Не знаю, сколько прошло времени, но думаю, достаточно. Мне надо было спросить еще кое-что.
– А Флердоранж?
– Флердоранж, – раздраженно воскликнул Набико. – Ну, вы в точности как он. Вас только какая-нибудь глупая мэгуми-но ко Божья милость (яп.).

интересует.
Громко выдохнув, он потер глаза.
– Она была там, – сказал он спустя некоторое время. – В Саду. Мы с Сато разговаривали. Он отослал ее из комнаты, пока мы просматривали сценарий. Он мне ездил по ушам. Я почему-то решил, что, может, он изменит свое отношение, если я скажу, что мы оба думаем. Годы шли, а он ни разу не признал, что нас связывают скрытые узы. Я знаю, что он знает, размышлял я. Он знает, что я знаю. Ну так давайте скажем об этом вслух. Я так и сделал. А он засмеялся. Мой собственный гребаный папаша смеялся надо мной, вел себя так, будто это удачная шутка. Мне хотелось его стукнуть. Один раз, понимаете? Я имел право – после того, что он сделал. Ну, я ему и врезал. Всего один раз. А потом – не знаю. Я просто не мог остановиться. Видя, как он смеется, я не мог остановиться. И не остановился, пока она не сошла по лестнице.
Он взглянул на меня, ища понимания или, может, жалости. Я мог предложить только молчание.
– Эта шлюха, – сказал он. – Всегда крутилась под ногами. А где она была, когда реально могла ему помочь? Почему не остановила меня? Она видела, что случилось, но слиняла, я ее не успел поймать.
– И тогда вы подожгли дом?
Он не ответил.
Гнев, кажется, привел его в чувство. Схватив пистолет, он направил его на меня, размышляя. Затем встал. Посмотрел на диснеевские часы. Руки Микки показывали, что уже без пятнадцати семь.
– Хотелось бы все вам рассказать, Чака. Но у меня встреча в суде в Роппонги. А потом все закончится. Пожалуй, надо вас связать и все такое. Или, может, пристрелить. Вы как думаете?
Набико несло по инерции. Он явно был до смерти напуган с тех пор, как убил Сато. А может, и задолго до этого. Ему хотелось убить меня не больше, чем мне хотелось убить его. Но как только выбираешь этот путь, все выходит из-под контроля. Что в конечном счете значит еще одна смерть? Как бы там ни было, я не планировал становиться зиц-жертвой.
– Интересно, есть ли у меня веревка… – рассеянно бормотал он. Когда он отвернулся, я вскочил со стула и бросился в крошечную спальню.
– Стой! – сказал он.
Я не остановился.
– Я тебя пристрелю к едрене фене! – заорал он. Но не выстрелил.
Я резко открыл шторы, и в комнату ворвался жгучий луч солнца. Набико одной рукой прикрыл глаза, другой направил на меня пистолет.
– Видишь вон то окно через улицу? – Я махнул в сторону поста Ихары, единственного окна без задернутых штор. Набико прищурился и пристально вгляделся. – Там копы. Убойный отдел. Это они висят у тебя на хвосте. Я никогда не сбегал из тюрьмы. Я работал на них с самой смерти Сато.
Ложь, но его худшие страхи подтвердились.
– Все, что ты сказал, записано на пленку. – Я вынул «Геймбой». – Это передатчик, он каждое твое слово передавал на дистанционное записывающее устройство.
Набико недоверчиво уставился на «Геймбой».
– Убьешь ты меня или нет… – Я пожал плечами. Я поставил на его навязчивое чувство вины и на то, что он не закоренелый преступник. Кровь у Набико горячая, возможно, были и другие факторы, о которых я не имел понятия, но я знал, что он совершил преступление в порыве страсти. Хладнокровный убийца прикончил бы меня, не раздумывая.
Ситуация на пару секунд зависла. Я как бы от всего отрешился, будто смотрел кино. На ум пришла сцена из фильма Мигусё «Незнакомцы в Осаке»: киллер узнает, что его жена – которую он только что спас в ходе ужасной и кровавой драки на мечах с местными бандитами. – собирается его оставить. Он узнаёт, что все это время она обманывала его с одним из бандитов, которому он только что вспорол живот. И вот теперь он, рогатый и весь в крови, смотрит на отвратительные останки и пытается разобраться в смысле жизни, которого нет. Хороший был фильм, пока верх не взяли непропеченные побочные сюжетные линии.
Набико пожал плечами и тяжело осел на футон. Слабо усмехнулся и бросил мне пистолет. Все шло к завершению, и, кажется, Набико от этого полегчало.
– Собственность студии «Токо», – пояснил он. – Из этой пушки убили Цудзиро Курату в «Бою без чести». На большее он, по-моему, не способен.
Я оглядел пистолет, затем положил рядом с проектором на столик. Набико лег на футоне и тяжело вздохнул. Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга – двое мужчин с глазу на глаз в квартире.
– И что теперь? – спросил он. – В дверь ворвутся копы и устроят шумную развязку?
