унитаз am pm awe 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Веки ее сомкнулись, и, выпустив его из своих объятий, она еле удержалась на ногах; прижав руки к груди, она громко застонала.
Мучившая ее два дня горячка, с которой она мужественно боролась, вдохновляемая важностью задуманного дела, сломила ее в этот решающий миг. Смертельно бледная, давясь от приступа тошноты, она прислонилась к переборке каюты.
Раздался второй выстрел, послышался лязг оружия, и Фрер, предоставив больную самой себе, ринулся на палубу.

Глава 10
ВОСЕМЬ СКЛЯНОК

В семь часов поднялась суматоха в арестантской. Весть об эпидемии тифа пробудила в сердцах заключенных тот извечный порыв к свободе, который, казалось, дремал в них в начале томительного путешествия. Теперь же, когда они очутились перед угрозой смерти, они лихорадочно стали искать пути и средства избежать ее, но эти пути были доступны только свободным людям.
– Как бы выбраться из этой дыры? – спрашивал каждый своего друга. – Нас тут заперли, как баранов, чтобы мы все передохли.
Мрачные, подавленные, арестанты вопрошающе поглядывали по сторонам, и время от времени какой-нибудь свирепый взор прорезал тьму, как молния прорезает толщу грозовой тучи. Трудно сказать, как эти люди почувствовали, что готовится заговор, который откроет двери их смрадной тюрьмы и принесет им свободу, как они почувствовали, что заговорщики находились среди них. Вся арестантская братия затаила свое зловонное дыхание, боясь одним неосторожным вздохом выдать сокровенную мечту. Эта мечта вызвала внезапное брожение умов, и людская масса – смесь преступности, невежества и невинности – пришла в движение. Родственные души находили друг друга, люди искали себе подобных, объединяясь так же легко и непроизвольно, как складываются сами по себе в геометрический узор частицы цветного стекла в Калейдоскопе.
Когда пробило семь склянок, вся арестантская разделилась на три партии: «отчаянных», «трусливых», и «осторожных». Партии возникли путем естественным и непроизвольным. Зачинщики бунта, возглавляемые Габбетом, Вороном и Лентяем, находились ближе всех к двери; «трусливые» – мальчуганы, старики, бедолаги, осужденные на основании одних только косвенных улик, или деревенские простаки, которым из-за кражи репы с огорода предстояло вскоре стать настоящими ворами, "находились в самом дальнем углу; они в страхе держались вместе. В центре арестантской были «осторожные», то есть все остальные, равно готовые бунтовать и капитулировать, наступать и отступать, помогать либо своим товарищам, либо тюремщикам, смотря по тому, в чью сторону повернется фортуна. «Отчаянных» было около тридцати человек, а посвященных в детали плана – человек десять.
Через полчаса еще раз отбили склянки, и когда замерли голоса часовых, передающих пароль на шканцах, Габбет, стоявший у двери, подозвал Ворона.
– Ну, Джемми, – тихо сказал он, – начинай!
Те, что находились рядом с Верзилой, замерли, услышав эти слова, и тишина стала распространяться по арестантской как круги по воде – от двери до самых дальних нар.
– Джентльмены, – обратился Ворон к арестантам с присущей ему развязностью. – Я и мои друзья решили захватить корабль. Это мы делаем ради вас. Кто хочет присоединиться к нам, пусть скажет сразу, быть может, через полчаса такого случая уже не представится.
Он сделал паузу и окинул толпу наглым и самоуверенным взглядом. Кое-кто из «осторожных» подошел поближе, чтобы лучше услышать.
– Не бойтесь, – продолжал Ворон, – мы уже все подготовили. Там наши друзья, они откроют нам двери… От вас требуется лишь согласие…
