В дальнейшем эти отношения были неизменно прохладными. Хитрый и циничный Хрущев имел, однако, отличный способ держать Королева "в узде", не применяя к нему грубого насилия, как когда-то сделал Сталин. Об этом способе будет рассказано в последующих главах.
Что касается отношений Королева с Брежневым и Косыгиным, поделившими между собой должности Хрущева после октябрьского дворцового переворота 1964 года, то отношения эти по-настоящему определиться не успели: Королев умер через пятнадцать месяцев после того, как Брежнев и Косыгин захватили власть. Однако не подлежит сомнению, что у Королева появились надежды на лучшее. Он уговаривал новых властителей сменить "космическую политику" на более открытую, усилить научный обмен, объявить имена советских "закрытых" ученых.
Известно, что вскоре после захвата власти Брежнев и Косыгин выслушали обстоятельный доклад Королева о состоянии дел -- как в Советском Союзе, так и в Соединенных Штатах. Королев был предельно откровенен: он прямо сказал, что советские исследования космоса велись до сих пор не по какой-либо научной программе, а по принципу "любой ценой раньше американцев", но что соблюдать этот принцип долго не удастся, так как и по ракетным двигателям и по электронному оборудованию США далеко впереди. Королев объяснил Брежневу и Косыгину -- людям с техническим образованием, -- какими методами по настоянию Хрущева производился "обгон" американской программы Джемини, и передают, что оба были поражены (об этих методах я еще расскажу подробно). Королев сказал, что выпустить человека из корабля в космос, быть может, и удастся раньше, чем запланировано у американцев, но уже следующий этап программы Джемини -- стыковка двух кораблей на орбите -- для Советского Союза недостижим по крайней мере на ближайшие три-четыре года. Главный Конструктор предложил "хозяевам" поехать и осмотреть готовый трехместный корабль "Союз", на котором, однако, нельзя лететь из-за отсутствия достаточно мощной и надежной ракеты. Закончил Королев тем, что необходимо оставить всякие мечты о полете с людьми на Луну раньше американцев, а вместо этого разработать свою программу космических исследований и по этой программе действовать.
У меня в распоряжении есть верный признак, что доклад Королева возымел определенное действие. В начале 1965 года мы, научные журналисты, получили секретное указание прекратить всякие упоминания о предстоящем завоевании Луны. Откройте советскую прессу: до самого конца 1964 года, даже в последние его месяцы, когда болтливый и хвастливый Никита Хрущев был сброшен с трона, вы найдете множество упоминаний о том, что "недалеко то время, когда на Луне будет развеваться советское знамя" и т. п. А потом, с начала 1965 года, все подобные разглагольствования сняло как рукой. Вот тогда, после этого указания, мы сразу поняли, что пальму лунного первенства решено уступить американцам, а вскоре из бесед с сотрудниками Королева я узнал подоплеку решения.
Вторым последствием доклада Королева был -- по крайней мере, для меня -- рассказ Анатолия Маркуши "День рождения", с которого начинается эта глава. Маркуша настойчиво просил, чтобы рассказ дошел хотя бы до цензора -и делал это неспроста. Он был старым знакомым Королева, и Главный Конструктор, без сомнения, инспирировал этот "пробный шар", надеясь, что высшие руководители поймут, наконец, всю нелепость восхваления ученых-анонимов.
Я знаю также, что сотрудник "Правды", готовивший к печати очередную статью Королева (а Главный Конструктор иногда печатался в "Правде" под псевдонимом "Константинов") был однажды немало удивлен, когда, визируя окончательный вариант статьи, суровый и невероятно занятый Королев вдруг сказал: "В следующий раз, может быть, подпишу собственным именем". Журналист не решился расспрашивать, только с оглядкой рассказал мне о необыкновенном случае.
Увы, собственным именем Королев так и не подписал ни одной статьи, написанной после спутника. Ему была уготована судьба Человека-невидимки из рассказа Г. Дж. Уэллса -- стать видимым, да и то не сразу, только после смерти. Такая же судьба, если ничто не изменится в СССР, ждет и коллег Королева.
Однако, по всем сведениям, какими я располагаю, нельзя считать Сергея Павловича Королева человеком несчастным. Он ведь был в числе тех немногочисленных представителей рода человеческого, которым удалось увидеть и потрогать руками мечту всей жизни. Я тут основываюсь не на официальных биографиях, которые, конечно, объявляют Королева вдохновенным мечтателем о ракетах уже с раннего детства. Нет, я просто читал брошюру Королева "Ракетные моторы", выпущенную советским военным издательством... в 1932 году, за четверть века до спутника; брошюра была написана 25-летним энтузиастом, едва окончившим институт.
