«Зря я все-таки не осмелился сообщить отцу о своих планах, – размышлял он. – Жаль, что его нет сейчас здесь, со мной, он стоял бы рядом, в ореоле уверенности и властного спокойствия, которые так благотворно действуют на всех нас – и на слуг, и на членов семьи. Когда он рядом, ничего ужасного случиться не может».
Спустя некоторое время Гори услышал, как надсмотрщик шлепает по воде. Потом он почувствовал, как кто-то тронул его за плечо. Слуга дрожал от страха, но приказ господина выполнил.
– Как ты думаешь, что это такое? – спросил у него Гори. Надсмотрщик оглядел отверстие в стене. Затем он выпрямился во весь рост.
– Похоже, это какой-то лаз, – ответил он. – Он не похож на естественную расщелину в скале.
– Мне тоже кажется, что не похож, – сказал Гори. – Подержи-ка факел, я хочу посмотреть, куда этот лаз ведет.
Он не стал ждать возражений. Сунув надсмотрщику свой факел, он лег на живот и просунул голову и плечи в каменное отверстие. Юбка быстро пропиталась вонючей грязной водой, а мышцы ног свело от отвращения. Стиснув зубы, Гори полез дальше. Плечи застревали. Он сделал усилие, стараясь высвободиться.
– Здесь воздух чище! – воскликнул Гори. – И мне кажется, что он поступает откуда-то сверху. – Если надсмотрщик что-то и сказал в ответ, Гори его не расслышал. Впереди стояла непроглядная тьма. Гори упорно полз вперед, извиваясь всем телом, медленно пробираясь по уходящему вверх проходу. Он старался пригибать голову. Кожа на локтях и коленях быстро ободралась об острые камни. Огромным усилием воли он справился с приступом панического ужаса, стараясь думать о тех, кто остался в склепе и, невзирая на собственный страх, ждал его возвращения.
Гори казалось, что он ползет целую вечность, солнце давно село, а сам он лишь думает, что продвигается вперед, тогда как на самом деле остается на месте. Но вдруг он уперся головой во что-то острое и твердое. Выругавшись, Гори отпрянул, повернулся на бок и стал руками ощупывать эту преграду. Вход закрывал большой камень, но стоило Гори лишь немного поднатужиться, как камень шевельнулся. Упершись в стены пещеры, Гори толкнул камень еще сильнее. Он покачнулся, заскрипел, слабо застонал, словно протестуя, и вдруг поддался человеческим усилиям, открыв вход в пещеру, залитую слепящим светом. Из глаз у Гори брызнули слезы. Не переставая судорожно моргать, юноша заставил себя лезть наверх, и уже через несколько минут его голова оказалась на свободе. Почти ослепленным ярким светом глазам, открылся склон холма, спускающийся к пальмовой роще; дальше, за деревьями, в дымке виднелся город; справа панораму загораживал высокий край светлого камня. Упершись обеими руками, Гори выбрался наружу.
Выбираясь из темного лаза, Гори почувствовал, как что-то острое оцарапало его колено. Вскрикнув от неожиданности, он наклонился, чтобы посмотреть, что это такое. Пальцы нащупали какой-то предмет, оказавшийся сережкой, на которой блестела темная капелька крови из пораненного колена. Обтерев украшение об одежду, Гори, все еще морщась от боли, принялся рассматривать сережку.
Большой кусок крапчатой сине-зеленой бирюзы, выточенный в форме слезы, был оправлен в тонкое, искусно плетенное золото. Золото тускло блестело, к нему пристал песок, но Гори понял, что перед ним – находка времен глубокой древности. Теперь подобную бирюзу не носят, и стоит она очень дорого. Он знал, что египетские мастера владеют секретом изготовления пурпурного золота. Раньше в течение многих веков египетской знати такое золото поставляли из царства Митанни, давно уже поглощенного другими государствами, чьи кузнецы умели выделывать этот металл; потом, однако, этим искусством овладели и местные, египетские мастера. Пурпурное золото, ныне изготавливаемое в Египте, имеет более однородный состав, который и придает изделию столь высоко ценимый ровный пурпурный отсвет. Тогда как в грязных руках Гори покоилось сейчас творение древних митаннских мастеров.
Крепко зажав находку в руке, Гори начал спускаться по склону холма. Он знал, где находится. Туннель вывел его в отдаленный уголок вблизи наружной стены, сейчас полуразрушенной, но некогда окружавшей великолепный ансамбль, состоящий из пирамиды и прочих погребальных покоев фараона Унаса. Стороннему, не слишком наблюдательному взору закрывавший туннель камень показался бы не более чем небольшой неровностью у основания стены.
Спускаясь по холму, палимый солнцем, Гори не мог не испытать горького разочарования. Не важно, что печати на главном входе в гробницу не тронуты. Камень, закрывающий этот потайной вход, явно отодвигали. Этот вход, наверное, давно уже обнаружили воры и пробрались в гробницу через лаз. Все содержимое, имеющее хоть какую-то ценность, давно вынесено, а сережку негодяи, наверное, впопыхах обронили.