– Нет, – сказал я. – Пока нет. До моего сигнала. – Он задумчиво кивнул, а я пытался сообразить, что делать. – Но сигнала я не дам.
– Отчего же?
– У меня встреча с Квайданом. Вы у него когда должны быть?
Он нахмурился, на его лице мелькнула тень слабого подозрения. Если бы у него хватило ума, он бы понял, что я вовсю блефую. Но если б у него хватило ума, он никогда бы не поверил в историю о копах. У меня было преимущество. Я никого не убивал.
– В здании суда на Ханеэй-дори. Ровно в восемь, – тихо простонал он.
– Дай мне ключи от машины, – сказал я. У него опять обвисло лицо, он покопался в карманах и кинул мне ключи. – Я тебя заменю. А ты пока садись за пишмашинку и пиши полное признание. Как только закончишь, возьмешь вот это, – я показал на «Геймбой», – и скажешь «свет, камера, мотор». Это будет для них сигналом прийти и арестовать тебя. Не торопись и сделай все как следует. Спешить ни к чему.
Он взглянул на пишущую машинку и закрыл глаза. Идея его не вдохновляла.
– А если я просто убегу? – спросил он.
– Тебя достанут, прежде чем ты выйдешь из здания. Он задумался, уставившись в потолок. А потом засмеялся. Так смеются проигравшие, безжизненно и глухо.
– Знаешь, Билли. – сказал он. – Сценарий написал я, не Сато. Он мой. Фильм о твоей жизни. Если я попаду в тюрьму. «Разборки в Токио» никогда не снимут.
– Знаю, – сказал я, изо всех сил имитируя сочувствие. Затем развернулся и вышел из квартиры, оставив Набико писать признание. Я рассчитал, что через несколько часов вызову полицейских, настоящих полицейских, и анонимно намекну им, что убийца ждет их в своей квартире с готовым признанием.
Но сначала я должен найти Флердоранж, пока она еще жива.

Я нашел автомобиль Набико, запрыгнул внутрь и включил зажигание. Отъезжая, я чувствовал, как сверху за мной следит Ихара. Наверняка теряется в догадках, что за чертовщина творится. А с другой стороны, может, ему наплевать. Ему платили за то, что он профессиональный наблюдатель. Другими словами, незаинтересованная третья сторона.
Сара бы сказала, что, несмотря на мою пустую болтовню, это относится и к журналисту. Ему платят, чтобы он наблюдал. Культурный вуайерист, который отличается только тем, что выбалтывает увиденное, – он должен рассказать всем о том, что подсмотрел. Ладно, пусть; по крайней мере, не надо сидеть целыми днями в темной комнате с тройкой идиотов, жующих «Понрики».
Я пошарил в коллекции кассет Набико и сообразил, что еду в автомобиле убийцы. Ну, не впервой. Посмотрим теперь, что этот слушал. Я включил стереомагнитолу и вставил кассету. Пол Маккартни и компания с песней «Банда в бегах». Едва ли самый подходящий саундтрек для эдипова кошмара, который переживал Набико. Вообще-то припоминаю, что у последнего убийцы в машине была кассета «Манхэттен Трансфер». Может, современная музыка для взрослых и впрямь толкает людей на преступления. Во всяком случае, я никак не стряхну с хвоста Пола Маккартни.
Остановив кассету, я включил радио. Новости и погода. Если северные облака и собирались быстро и с очень дурным предзнаменованием, то в новостях об этом не было ни слова.
В зеркальце я видел, как позади меня над Нижним городом поднимается солнце. Впереди лежал Западный Токио, окутанный особой смесью тумана древности и промышленного смога. Движение уплотнялось по мере того, как люди выбирались из постелей в очередной понедельник. Вертолеты кружили в воздухе, сообщая жителям пригородов последние данные о пробках на автострадах. Может, даже Квайдан там, переживает из-за Флердоранж, землетрясений или из-за чего может переживать гангстер. Может, он даже из-за меня переживал. А если нет, то следовало бы.
Двадцать минут спустя я нашел зал суда. Самое уродливое здание, какое я видел за последнее время, но правосудие бывает безобразно. Припарковав машину Набико у тротуара, я вышел. Надо ждать, но ожидание – не моя специальность. Я пожалел, что оставил «Геймбой» у Набико.
Я попытался представить, что он сейчас делает. Вот он склонился над пишмашинкой, говорит в «Геймбой» «свет, камера, мотор» и прислушивается к шагам в коридоре. Никто не идет. Он ждет еше немного и повторяет громче, отчетливее произнося каждое слово. Но опять никто не приходит его арестовывать. Он орет в крошечный прибор. Швыряет его об стену. Затем, может, срывает шторы и жестикулирует перед Ихарой. «Арестуй меня, арестуй меня, арестуй меня, блядь такая».
Что-то в этом духе.
Даже сейчас мне трудно представить, что Набико – убийца. Слишком добродушен для человека, который прикончил собственного отца. Он мне понравился с первого дня на турнире, и хотя потом он стал каким-то странным (что, по-моему, объяснимо), я по-прежнему считал его славным парнем.
А теперь?
