Недалеко от него вспархивает голубь. Сзади сигналит «Бедфорд».

В огромной и бесцветной таверне девушка просит рису. Женщина за прилавком ухмыляется. На шоссе Нора ест пирог с мясом с видом великомученицы. В кузове Ржавый сидит на своем матрасике, и на подбородок ему свешивается серебристая нитка слюны.
Они выезжают из сияющих ущелий в широкую степь. Они пересекают реку Фортескью, и из земли начинают показываться железные шишки и валуны.
Фокс не понимает, следовало бы ему задержаться в Уитнуме подольше или нет. Он мог бы сходить к шахте. Но старик бы подумал, что он окончательно сбрендил. Дышать всем этим асбестом на каждом шагу – это было бы как оскорбление. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов – не так ли он сам говорил?
Долгое время он хочет заговорить с девушкой, понять, что к чему, но она, как ящерица, невосприимчива к его взглядам. Когда наконец он отчаивается, она заговаривает с ним.
– Он твой приятель?
– Шутишь? – говорит он. – Я просто автостопом еду.
Она кивает и кладет голые ноги на приборную панель. Ветер раздувает ее платье. Она приглаживает платье руками.
– Ты в порядке? – бормочет он.
Она пожимает плечами.
– Ты знаешь, куда поехали твои друзья?
– В Перт, наверное. Эмбер надо забрать ребенка.
– И туда-то ты и едешь?
– Да.
– Тогда ты едешь не в ту сторону. Ты это знаешь?
Она не шевелится.
– Черт, – говорит он.
Слеза от ветра скатывается по ее щеке в волосы.
– Сколько тебе лет? – спрашивает он.
– Шестнадцать.
– Господи!
– Господи? – горько смеется она. – Господу шестнадцать. И это женщина.
– Ну…
– И мужчины до смерти затрахивают ее каждый день.
– Слушай, – говорит он в замешательстве. – Мы высадим тебя в следующем городе. Можешь сесть на автобус. В Порт-Хедленде, думаю. Ты наверняка догонишь приятелей.
Девушка не отвечает. Фокс начинает замечать граффити на каждом обнажении пород.
Великое северное шоссе заканчивается на развязке с шоссе № 1. Фокс поворачивает. Низкая, плоская пойма бело-желтого цвета, цвета высохшего печенья. Она кажется прибрежной, но моря не видно. Эта полоска дороги усеяна раздолбанными двигателями, трупами зверей, пивными банками.
– Добро пожаловать, – говорит Нора, – в страну большого белого ублюдка.
– Что?
– Одни деревенщины.
Они едут и едут, но грузовичок кажется неподвижным на сияющей равнине. Скука ест Фокса. Он ерзает на сиденье.
После бездны времени, может быть через полчаса, над равниной поднимаются соляные горы Порт-Хедленда. На заброшенных окраинах порта, на бесплодных землях из линий электропередач, вагоноремонтных мастерских, стальных башен и дымовых труб они заезжают в придорожную таверну, грязный двор которой черен от разлитого бензина. Разобранные автомобильные поезда. Времянки, перемазанные железной пылью. Автостопщики, спящие рядом с ящиками «Эмубиттер» «Эму биттер» – сорт пива.

.
Фокс тормозит возле бензоколонки и вытаскивает несколько купюр.
– Вот, – тихо говорит он Норе, пока Ржавый не встрепенулся. – Доезжай до города, если автобус здесь не останавливается.
Она кивает. От нее пахнет заплесневелым полотенцем. Она берет деньги и вылезает. Дверь со стуком захлопывается.
– Черт, надо поссать, – говорит Ржавый. – Где это мы?
– Хедленд.
– Дыра.
– Ты здесь бывал?
– Не-а. Где телка?
– Пошла в сортир, – говорит Фокс. – Я плачу за бак?
– Я тебя не для компании держу.
Фокс вылезает и качает бензин, пока Ржавый пристегивает ногу. Они встречаются у кассы.
