест.
— Кто тебе сказал?
— Люси. Все бы отдал, чтобы быть среди тех, кто возьмет его на мушку. Только я точно спустил бы курок, — Марино уверен, что так и поступил бы, только с трудом может представить себе эту картину.
— Он твой сын, — напоминает ему Бентон. — Попробуй себе представить, что ты будешь чувствовать, если с ним и правда что-нибудь случится по твоей вине. Не думаю, что ты имеешь право преследовать его или любого члена семьи Шандонне на законных основаниях. Или ты работаешь под прикрытием федералов?
Марино ненавидит федералов.
— Ничего я не почувствую, — отвечает он после короткой паузы. Он пытается сохранить самообладание, но все же где-то внутри притаились злоба и страх. — Я даже не знаю, где его носит. Его задержат и отправят в Италию, если он доживет. Хотя не сомневаюсь, что Шандонне вытащат его раньше, чем он успеет открыть рот.
— Кто еще? — продолжает Бентон. — Кто еще в списке?
— Двое репортеров. Никогда не слышал о них, насколько я знаю, их даже не существует. Ах да, совсем забыл братца, Жан-Поля Шандонне, известного как Джей Талли. Если бы он заглянул к Жан-Батисту, мы бы с радостью его прищучили, и он бы присоединился к Волчонку в камере смертников.
Бентон замирает при упоминании имени Джея Талли.
— Полагаешь, он еще жив?
— Почему бы и нет? Думаю, живет где-нибудь припеваючи, занимается семейным бизнесом, пока Шандонне прикрывают его задницу.
Марино приходит в голову, что наверняка Бентон знает историю с Джеем Талли. Тогда ему удалось выдать себя за американского агента и добиться тесного сотрудничества со штабом Интерпола во Франции. Марино пытается вспомнить, что обнародовали по делу Жан-Батиста. Он не знает, упоминалось ли о связи Скарпетты с Джеем Талли, когда все считали его красавцем-агентом, который учился в Гарварде и знает десять языков. Бентону не надо знать, что было между Скарпеттой и Талли. И Марино очень надеется, что Бентон никогда этого не узнает.
— Я читал кое-что о Талли, — говорит Бентон. — Он очень умный, коварный и чрезвычайно опасный. Сомневаюсь, что он умер.
Марино судорожно пытается сообразить, что может знать Бентон.
— Что ты о нем читал?
— Всем известно, что он брат-близнец Жан-Батиста, — лицо Бентона ничего не выражает.
— Странный случай, — Марино качает головой. — Представить не могу, что они родились почти одновременно. Одному брату не повезло, другой же, напротив, вытащил счастливый билет.
— Талли — психопат, — отвечает Бентон, — я бы не назвал это счастливым билетом.
— Их ДНК так похожи, — продолжает Марино, — нужно сделать много анализов, чтобы увидеть, что это ДНК двух разных людей. Только не проси меня объяснить все это, этим Док занималась.
— Кто еще в списке? — перебивает его Бентон. — В списке посетителей?
— Этот лист — полная чушь. Я уверен, что никто из тех, чьи имена там стоят, не приходил к Жан-Батисту, кроме его адвоката.
— Кроме Рокко Каджиано, твоего сына, — он не позволяет Марино игнорировать этот факт. — Еще кто-нибудь? — упорствует Бентон, продолжая что-то записывать в блокноте.
— Получается, что я. Какая прелесть! А потом мой новый дружок по переписке шлет мне письмо. Одно мне, а другое Доку. То, которое я ей не отдал.
Марино поднимается, чтобы взять еще пива:
— Тебе нужно?
— Нет.
Он вытаскивает из кармана куртки сложенные листы бумаги:
— У меня они с собой. Копии писем и конвертов.
— Список, — Бентон не собирается уходить от темы. — Ты же захватил с собой копию списка посетителей?
— Да не нужна мне копия этого чертового списка, — раздраженно отвечает Марино. — Что ты к нему привязался? Я могу тебе точно сказать имена. Все, кого я уже назвал, плюс два репортера. Карлос Гуарино и Эммануэль Ля-Флер.
Марино непонятно произносит имена и Бентон просит продиктовать их снова.
— Предположительно, один живет на Сицилии, другой — в Париже.
— Имена настоящие?
— Такие имена не зарегистрированы ни в одном газетном издательстве. Люси тоже искала.
— Раз Люси их не нашла, значит, их не существует, — подытоживает Бентон.