– Хватит болтать! – сердито прервал его Верзила. – Приступай к делу! Скажи им, хотят они или нет, а корабль мы все равно захватим, и кто не с нами, того мы вышвырнем за борт. Вот и весь сказ!
Такая резкая постановка вопроса посеяла тревогу среди «трусливых» в дальнем углу арестантской. Смутный шепот пронесся по толпе, а кто-то рядом с Габбетом злобно и насмешливо захохотал. Этот смех отнюдь не успокоил боязливых.
– А как насчет солдат? – спросил кто-то из партии «осторожных».
– К чертям их собачьим! – вдохновенно воскликнул Лентяй. – Конечно, они могут нас перестрелять, но разве лучше сдохнуть от тифа?
Это замечание возымело действие, и тюрьма отозвалась одобрительным гулом.
– Давай продолжай, старина! – крикнул Габбету Джемми Ветч, в восторге потирая тонкие пальцы. – Они нас поняли! – Услышав чутким ухом лязг железа, он добавил:– Становимся у двери и сразу наваливаемся на стражу.
Пробило восемь склянок, сменный караул спускался с кормы. А в тюрьме у двери столпились арестанты и затаив дыхание, напряженно ждали.
– Все – как договорено, – тихо пробормотал Габбет. – Откроется дверь, хватаем солдат, чтоб они и чих-путь не успели; втаскиваем их в тюрьму, забираем оружие – и делу конец.
– Странно, что-то уж очень тихо, – проговорил Ворон.
И тут они услышали голос Пайна. Он звучал, как всегда, спокойно, ровно.
– Майлс, отойди-ка от двери!
Ворон облегченно вздохнул. В этих словах не было ничего настораживающего. К тому же Майлс, как обещала Сара, помехой не будет.
Ключ звякнул и повернулся в замке, и самый храбрый из «осторожных» смекнул, что можно получить помилование, если, рискуя жизнью, вырваться вперед раньше других и предупредить стражу, но он подавил это желание, когда увидел, как арестанты отступили назад, чтобы дать дорогу главарям, и как ощетинился Верзила. – Пошли! – (Крикнул Джемми Ветч, когда распахнулась обитая железом дубовая дверь, и Габбет, зарычав, словно дикий вепрь, выскочил из тюрьмы.
Мелькнувшая было в дверях красная полоска света исчезла, затененная массой тел. Вся толпа ринулась вперед, и в один миг пять, десять, двадцать самых отчаянных храбрецов были уже за дверью.
Казалось, что мощная волна, ударившая в каменную стену, пробила в ней брешь и устремилась в пробоину. Азарт борьбы захватил всех. Осторожность была забыта. Впереди в полутьме уже барахтались в рукопашной схватке люди, и те, что были в задних рядах, увидев Ворона на гребне людской волны, мощным натиском ответили на ободряющий призыв своего вожака.
Вдруг послышался страшный вой, будто зверь попал в капкан, поток людей застрял в дверях. Яркая вспышка прорезала полутьму, раздался стон, изменник часовой упал с простреленной грудью. Толпа нерешительно застыла в дверях, но сзади так нажимали, что передние подались вперед и часть людей была вытеснена наружу, тут тяжелая дверь взвизгнула на петлях, и болты задвинулись с грохотом.
Все это произошло почти одновременно с той ошеломляющей быстротой, с какой иногда происходят в жизни события, которые описывать во всех деталях так утомительно. Дверь тюрьмы мгновенно открылась и в следующий миг захлопнулась. Картина, представившаяся арестантам, промелькнула как в волшебном фонаре. Время, истекшее между двумя этими событиями, равнялось времени, необходимому для выстрела из мушкета.
Звук второго выстрела и чьи-то крики смешались с бряцанием оружия, и арестанты поняли, что на корабле поднята тревога. Что же будет с их товарищами, которые прорвались па палубу? Удастся ли им одолеть стражу, или их снова водворят в тюрьму? Все это скоро станет известно, а пока они изнывали в горячей, душной темноте и ждали исхода. Внезапно шум прекратился, затем раздался какой-то странный и непонятный грохот.