– Возьмем кусок вон того стейка, – говорит Ржавый, показывая на большой кусок филе в вакуумной упаковке за стеклянной дверцей морозильника в бусинах воды. – Она любит мясо, эта телка.
– Сам покупай, – говорит Фокс, желая быть на месте девушки.
Если бы не она, он бы давно уже дал отсюда деру. Маленькая девочка с дымящейся тарелкой жареной картошки в руках пристально смотрит на протез Ржавого. Под лампами дневного света протез сияет ужасающе розовым цветом из его шортов в цветочек.
– Денег нет.
– Слишком большой.
Ржавый чешет голову, продираясь пальцами сквозь несвежую гриву африканских косичек. В окно Фокс видит, как Нора забирается обратно в «Бедфорд». Несчастная унылая девушка за прилавком театрально вздыхает.
– Мы возьмем бифштекс, милая. Выбивай.
Фокс расплачивается и несет мясо наружу, оно холодит ему грудь.
Нора даже не смотрит на него, когда он забирается в кабину.
Он ведет машину, и его злость уступает место опустошенности. Двухэтажные дорожные знаки не помогают. Перт в тысяче шестистах пятидесяти километрах к югу, а Кунунарра – на том же расстоянии к северу. Полпути – это совсем не путь.
Некоторое время он находит утешение в величественных столовых горах, которые поднимаются из опустошенной поймы, но они уходят, и остаются только те же унылые равнины с мрачными, узкими ручьями.
Фокс ведет, и странные вспышки мерцают у него в глазах.
Река Де-Грей, коричневая и широкая, на своих усыпанных деревьями берегах дает им минутную передышку, а потом они летят через мост.
Ржавый забивает косяк, и они курят его с Норой. Она затягивается с чувством. Губы Фокса покалывает, и несколько секунд у него дрожит одна нога. Никто не разговаривает. Грибной запах дури наполняет салон.
Фокс ведет.
Двое позади шебуршатся в мешке с наркотой.
Равнина, равнина, равнина.
Ржавый начинает чихать.
Фокс знает, что это земля скотоводов, потому что на пути попадаются туши павших животных, но до сих пор он не видел еще ни одного живого. Здесь, на севере, нет оград. У него вдобавок ко вспышкам начинаются еще и судороги.
По бокам дороги – сплошь остатки костров, пустые бутылки и мусор. С севера волокут грузы «Лендкрузеры» и «Чероки». Это как колонна беженцев, которым наступают на пятки. Фоксу нужно остановиться. Ему надо выйти.
В Парду он останавливается. Там просто бензоколонка и стоянка для грузовиков. Он вылезает и вытаскивает свои пожитки из-под серфера. Ржавый лежит развалившись, его глаза превратились в щелочки. Когда Фокс вытаскивает рюкзак, оказывается, что он насквозь пропах Ржавым.
– Залить бак? – спрашивает заправщица сквозь зубы.
– Вон та отворотка ведет на побережье? – спрашивает Фокс.
– Да. Вам нужен бензин или как?
– Спросите его.
– Спасибо ни за что, – говорит Нора.
Фокс идет, пока не входит в ритм. Воздух шерстяной. Пот заливает ему глаза и слепит его. Он подумывает о шляпе, но солнце уже низко. Гравийная дорога по обеим сторонам окружена низкой выжженной порослью. Деревьев не видно. Он самый высокий предмет на равнине.
Через долгое время он слышит звук мотора и разбрасываемого гравия. Он продолжает идти, не голосуя. Слышит, как автомобиль тормозит позади.
– Ты кое-что забыл, – говорит девушка с водительского сиденья.
Это кое-что бьет его в живот, и он сгибается пополам, и, когда грузовичок заканчивает свой разворот в брызгах грязи и его пыльный след в поросли удаляется к шоссе, он находит в пыли у ног бифштекс в вакуумной упаковке. К нему возвращается дыхание. Он поднимает упаковку, выпрямляется и идет навстречу закату и собирающимся комарам.