«А что случилось с мертвыми телами? – продолжал размышлять он, не обращая внимания на неунимающуюся боль в колене. – Часто случалось так, что грабители разрывали пелены в поисках ценных амулетов и украшений, а останки просто разбрасывали или же запихивали обратно в гроб. Может ли быть, что два мертвых тела попросту растворились в воде, смешанной с бальзамическими солями, и я только что топтал эти останки ногами?» Гори передернул плечами.
Обходя раскинувшиеся кругом развалины усыпальницы Унаса, Гори пробирался туда, где виднелись груды камня и песка на месте раскопок. Под навесом шатра сидели на корточках двое слуг, а у самого спуска в гробницу в беспорядке валялись инструменты, брошенные здесь рабочими, которых надсмотрщик отпустил сегодня по домам. Вся сцена, озаряемая безжалостными лучами послеполуденного могучего Ра, создавала весьма меланхолическое настроение.
Подойдя ближе, Гори окликнул слуг. Они удивленно подняли головы, потом один скрылся позади шатра. Через минуту, с трудом пробираясь через песчаные заносы, к нему уже двигались носильщики. Гори с радостью устроился на мягком сиденье, и последние несколько метров, отделявшие его от шатра, он проехал с большим удобством. Он осмотрел раненое колено. Рваная рана оказалась глубокой, почти до самой кости, и он с удивлением подумал, как это такая маленькая безделушка могла нанести ему столь серьезное увечье. Может быть, он в темноте наткнулся не только на сережку, но и на острый камень, которого просто не заметил. «Надо непременно зашить рану, – подумал Гори. – Вот отец порадуется». Он скорчил гримасу. Носилки остановились.
– Идите и позовите надсмотрщика, пусть выходит, – приказал он одному из слуг. – Скажи ему, что я уже здесь.
Другому слуге он позволил усадить себя в тень, но к ране прикасаться не разрешил. Он несколько минут провел на открытом солнце, и теперь от жары слегка кружилась голова. Гори залпом осушил флягу пива и смотрел, как из подземелья, изумленные и ничего не понимающие, поднимаются надсмотрщик и факельщики.
– Этот лаз ведет к развалинам пирамиды Осириса Унаса, – объяснил он охваченному недоумением надсмотрщику. – Стоит только повнимательней осмотреть стену с наружной стороны, и можно найти вход и камень, его закрывающий. Я его отодвинул, когда выбирался из лаза. Верни его на место. Выстави там часовых и возвращайся домой.
Надсмотрщик послушно кивнул.
– Ты ранен, царевич.
Гори слабо улыбнулся.
– Я пережил захватывающие минуты. Увидимся завтра. – Он не стал ждать, пока слуги разойдутся исполнять его поручения. Крепко зажав в руке найденную сережку, он с трудом приподнялся, перебрался на носилки и приказал нести себя домой. Пришла пора все рассказать Хаэмуасу.

ГЛАВА 9

Как сладок этот час!
Пусть же длится он бесконечно, как вечность,
Час, что возлежу я с тобой.
Ты вселила новую жизнь в мое сердце,
Когда повсюду властвовала тьма.

Гори хотелось, чтобы дорога домой заняла больше времени. Ему было страшно рассказать отцу о том, что он совершил, и теперь, когда дело сделано, Гори уже не был так неколебимо уверен, что Табуба дала ему верный совет. Оберегая больное колено, Гори предавался грустным размышлениям, не обращая внимания на шум и гомон города, доносящиеся снаружи. Его охватило ощущение, что взрослость и зрелость вдруг покинули его и он вновь превратился в маленького мальчика.
Надеждам проникнуть в дом незамеченным не суждено было сбыться. Едва он ступил ногой на землю перед задним входом, как в сад вышла Шеритра, держа в руках чашку молока.
– Гори! – воскликнула она. – Что с тобой произошло? Ты такой грязный, весь исцарапанный, и от тебя так ужасно пахнет! – Она подошла поближе. – А что это у тебя с коленом?
Вместо ответа он разжал ладонь. Сережка преспокойно лежала у него в руке.
– Я вскрыл потайную комнату в той гробнице, – печально признался он. – И обнаружил внутри лаз. Там я нашел это украшение, там же поранил колено. Теперь надо обо всем рассказать отцу. Где он сейчас?
В маминых покоях, они играют в сеннет. – Нежным пальчиком она провела по его раненой ноге. – Он с тебя просто голову снимет, Гори, ты это понимаешь? – Потом она принялась внимательно рассматривать лежащее у него на ладони украшение. Взяла сережку в руки, задумчиво повертела. – Старинная бирюза, – произнесла она. – Если тебе повезет, при виде этой сережки он, может быть, немного смягчится. Вчера на Хармине были украшения из очень похожей бирюзы. На запястьях и на шее у него висело целое состояние – великолепные старинные камни.
