Бесподобно у него получалось! Ни суда, ни дознания, ни вопросов, ни ответов! Лодка этих горе-пиратов отошла от нашего борта и стала дрейфовать по течению, но вслед за ней устремился только один! Ты представляешь: остальные не выплыли! Да и как бы они это сделали с поломанными костями? Но! Тот единственный так и не доплыл тоже: стал заваливаться на бок, да так и булькнул на глубину. Теперь все четверо кормят своими телами раков! А твой друг преспокойно вернулся на место и дальше сидит как… – теперь уже слово «истукан» показалось матросу кощунственным и он на ходу исправился: – Как мудрец.
Оба подошли к неподвижной фигуре и Крюк заботливо поинтересовался:
– Рука не болит? – и совсем не обиделся, что в ответ не раздалось даже единственного слова. Но вот Уракбай не на шутку разволновался. Погладив своего сослуживца по плечу, поймал его бессмысленный взгляд и ласково похвалил:
– Заринат – молодец! Заринат – очень сильный и смелый! Заринат – герой!
Некоторое время тот усиленно размышлял над услышанным, затем радостно улыбнулся:
– Заринат – сильный! Очень сильный! – и без всякого перехода нахмурился и злобно прорычал: – Жоаким – плохой! Очень плохой!
– Правильно! Молодец! Ты у меня все понимаешь! – словно заботливый отец Дельфин обнимал бывшего десятника за плечи, поглаживал по отрастающим волосам на голове, а сам мысленно удивлялся:
«Странно, что он запомнил имя этого Жоакима. Ведь всего разок вчера я к тому обратился, да пару раз сегодня утром. Он до сих пор моего имени не запомнит и на Крюка всю неделю никак не реагирует. Но самое главное: откуда в нем столько силищи? Нет, выглядит он конечно в последнее время все лучше и упитанней, усиленное питание нам обоим идет на пользу, да и ростом судьба не обидела. Но насколько мне помнится, десятник Заринат никогда особо не блистал своей удалью и не отличался особой силушкой. Во всех соревнованиях и дружеских единоборствах он всегда в стороне стоял, да только посмеивался. Неужели скрывал свои умения? И никто ничего не знал? Странно… Да и ранение его основательно подпортило, ведь сколько дней словно кукла поломанная валялся на койке. После такого люди годами восстанавливаются, используя интенсивные тренировки. У меня так до сих пор нога болит и все мышцы сводит только при одном упоминании ожогов. А этот? Играючи и Крюка спас, и денежки нелегким трудом заработанные. Да-а! Настоящий похас с… клыками! Ха! А если его силу и для общего дела употребить? Надо будет мозгами поразмыслить…»
Когда они спаренными с Крюком усилиями навели порядок на кораблике, взгляд интенсивно продолжающего размышлять капитана наткнулся на большую подкову для похаса. Для чего она висела среди подобных себе на внутренней стороне борта, он и понятия не имел, но вот хвастовство некоторых знаменитых силачей припомнилось. Затем проскочила и другая шальная мысль:
«Вдруг и у него получится! Надо только правильно ему объяснить…»
Нащупав в одном из карманов заранее приготовленные и почищенные лесные орехи, которые неполноценный умом сослуживец обожал поглощать чуть ли не корзинами, Уракбай приблизился в неподвижной фигуре и уселся прямо перед ней. Затем с пыхтением и порыкиванием стал пытаться согнуть произведение неизвестного кузнеца. На второй минуте бывший десятник уже внимательно и заинтересованно следил за опекуном, на третьей стал посматривать на игрушку с завистью и просительно протягивать ладошку. Ну а на пятой, после десятка раз повторенного мягким голосом приказа; «Сломай подкову!», получил вожделенную игрушку в свои руки. Чуток покрутил ее во все стороны, потом схватился удобнее, напрягся и… согнул толстенную подкову так, словно она сделана из прогнившего железа. После этого поднял горделиво голову и спросил:
– Заринат – сильный?
Ничего не оставалось ошарашенному опекуну, как настойчиво подтвердить:
– О! Ты очень, очень сильный!
И в знак поощрения скормить довольному похвалой сослуживцу все припасенные лесные орехи.
С того самого дня, на своих выступлениях Дельфин добавил кусочек новой программы. В надлежащем месте он горделиво распрямлял плечи, орлиным взором окидывал собравшуюся публику и провозглашал:
– И все-таки в Кремниевой Орде рождаются самые сильные богатыри! Даже вот мой сослуживец вышел живым из все сжигающего пламени благодаря только своей силе, сноровке и воинской выучке! Сейчас он забыл, с какой стороны браться за меч, и у него вылетело из головы, как запрягать похаса, но его стальные мускулы остались на месте и он может согнуть даже вот эту большую подкову.