* * *

Как раз на закате Фокс подходит к ручью, окруженному манграми, который из-за отлива превратился в ручеек, и идет вдоль него, к бездревесному, каменистому мысу, с которого в сумерках все еще виден Индийский океан. Он решает пойти к низине над линией прилива и сбрасывает груз. Он выпивает литр воды и снимает шорты и майку, чтобы забраться в каменистый пруд и смыть с себя пот. По его телу пробегает минутная дрожь при мысли о крокодилах, но лучше этого пруда найти ничего нельзя. Вода прохладна.
На минуту, перед тем как одеться, он чувствует себя посвежевшим, но, когда он разворачивает свой спальник в сгущающейся тьме, он уже снова покрыт липким потом.
На мысу он видит костер, и сердце его падает. Тогда он думает о бифштексе в рюкзаке. Он натягивает свои пропекшиеся ботинки.
Только бледная песчаная тропка ведет вверх, к скалистому хребту.
– Эй, привет компании! – кричит он с разумного расстояния.
– Господи всемогущий! – говорит кто-то.
Что-то звякает о землю – уронили от удивления.
– Извините, что напугал, – говорит Фокс, подходя к костру, который освещает пару ног.
– У меня вся душа в пятках!
Это мужской голос. Пожилой. Фокс заслоняет глаза от огня. Он замечает автомобиль с прицепом.
– Я пришел с пляжа.
– Ладно, – осторожно говорит человек.
– Куда делась эта крышка? – спрашивает женщина.
Фокса неожиданно ослепляет луч фонарика.
– Все в порядке, старина? Что это там у тебя?
– Мясо, – говорит Фокс, протягивая упаковку.
Он пытается объяснить, что ему этого много и он будет рад поделиться с ними, или они могут забирать все – ему все равно. Но мужчина и женщина у костра: сомневаются. Он говорит им, что мясо в вакуумной упаковке, и что он его не украл, что все абсолютно в порядке и что он просто не хочет, чтобы мясо пропало.
– Я понимаю, что все это выглядит немножко подозрительно, – заканчивает он.
– Бойся данайцев, дары приносящих, – говорит женщина, которую все это, похоже, забавляет.
– Ну, – говорит Фокс, – троянцы просто испортили кайф будущим поколениям.
Женщина смеется. Они выключают фонарик и приглашают его присоединиться. Флуоресцентная полоска возникает над дверью прицепа. Фокс видит старика в белой фуфайке и в обвисших на заду шортах. На складном стуле седая женщина держит стакан белого вина. В свете костра виден блеск ее очков и цепочки, которая свисает с дужек. Они представляются: Хорри и Бесс. Фокс протягивает им мясо. Хорри дает ему пиво. Он выпивает его одним жадным глотком и потом останавливается, неожиданно сбитый с толку.
– Пить хотите? – говорит Хорри.
– А… да.
– Вы хотите что-нибудь за это мясо?
– Нет. Может быть, несколько литров воды.
– Без проблем. Легко.
– Вот, – говорит Бесс. – Сядь и намажься репеллентом. Тебя могут съесть живьем. Песчаные мухи гораздо хуже комаров.
Фокс садится. У них есть складной стул и палатка на песке рядом с огнем.
– Так ты студент, – говорит Бесс.
– Нет, – бормочет он. – Безработный.
– Едешь на юг за прохладой, наверное.
– На самом деле – на север.
– Хорри, он такой же сумасшедший, как и мы с тобой.
– Каждый нормальный засранец уже проехал здесь несколько недель назад. Никто не едет на север в это время года, кроме полных идиотов.
– И тех, у кого есть миссия, – говорит Бесс. – Так который же из двух вы, молодой человек?
Фокс смеется.
– Боюсь, что из идиотов.
– Вроде нас, – говорит Хорри.
– Умоляю, но я хотел бы отличаться.