К тому времени Сергей Королев уже был членом так называемой "Группы по изучению реактивного движения" (сокращенно ГИРД) -- самодеятельной организации, сформированной рижским немцем Фридрихом Цандером и работавшей в подвале московского жилого дома. Цандер был неистовым фанатиком ракет, он знал наизусть каждое слово Годдарда и Оберта, стремился повторить их достижения и запустить хоть одну собственную ракету. В последний год (1933), совсем незадолго до кончины, ему это удалось. На высоту 396 м взлетела первая советская ракета. Через три месяца поднялась и вторая, но Цандера уже не было в живых.
От чего умер 46-летний Фридрих Цандер, я не знаю. Официально -- от туберкулеза, менее официально -- от недоедания (тогда в России был жестокий голод), а совсем неофициально -- по глухим намекам нескольких выживших ветеранов ГИРДа -- он был "ликвидирован" тайной полицией будто бы за связь с членами "промпартии" -- то есть с группой ученых, незадолго до того осужденных за вредительство без малейшей вины. Во всяком случае, вышедшая в 1969 году советская энциклопедия "Космонавтика" никаких причин ранней смерти Цандера не называет, а в книге "Академик Королев" Цандер просто в какой-то момент исчезает из повествования -- даже без упоминания о том, когда он умер.
Но, во всяком случае, достоверно одно: Фридрих Цандер сумел заразить сотрудников ГИРДа невероятным энтузиазмом, "ракетоманией", оставшейся у многих -- в том числе у Королева -- на всю жизнь. О том, как относились к своему делу участники ГИРДа, свидетельствует такой, например, факт. При монтаже первой маленькой ракеты понадобился серебряный припой для спайки проводников, но достать серебро было делом немыслимым. Тогда один инженер, сотрудник ГИРДа, тайком принес из дому серебряную чайную ложечку -- ее расплавили и сделали припой. Ложку этот человек принес тайком не потому, что опасался гнева жены, а потому, что благородные металлы полагалось сдавать государству, и ГПУ, как тогда именовалась тайная полиция, проводило над теми, кто подозревался в хранении золота и серебра, операцию "выкачивания" -- человека арестовывали и держали в тюрьме до тех пор, пока он не сообщал, где хранятся его ценности. Конечно, дюжина серебряных ложек не была криминалом, но если бы на человека донесли, что он носит из дому серебро, то он мог быть назавтра схвачен для "выкачивания".
Излишне говорить, что участники ГИРДа никаких денег за свою работу не получали, они должны были зарабатывать на жизнь где-то еще. Но они и не рассчитывали на вознаграждение, а только острили по этому поводу, расшифровывая ГИРД как "Группу Инженеров, Работающих Даром".
В это время впервые проявился еще один важный талант Королева -дипломатический. Он очень хорошо умел "подойти" к власть имущим, умел так представить ход и результаты работы, что "хозяева" проникались убеждением в важности проблем. Более того, Королев строил свои отношения с высокими особами так, будто инициатива исходила не от него, а от них; он же якобы только выполнял возложенные на него задания.
Это, конечно, не новая тактика, ей много веков от роду. Но в Советском Союзе, где все решает одно слово высокого невежды, это был единственный путь к успеху. А винить Королева за это лукавство невозможно -- он не искал ведь никаких выгод для себя, он хотел только одного: иметь возможность строить и запускать ракеты, которые тогда считались чем-то вроде игрушек -бесполезных и иногда опасных.
Впрочем, первый высокопоставленный начальник, которого Королев заинтересовал ракетами, отнюдь не был невеждой. Королев попал на прием к заместителю наркома по военным и морским делам Михаилу Тухачевскому -образованному офицеру, карьеристу и умному человеку. В свое время Тухачевский "отличился" тем, что свирепо расправился с кронштадтскими матросами, поднявшими в 1921 году восстание. Но в тридцатые годы он серьезно работал над техническим переоснащением армии и покровительствовал авторам изобретений, имевших военную ценность. Выбор Королева был, таким образом, очень удачен -- не мог же он знать, что четыре года спустя Тухачевский будет расстрелян как "немецкий шпион", а все, кому он покровительствовал, либо будут тоже уничтожены, либо отправятся в лагеря!
Разумеется, в беседе с Тухачевским Королев напирал на возможности военного использования ракет (они, кстати, использовались для военных целей еще древними египтянами). И Тухачевский заинтересовался. Сохранилось его письмо о том, что работы ГИРДа "имеют очень большое значение для Военведа и СССР в целом". Поистине пророческие слова, внушенные Сергеем Королевым!