Что же произошло?
Арестанты, выскочив из мрака на свет фонарей, словно обезумевшие, кинулись на палубу. Майлс, верный своему обещанию, не стрелял, но Викерс тут же выхватил у него ружье и, ринувшись в толпу, выстрелил вниз а арестантскую. Атака все-таки оказалась неожиданной, но он храбро встретил ее. Его выстрел преследовал двоякую цель: запугать людей в арестантской и остановить людской поток, преградив дорогу трупом. Получая удары и отбиваясь от толпы озверевших людей, разгневанный Викерс забыл о своем намерении не проливать кровь. Онцелил в голову Джемми Ветча, но промахнулся и уложил наповал злополучного Майлса.
А тем временем Габбет и его товарищи добежали до трапа кают-компании, но там в красном отсвете фонарей блеснули штыки удвоенного караула. Посмотрев в сторону люка, Верзила увидел, что оружие, которое он рассчитывал захватить, находилось под охраной десятка ружей, а за распахнутыми дверьми в переборке, идущей от бизани к корме, стояла остальная часть отряда с ружьями наготове. Не трудно было даже ему понять, что их дерзкий план провалился, что их кто-то предал. Издав отчаянный вопль, донесшийся до его товарищей в тюрьме, он кинулся назад к двери, но в этот момент Викерс выстрелил, и столпившиеся у входа люди шарахнулись в сторону. Пайн и двое солдат, воспользовавшись замешательством, закрыли дверь на болты.
Бунтовщики попали в ловушку.
Узкое пространство между арестантской и переборкой превратилось в поле сражения. Человек двадцать арестантов и десяток солдат схватились врукопашную. Дерущиеся сцепились так плотно, что и нападающие и атакуемые наносили удары наудачу. Габбет выхватил у какого-то солдата саблю, тряхнув косматой головой, позвал на помощь Лентяя и бросился вверх по трапу, решившись пробиться сквозь огонь караульных. Лентяй, следовавший за ним по пятам, напал на первого попавшегося солдата и попытался отнять у него саблю. Ему на помощь подоспел здоровый парень с бычьей шеей; он ударил солдата кулаком в лицо, и тот, оглушенный ударом, выпустил саблю из рук, но, вытащив пистолет, успел прострелить обидчику череп. Этот выстрел и заставил Мориса Фрера встрепенуться.
Выскочив на палубу, молодой лейтенант мгновенно понял по расстановке часовых, что его товарищи проявили большую осмотрительность, нежели он, и смогли обеспечить безопасность корабля. Кто это сделал – выяснять не было времени. Не успел он добежать до люка, как столкнулся с Габбетом, поднимавшимся по трапу. Неожиданно встретив противника, да к тому же так близко, Верзила не смог развернуться, чтобы нанести удар. Крепко выругавшись, он стиснул Фрера своими ручищами, и они оба скатились по трапу. Стража на шканцах не решилась стрелять по этому сплетению тел, катавшихся по палубе. Какое-то мгновение драгоценная жизнь лейтенанта висела на волоске.
Забрызганный кровью своего несчастного дружка, Лентяй уже ступил на трап, но в эту секунду кто-то ударом приклада выбил из его рук саблю и грубо оттащил его назад. Упав на палубу, он увидел, как из толпы арестантов выскочил Ворон, еще минуту назад отбивавшийся от солдата, и как он, встав у трапа, поднял руки, словно защищаясь от удара. Внезапно все стихло: арестантов, прижатых к переборке, охватило (какое-то оцепенение. Наступившая тишина ввергла в недоумение обитателей тюрьмы.
Однако такое состояние продолжалось недолго. Двое солдат, из тех, что вместе с Пайном остановили лавину арестантов, быстро подняли засов опускной двери, о которой говорилось в предыдущих главах, и трое солдат по сигналу Викерса выкатили заряженную гаубицу из ее мрачного укрытия, находившегося рядом с тем местом, где был проход между нарами, и, подняв смертоносное жерло на уровень отверстия в тюремной переборке, были готовы дать залп.
– Сдавайтесь! – крикнул Викерс, – в голосе его следов не осталось от пресловутой гуманности. – Сдавайтесь и называйте вожаков, иначе я вас всех разнесу на куски!
Голос его не дрогнул. Хотя он стоял вместе с Пайном у самого жерла пушки, мятежники поняли – а перед лицом неизбежной опасности соображение работает быстро даже у самых тупых людей, – что, если они хоть на миг заколеблются, он свое слово сдержит.
Снова наступила томительная тишина, нарушаемая какой-то возней в тюрьме, словно к борту внезапно бросился крысиный выводок, застигнутый в бочке с мукой. То было шарканье ног арестантов, которые кинулись к своим нарам, стремясь уйти от угрожавшего им залпа картечи. Для двадцати отчаявшихся людей, дрожащих от страха перед жерлом гаубицы, это было убедительнее всяких слов. Все рухнуло – товарищи отказались их поддержать. Положение было отчаянным. Из длинного темного туннеля, откуда выкатили гаубицу, доносился приглушенный рокот, который иногда слышишь в морской раковине. Отверстие туннеля напоминало окно, за которым царила темнота. По обе стороны этого жуткого окна, прижатые друг к другу, стояли Пайн, Викерс и стражники. Перед ними лежал труп несчастного юнца, которого Сара Пэрфой довела до гибели. Рядом с ними, притиснутые к этой окровавленной растерзанной массе и отшатываясь от нее, замерли в ужасе двадцать озлобленных мятежников. Позади них из темноты в стороне от света из открытого люка жерло гаубицы угрожало смертью и разрушением; а за гаубицей угрюмо поблескивал ряд мушкетных стволов, освещенных фитилем, который держал верный слуга Викерса.
Люди, попавшие в ловушку, устремили взоры наверх, но там, у люка, уже выстроился караул, и некоторые члены экипажа с бравадой, свойственной морякам, поглядывали вниз на арестантов. Выхода не было.
– Даю вам минуту! – крикнул Викерс, зная, что и секунды было бы достаточно. – Одну минуту на размышление, или…
– Сдавайтесь, дружки, бога ради! – послышался голос какого-то несчастного из тюрьмы. – Неужто вы хотите нас всех погубить?
Джемми Ветч, благодаря странному свойству нервных натур, понял, что товарищи ждут, чтобы он выступил как парламентер и крикнул:
– Мы сдаемся! Нечего ждать, пока нам вышибут мозги!
Подняв руки вверх, повинуясь указанию Викерса, он первым двинулся к арестантской.
– Принесите кандалы! – скомандовал Викерс, стараясь скорее покончить с неприятной ситуацией. И не успел последний бунтовщик пройти мимо все еще горящего фитиля гаубицы, как стук молотков возвестил о том, что Ворона заковывали в цепи, которые были сняты с его стройных ног месяц назад, когда корабль проходил Бискайский залив.
Через минуту опускная дверь закрылась, гаубицу с грохотом откатили обратно к креплениям, и тюрьма снова вздохнула.

Тем временем почти столь же волнующая сцена разыгралась на верхней палубе. Габбет, в порыве слепого бешенства, которому подвержены грубые от природы люди, и разъяренный провалом всей затеи, схватил за горло Фрера, решив свести счеты хотя, бы с одним из своих врагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71


А-П

П-Я