– Она отличается, но я никогда не видел, чтобы она умоляла, – со смехом произносит старый парень.
– «А вот и те, кто дорог был тебе, – говорит Бесс. – Но почему же мы?»
– Завелась!
– «А будущее? Пусть его, вот мой совет».
– О, – говорит Фокс, отшатываясь в изумлении. – Это… Это же Харди?
– Дай ему еще пива, Хорри.
– Она учила английскому языку, – говорит старик. – Сорок лет.
– В каком университете ты учился? – спрашивает Бесс.
– А!.. Я даже школу не закончил.
– Но ты читаешь.
– Ну да.
– Настоящие книги? Настоящую поэзию?
– О Боже… – бормочет Хорри.
– Так значит, не только информацию?
– Оставь мальчика в покое, Бесс.
Фокс неловко смеется:
– Нет. Только книги.
– Какие?
– Бесс!
Фокс пытается думать.
– Хемингуэя, наверное.
Он пожимает плечами.
– Байрона, по всей видимости.
Он морщит нос.
– Может быть, Блейка?
– Ага, – говорит Фокс.
– Вот именно, ага. Потом, конечно, Вордсворта. Но не Шелли.
– Вы меня поймали, – улыбается он, удивленный.
– Так с кем ты себя ассоциируешь?
– На этой неделе? С Китсом.
– Ох, бедный грустный мальчик. Имя, написанное на воде.
– Давайте уже съедим это чертово мясо, – говорит Хорри.
Фокс остается и помогает им жарить отбивные из разделанного филе. На гарнир – рубленый салат и холодная картошка. Хотя ему нелегко поддерживать добродушную шутливость Бесс, ему нравится сидеть с ними. Фокс с тоской думает о своих родителях, о том, как бы они старились вместе, как эти двое. Он был ребенком, когда умерла мать, но он помнит ее несдержанную пылкость, их соревновательную преданность друг другу.
Через пару часов он поднимается и благодарит их, желает им хорошего путешествия на север. Пожилая пара восхваляет широкую равнину Кимберли перед ними, а он стоит и пятится от них дюйм за дюймом.
– Этот штат, – говорит Хорри, – он как Техас. Только он большой.
Фокс смеется и пользуется моментом.
…В ту ночь он с головы до ног обмазывается репеллентом и лежит в спальнике, глядя на звезды и слушая, как прилив наполняет залив. Перед глазами у него все еще полыхают огни, но недостаточно ярко, чтобы он не смог заснуть. На рассвете он видит кенгуру-валлаби, наблюдающего за ним из поросли, – яркие глаза, настороженные уши. Птичья песнь несется с хребта, высокая и веселая, как шум детской площадки. Кенгуру неясным пятном шарахается прочь, как только он начинает шевелиться.
Когда котелок подогревается на огне, Фокс забирается на скалы, туда, откуда ушел прилив. Известняковые колонны мыса текут струйками и сочатся. Плоским камнем он раскалывает несколько устриц и высасывает мясо и жидкость. Он идет в сторону моря через лужицы и ямки, которые оставил прилив. На расстоянии мили от берега море становится страннейшего молочно-белого цвета.
В одной прозрачной лужице он тянется за роскошным камнем с голубыми пятнами, но отдергивает руку, когда пятна начинают шевелиться. Голубые пятна превращаются в желтые мазки. Камень открывает глаз, и – черт! – Фокс отшатывается в ужасе. Осьминог, и не просто осьминог, а полосатый. И он чуть не прикоснулся к нему. Его укус убил бы Фокса, прежде чем он смог бы дойти до лагеря. Полное нервное отключение. Прошло.
Он спешит обратно к костру, делает чай и съедает пару батончиков мюсли. Его беспокоит девушка. Нора. Он думает, что он мог бы еще сделать.
Он начинает собираться, когда его зовет Хорри.
– Ты ведь в Брум, так?
– Да, – говорит Фокс. – Он на моем пути.
– Поехали с нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44