Из толпы, как правило, слышался недоверчивый свист, а то и презрительный смех. Боле острые на язык выкрикивали:
– Так мы тебе и поверили!
На что явно смятенный недоверием оратор, начинал оправдываться:
– Так ведь подкова денег стоит. Потом уже на что она сгодится…
Самые азартные слушатели покупались на такой трюк сразу:
– Если согнет – с меня десятерная стоимость подковы! – порой назывались и гораздо большие суммы.
– Ладно, вы все слышали, – пожимал плечами герой и свидетель гибели Детищ возле Бурагоса. – Готовь деньги!
Затем неспешно подходил к неподвижно и безучастно сидящему в сторонке сослуживцу вручал ему приготовленный предмет и несколько раз просил, словно родного брата:
– Сломай подкову!
Заринат никогда не отказывал. И под восторженный говор очевидцев толстенная подкова шла по рукам, а незадачливый спорщик расставался с внушительной суммой.
Дельфин выглядел счастливым.
Бывший десятник – сытым и довольным.
И с каждым днем два путника все ближе подбирались к огромному порту Экан, расположенному на берегу Кораллового моря, в устье широкой, полноводной и прекрасной реки Базла.

Глава четвертая
Скандальные похороны героя

В этот день с самого утра вся огромная Плада, столица королевства Энормия, приготовилась к печальному событию. Флаги были приспущены, штандарты наклонены в горизонтальное положение. Почти на каждом окне виднелся нарисованный черной краской контур Занваля, с уходящими вниз тремя лучами – всеобщий государственный официальный символ скорби, тризны и печали. Ровно в полдень назначили церемонию последнего прощания с Великим Героем.
В последний раз аналогичное событие происходило во время окончания затянувшейся войны с Чингалией триста лет назад. В те далекие годы хоронили младшего принца, сына правящего в то время короля, который геройски пал в решающем сражении возле Себерецких гор. Обладающий невероятной силой и выносливостью, принц Фавелий умудрился сражаться в гуще битвы весь день, склонив личным примером чашу весов в пользу энормиан, и умер лишь к утру следующего дня от полученных многочисленных ран. Да и то, как утверждают историки: некоторые раны содержали в себе смертельный яд, занесенный в тело отравленным оружием.
Могила прославленного принца стала шестой на окружности площади Славы, которая в свою очередь занимала внушительный участок между общественным столичным парком и королевским ботаническим садом. Над каждой могилой в момент церемонии закупоривали наглухо внушительный постамент, где потом сверху устанавливали мраморное изваяние героя в полный рост, а за его спиной уносящуюся ввысь пятнадцатиметровую тонкую стелу. Ну а на гранях самого постамента уже тщательно, гравировкой наносили подробный перечень всех совершенных подвигов, которые при жизни выпали на долю Героя. К данному дню, все подданные королевства Энормии были уверены: места для перечисления всех подвигов – не хватит. Потому что чего только не рассказывали в последнее время о прославленном на века Кремоне Невменяемом.
Конечно порядок в каждом обсуждении устанавливался произвольный, но начинали чаще всего с упоминания царства Вьюдорашей. Мол, Кремон его собственными руками откопал. Потом ко всему прочему уничтожил плохого царя, поставил на трон хорошего и открыл для всего мира Великий Путь под Каррангаррскими горами. А в Некрополе Сущего Единения устроил решающее сражение. То есть это именно он подтолкнул королевство Спегото к современному величию и богатству. Попутно при этом еще уничтожив самое огромное и хищное животное планеты Сонного Сторожа. От его руки пал и последний из шурпанов, который теперь тоже радует туристов своим забальзамированным телом на берегу озера Печали. После этого собеседники вспоминали общеизвестную историю об укрощении Топианской коровы, которую приручил и выдоил опять таки никто иной, как вездесущий Кремон. В связи с Гиблыми Топями упоминалось и знаменитое теперь оружие литанра, в поиске и испытании которого молодой герой принимал чуть ли не решающее участие. Особенно красочно знатоки расписывали заслуги Невменяемого в создании кремонита, изделия из которого теперь присутствовали чуть ли не в каждом доме.
Дальнейшая часть дискуссии становилась особенно жаркой, потому что каждый обыватель Энормии имел собственную версию того, как его королевство заключило союз с Альтурскими Горами. Но все сходились в одном: Невменяемый для возникновения этого союза сделал больше всех. Вплоть до того, что лично сражался с оружием в руках против бунтовщиков и сепаратистов. А до этого он успел стать послом мира в Сорфитских Долинах и наладить дипломатическое отношения не только с царством Огов, где лично перезнакомился с царской семьей, будучи принят и обласкан Галиремами, но и вынудил каким-то способом злобных колабов встать на путь мирных переговоров.