«Влюбленные стараются упомянуть имя своего избранника при любой возможности», – ревниво подумал Гори. Вслух же сказан:
– Почему это отпрыск обедневшего аристократического рода вдруг украшает себя древними каменьями, стоящими целое состояние?
– Они не обедневшие, просто их состояние весьма скромное, – быстро возразила она. – Еще Хармин сказал, что эти камни должны по наследству перейти к его старшему сыну. – Она вернула Гори сережку. – Тебе следует поискать отца. А нашу новую змею ты, наверное, даже и не заметил, входя в дом?
Покачав головой, Гори двинулся по коридору, направляясь к материнским покоям. Нога не слушалась, и ему приходилось силой сгибать больное колено. Физические страдания и угрызения совести делали его совершенно несчастным. А рядом не было даже Антефа, чтобы скрасить этот ужасный день.
Хаэмуас и Нубнофрет сидели на низких стульчиках рядом с лестницей, выходящей на уединенную террасу и в маленький садик. Головы, склоненные над доской для сеннета, почти соприкасались, и Гори, подойдя ближе, расслышал звук легких ударов палочек и тихий смех матери. Сидящая в уголке Вернуро поднялась и поклонилась Гори. Он улыбнулся ей в ответ, приблизился к родителям и остановился в нерешительности. «Ну, ты же мужчина, – твердо сказал он себе. – Ты принял решение, достойное взрослого человека. Теперь надо его отстаивать и не быть дураком». Отец как раз делал ход, в задумчивости потирая одной рукой подбородок и глядя на доску, и первой подняла глаза Нубнофрет. Ветерок из сада всколыхнул ее алый наряд. Улыбка застыла на губах.
– Гори! – воскликнула она. – Что с тобой случилось? Вернуро, сейчас же принеси стул.
Хаэмуас бросил на сына быстрый взгляд.
– И еще вина, – добавил он. – Что-то произошло в гробнице?
Молодой человек опустился на стул, предусмотрительно подставленный Вернуро, с интересом отметив про себя, что в голосе отца он не уловил ни малейшего удивления. Похоже, Хаэмуас был готов к неприятностям.
– Отец, ты не составил гороскоп на месяц тиби? – внезапно спросил Гори. Хаэмуас покачал головой. – Ну а на мекхир? Мекхир вот-вот начнется. – И опять Хаэмуас отрицательно покачал головой.
Отец ждал дальнейших объяснений, и у Гори вновь возникла твердая уверенность, что Хаэмуас внутренне подготовился к самым плохим новостям. В его правильных, чуть резких чертах читалось некое предчувствие беды, в крепком мускулистом теле чувствовалось напряжение. И впервые Гори, на время позабыв о своих неприятностях, в которые оказался втянут, посмотрел на собственного отца отстраненно и объективно, как один мужчина на другого. На миг отец предстал перед его взором сам по себе, лишенный привычного ореола отцовского авторитета и многолетней привычки, которая всегда чуть искажала восприятие Гори. «Хаэмуаса что-то терзает, какая-то сильная печаль, – с удивлением отметил Гори. – Но как он хорош собой, у него умные глаза, широкие плечи! Что же происходит в потайных глубинах его души? – И от этих неожиданных, но вместе с тем жизнеутверждающих мыслей Гори вдруг обуяло страстное желание во всем признаться отцу. – Отец точно такой же человек и мужчина, как и я, – вдруг открылось ему. – Не больше и не меньше».
– Мне кажется, мы вполне можем обойтись без гороскопов еще один месяц, – медленно проговорил он. – Гороскоп не имеет большого значения. А что касается твоего вопроса, отец, могу сказать, что в гробнице ничего страшного не произошло. Сегодня я вскрыл дверь в фальшивой стене.
Наступило гробовое молчание. Вернуро наливала Гори вина, но ее робкие бесшумные движения были почти незаметны. Гори взял в руки серебряную чашу, выпил вина, поставил чашу на стол. Хаэмуас пристально всматривался в лицо сына, испытывая одновременно и гнев, и, как показалось Гори, страх. Нубнофрет сидела, отвернувшись в сторону сада и наблюдая, как на фоне мягко розовеющего неба едва колышутся деревья. Ее эти дела не касались.
Наконец Хаэмуас заговорил. Его голос звучал неестественно твердо:
– Я не припомню, чтобы давал тебе разрешение на подобные действия, сын мой. – Он не спускал глаз с лица Гори. Гори чувствовал, что остается совершенно спокойным.
– Я не спрашивал твоего позволения, – ответил он. – Я взял на себя ответственность за свое решение.
– Почему?
В ушах у него вновь зазвучали объяснения Табубы, но почему-то на этот раз ее доводы показались ему лживыми, придуманными с тайной целью. «Я лгал самому себе, – подумал Гори, все еще сохраняя ясное спокойствие духа. – Я скажу отцу всю правду».
– Потому что я так хотел, – сказал он. – Тебя, казалось, эта гробница и наши находки совсем не интересуют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87