С помощью Тухачевского ГИРД получил небольшую площадку на военно-инженерном полигоне в Нахабино, под Москвой. Там, кстати, и состоялся запуск первой в СССР ракеты общим весом в 17,2 кг, поднявшейся, как уже сказано, на 396 м и находившейся в полете 18 секунд. Запуск этой ракеты стоил Сергею Королеву, несомненно, куда больших усилий, нежели через двадцать четыре года -- запуск первого спутника.
Официальный советский биограф Королева П. Асташенков свидетельствует в журнале "Москва" No 11 за 1966 год: "Так, привлекая самую авторитетную помощь, добывал Сергей Павлович каждый станок, стенд, прибор". Для привлечения этой "самой авторитетной помощи" Королеву приходилось прибегать к необыкновенным приемам и играть на таких струнах "начальства", которые в то время были отнюдь не очевидны. Например, мало кто, даже в СССР, знает сегодня историю "второго рождения" Константина Циолковского.
Константин Циолковский -- изобретатель-самоучка польского происхождения -- доживал в то время свой век в 210 км от Москвы, в Калуге. Был он всеми забыт, после революции чуть не умер от голода и получил, наконец, крохотную пенсию. Но когда-то, в 1903 году, Циолковский выпустил на свои средства брошюру "Исследование межпланетных пространств реактивными приборами", где, в частности, говорил о возможности применения жидкотопливных и многоступенчатых ракет. Потом он отошел от этих вопросов, занялся проектированием жесткого дирижабля, затем сверхскоростного поезда. В середине двадцатых годов, узнав об успешных запусках ракет Годдардом и Обертом, Циолковский вернулся было к ракетной теме. Он написал статью "Межпланетный корабль" и послал ее в журнал "Техника и жизнь". Но статью там не напечатали, и она увидела свет только... в 1961 году.
И вот Цандер и Королев, знавшие судьбу Циолковского, решили "возродить" старика. В Политбюро Центрального Комитета партии была направлена докладная записка о том, что в Советском Союзе живет, дескать, основоположник ракетного дела и будущих межпланетных полетов. Делался намек на то, как выгодно будет показать миру заботу советской власти о будущем всего человечества и заодно прославить российского гения (нигде, решительно ни в одной советской работе о Циолковском, даже в его толстой биографии, написанной толковым литератором М. Арлазоровым, не говорится, что Циолковский -- поляк).
Записка возымела действие, и машина советской пропаганды завертелась со страшным шумом. Глухого и больного старика привезли в Москву, заставили выслушивать через слуховую трубку бесконечные речи, давать интервью решительно по всем вопросам, а не только по космическим исследованиям. О работах Циолковского писали в таком тоне, в каком через четверть века не писали даже о Главном Конструкторе космических кораблей. Охваченные энтузиазмом читатели тогдашних газет присылали слезные письма, умоляя великого Циолковского отправить их на Луну или на Марс в первом же советском корабле.
Королев встретился с Циолковским, быстро объяснил ему, что к чему, и с тех пор до самой своей смерти в 1935 году Циолковский был важным -- и успешным -- ходатаем по ракетным делам. Со своей стороны, Королев заботился о том, чтобы интерес к Циолковскому не угасал. В Москве удалось создать целое учреждение под названием "Комиссия по разработке идей К. Э. Циолковского". Об этих идеях и возможностях их реализации писались десятки статей и книг. Помню, как я сам, в то время десятилетний мальчик, увлекался популярной книгой для детей на ту же тему, написанной лучшим тогдашним популяризатором науки Я. И. Перельманом. Надо, однако, заметить, что тогда, в отличие от последующих лет, еще можно было называть, наряду с советскими, и фамилии зарубежных исследователей. И Перельман, надо отдать ему справедливость, называл в своей книге и Годдарда и Оберта. Он писал о запущенных ими ракетах и лишь ловко обходил то обстоятельство, что Циолковский (которому главным образом и посвящалась книга) ни одной ракеты в жизни не запустил. Много позже я узнал, что Королев дружил с покойным Я. И. Перельманом и подсказал ему тему книги. Сегодня этот факт подтверждает и биография Королева.
Столь энергичная деятельность молодого конструктора увенчалась важным успехом: 31 октября 1933 года появился правительственный декрет о слиянии ГИРД с Ленинградской Газодинамической лабораторией (ГДЛ) и образовании на их базе Реактивного научно-исследовательского института. Значение этого события в советской действительности громадно: из группы "самозванцев", самодеятельных и подозрительных энтузиастов, ГИРД превратился в государственное учреждение, да еще входящее в военное ведомство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20