Потом с некоторой задумчивостью обозревали небосклон, тыкали пальцами на пролетающих боларов и утверждали: «Разумные растения считают Кремона Невменяемого своим патриархом и Великим Другом. Скорей всего, не зря…»
Ну а дальше обсуждение плавно переходило к эпохальному командованию над сборным легионом. Точных подробностей конечно люди знать не могли, но там где не доставало фактов или логики, они смело подключали свою фантазию и догадливость. Из чего получалось, что Невменяемый ударами молний уничтожал корабли ордынской Армады чуть ли не сотнями, а коварный магический Экран над океаном прорвал собственным телом. В итоге любой рассказчик многозначительно добавлял, что и уничтожение Второго Детища – тоже дело рук Великого Героя. Хотя истинную правду о похищенной Кремоном Иглы для Накопителя, знало только несколько человек во всем мире.
Да и вообще, о чем только не заходила речь, как сразу добавлялось имя знаменитого Эль-Митолана Кремона Невменяемого. И то он сделал, и се. И там побывал, и всюду успел. И то разыскал, и это спрятал. И там прославился, и тут успел. Да и на любовном фронте у Героя имелось неисчислимое количество приятных побед. Но на эту тему в общественных местах было не принято слишком назойливо судачить. Мужчины лишь с гордостью ухмылялись за своего земляка, а женщины строго поджимали губы, хоть и пытались при этом сдержать несерьезное хихиканье. Зато в семейном кругу интимные похождения обсуждались более тщательно и подробно. И по ним получались такие неправдоподобные любовные похождения у молодого колдуна, геройски погибшего в самом расцвете сил, что трезво мыслящие люди вообще переставали верить подобным слухам. И по этому поводу восклицали только одно: «Ладно! Жизнь покажет, где и у кого вдруг появятся наследники Невменяемого. Вот тогда и проверим все ваши сплетни и вымыслы!»
Оставалось безмерно удивляться: откуда простой народ знал о совершенно секретных порой деталях боевых сражений или догадывался о тщательно оберегаемых тайнах высочайших, если не сказать самых высоких персон в государственных классификациях и рейтингах. Скорей всего в данном случае срабатывала древняя пословица: Пока о великой тайне узнает его Величество, о ней успевает забыть каждая прачка.
Но как бы что ни говорили столичные жители королевства Энормия накануне, тому кто в тот день сумел пройти на площадь Славы или оказаться в ее окрестностях, потом было о чем рассказать. И только перечисление списка почетных гостей, прибывших на похороны Героя, занимало большую часть рассказа. Конечно, с добавлениями про траурные платья, костюмы, кто как стоял, с кем говорил и как себя вел.
Первым делом описывали наивысших венценосных представителей, с которыми король Энормии Рихард Огромный восседал на специально возведенной для траурного мероприятия трибуне. К ним относились: король Сорфитских Долин, король Альтурских Гор, король Чингалии, царь Подземного царства, султан Онтара, Верховный барон Баронства Стали и три Высших барона, входящих в Совет Пяти, который правил Баронством Радуги. Причем очень много историй ходило среди подданных Энормии о том, что при жизни героя с ним успели подружиться как султан Торрелон Радужный, так и царь вьюдорашей Лилламель Первый, который благодаря Невменяемому и взошел на трон Подземного царства. Ну а король драконов Старгел Бой Фиолетовый вообще успел побывать с героем в одном сражении, а потом еще и наградить из собственных когтистых лап несколькими наградами.
Вторыми по значимости шли ближайшие родственники павшего Героя. Они сидели отдельной группой в свите короля драконов, но пожалуй именно на этих, окаменевших от горя лицах и останавливали свои взгляды остальные зрители. Мать – Ксана Ферити, отец – Фолг, второй отец – Дарел, который воспитывал Кремона с малых лет. И младший брат Стас, со своей супругой. Все они так и не успели насладиться общением с самым родным человеком при его жизни и теперь с тоской вспоминали те короткие минуты скоротечных свиданий между сражениями. А Дарел, недавно подлеченный лучшими Эль-Митоланами столицы – вообще не мог осознать полноту новой потери. В его жизни вновь появилась много лет назад пропавшая Ксана, зато не стало единственного сына. Потому что ни Стаса, ни старого друга Фолга он так и не смог принять пока выздоравливающим сознанием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10