Надо пересмотреть свое мнение. А значит, видимо, надо пересмотреть и отношение к Сато. В принципе, я довольно непредубежденный человек, но понимаю: если такие, как я, начнут править миром, наступит анархия. Все уже к этому идет.
Я наблюдал, как люди, которые зарабатывали на жизнь, защищая нас от анархии, друг за другом заходят в здание. По лицам не поймешь, счастливы они или нет. Я обошел здание – проверить, нет ли черного хода, через который Квайдан и Флердоранж могли незаметно проскользнуть внутрь. Приближался финал, а я уже упустил достаточно последних шансов.
Конечно, черный ход был. И опять передо мной стояла дилемма. Центральный вход или черный? Монетки, чтобы бросить, у меня не было, да и грузовичок общества «Цугури» вряд ли проедет мимо, чтобы проорать ответ. Без дальнейших колебаний я выбрал центральный вход. Первое решение – лучшее.
Не знаю, сколько я прождал. И уже подумывал, правильно ли выбрал, еле сдерживаясь, чтобы не помчаться к черному ходу. Рано или поздно решение надо принимать и его придерживаться, подумал я.
Вдруг на улице появился огромный черный лимузин. Он двигался медленно и грозно, точно акула, лениво патрулирующая свои воды. Огромная хромированная решетка радиатора ослепительно отражала солнце. Лимузин остановился плавно и незаметно – я не сразу сообразил, что автомобиль больше не движется. Двигатель вполголоса угрожающе рычал. Эта машина могла принадлежать только Квайдану.

Первым вышел Перманент. Он придержал дверцу, и за ним появился Бобрик. Они двигались вяло, будто всю ночь где-то гудели, но одеты были так, чтобы становилось ясно: бандитом быть выгодно. Пока они обходили автомобиль, опустилось пассажирское окошко. Бобрик приблизился, а Перманент встал у бордюра, сунув руки в карманы, и уставился на свои туфли.
Бобрик стоял по стойке смирно и несколько раз кивнул тому, кто разговаривал с ним из лимузина. Затем глубоко поклонился, а окошко поползло вверх. Развернувшись, Бобрик присоединился к Перманенту.
Лимузин отъехал, не успел я решить, подходить к нему или нет. Ладно, минус одно решение, о котором придется пожалеть. Наблюдая, как лимузин лениво едет по улице, я гадал, в машине ли Флердоранж.
Перманент с Бобриком неторопливо пересекли тротуар и стали подниматься по лестнице в здание суда. Обычная развязная походка якудза сменилась глухим шарканьем, отчего они походили на похоронную процессию из двух человек. Кудрявая голова Перманента повисла засохшим подсолнухом. Перманент опирался на плечо Бобрика. Тот жестко задрал подбородок и шел нетвердо, будто игрушечный робот, у которого сели батарейки. Якудза были футах в двадцати от меня, и по их лицам я видел, что особого сопротивления они сейчас не окажут.
Я было направился к ним, но остановился.
Меня опередил детектив Арадзиро.
Я зашарил глазами вокруг, ища, куда бы спрятаться или убежать. По бокам от детектива шли двое крепких полицейских в штатском, при этом «в штатском» они, кажется, поняли буквально. На расстоянии прыжка я заметил ряд кустов. Приземление будет неприятным, однако тюрьма не лучше.
Но я так и не прыгнул. Постоял в тени, пропустил Арадзиро и его парней, будто меня тут и нет. Полицейские направились вверх по лестнице прямиком к Перманенту и Бобрику. Перманент и Бобрик остановились. Переглянулись. Затем произошла очень странная вещь – они поклонились копам. Что еще страннее, копы поклонились в ответ.
Знакомясь, все по очереди друг другу покивали. Еще один раунд поклонов. Арадзиро что-то сказал, и Бобрик опустил стриженую голову. Перманент шлепнул Бобрика по затылку. Один парень в штатском что-то сказал Арадзиро, и тот пожал плечами. Я ждал, кто первым вытащит пушку, размахнется или хотя бы плюнет. Но ничего такого не происходило. Эти полицейские и воры играли в игру похитрее.
Я хотел переместиться ближе и послушать, что говорят, но решил, что мне вряд ли обрадуются. Хорошо, что Арадзиро меня не заметил. Не буду испытывать свою удачу лишь для того, чтобы оказаться в центре внимания.
После нескольких неуклюжих попыток завязать разговор они, кажется, достигли определенного решения. Все довольно одеревенелые – стояли, скрестив руки и уставившись в землю. Парни в штатском в своих серых костюмах походили на усталых слонов. Перманент и Бобрик – совсем потерянные.
Вдруг Перманент схватил Бобрика и притянул к себе. Обхватил его своими ручищами и сжал в объятиях. Лица Перманента я не видел, а лицо Бобрика побелело. Кажется, он скорее изумился, чем смутился.
Копы отвернулись и стали смотреть в разные стороны. Если объятия затянутся, копы меня обнаружат методом исключения. Я вспомнил свою учебу в секте ниндзя «Черный Паук» в Наре:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36