— Еще в списке есть Хайме Берген. Она бы задала Жан-Батисту жару, если бы присутствовала на суде в Нью-Йорке. Берген — хорошая знакомая Дока, они давно дружат.
Все это Бентон знает, поэтому никак не реагирует. Он продолжает писать.
— И, наконец, последний, некий Роберт Ли.
— Его имя кажется вполне реальным. На конце одно "и"? Мне кажется, господин Ли умер несколько столетий назад. Жан-Батист ему писал?
— Его имя в списке посетителей — это все, что я знаю. В тюрьме отказываются комментировать переписку заключенных с адвокатами, так что понятия не имею, кому еще Волчонок отправлял свои любовные послания.
18
Марино разворачивает письмо и начинает читать: Bonjour топ cher ami , Пит...
Он поднимает глаза, с негодованием замечая:
— Только подумай, он называет меня Питом. Это меня бесит.
— Тебе больше нравится мой дорогой друг? — сухо спрашивает Бентон.
— Не люблю, когда такие засранцы называют меня по имени. Такой уж я.
— Читай дальше, — нетерпеливо произносит Бентон. — Надеюсь, там больше нет французского, и тебе не придется так коверкать слова. Когда это написано?
— Меньше недели назад. Я постарался приехать как можно скорее. Чтобы увидеть тебя... Вот черт, буду называть тебя Бентон.
— Нет, не будешь. Читай дальше.
Марино зажигает очередную сигарету, глубоко затягивается и продолжает:
Решил сообщить тебе, что начал отращивать волосы. Почему? Да просто мне уже назначили день исполнения приговора. Седьмого мая, ровно в девять вечера. Ни минутой позже. Я надеюсь, ты будешь моим особым гостем. А пока, mon ami, у нас есть кое-какое дельце. Я делаю вам предложение, от которого трудно отказаться (как говорят в кино). Вам их никогда не поймать без меня. Вы будете пытаться выудить тысячу маленьких рыбок без сети. Эта сеть — Я. У меня есть два условия. Они очень просты.
Я расскажу все только мадам Скарпетте. Она просила у меня разрешения прийти, чтобы я начал говорить.
Больше никто не должен присутствовать.
Но у меня есть еще одно условие, о котором она не знает. Она должна быть доктором, который сделает мне укол. Мадам Скарпетта должна меня убить. Я полностью вам доверюсь, если она согласится, она не нарушит свое обещание. Вот видите, как хорошо я знаю ее.
A bientot,
Жан-Батист Шандонне
— А ее письмо? — неожиданно спрашивает Бентон, не осмеливаясь произнести имя Скарпетты.
— Почти то же самое, — Марино не хочет читать ему письмо.
— Оно же у тебя в руке, прочти.
Марино тушит сигарету, отводя взгляд от Бентона:
— Я перескажу тебе вкратце.
— Не надо меня щадить, Пит, — мягко говорит Бентон.
— Пожалуйста. Если хочешь его услышать, я прочту. Но не думаю, что это так важно и может тебе надо...
— Прочти, — голос Бентона звучит устало, он глубже усаживается в кресло.
Марино откашливается и разворачивает второй листок бумаги:
Mon cher amour, Кей...
Марино поднимает глаза, но Бентон лишь слегка побледнел.
Я очень расстроен, потому что Вы все не приходите меня навестить. Я не понимаю, почему? Уверен, Вы чувствуете то же, что и я. Я Ваш ночной похититель, Ваш любовник, я пришел тогда, чтобы украсть Вас, но Вы отказались. Вы не хотели со мной разговаривать, ранили меня. Как Вы, должно быть, сожалеете об этом сейчас, мадам Скарпетта, как хотите снова меня увидеть...
Вы всегда со мной, здесь, в моей камере, против Вашей воли, в моей власти. Вы должны это знать. Вы должны это чувствовать. Дайте подумать, сколько раз в день я разрываю Вашу прекрасную одежду, дорогую одежду мадам Скарпетты, доктора, адвоката, начальника. Я рву на Вас одежду и вонзаюсь зубами в вашу роскошную грудь, вы вздрагиваете и умираете от восторга...
— В этом есть какой-то смысл? — голос Бентона раздается, словно выстрел. — Мне неинтересно слушать эту порнографическую чушь. Чего он хочет?
Марино внимательно на него смотрит, затем переворачивает письмо. По вискам у него течет пот. Он читает то, что написано на другой стороне листа:
Я должен Вас увидеть! Вы не можете мне отказать, если только не хотите, чтобы умирали невинные люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46