сантехника в кредит в москве
Если этот эксперимент удастся и заказчиком окажется кто-то из людей Мамаева, легче будет понять, в чем заключалась его игра.
А вот дальше начинался туман. Семьдесят тысяч долларов за квартиру для жены Калмыкова - здесь чувствовалась чья-то другая рука. Еще во время суда над Калмыковым Док предположил, что квартира была куплена, чтобы наверняка засадить Калмыкова. Что и произошло. Но вряд ли это было единственной целью. Тут угадывалась какая-то более сложная многоходовая комбинация с дальним расчетом. Механизм ее был совершенно неясен, но итог налицо: Мамаев знал, что его жизни угрожает опасность. И очень серьезная. Во время разговора со мной в поселке "новых русских" на Осетре он хорохорился, но я-то видел, в каком он состоянии. Сказать, что он встревожен, значило не сказать ничего. Он понимал, что против него сделан сильный ход. Той же картой, которую он считал отыгранной. Эта карта была - Калмыков.
Кто сделал этот ход?
По всему выходило - президент Народного банка Буров. Как назвал его банкир - Флибустьер. Иначе с чего бы ему нанимать нас и платить за то, чтобы Калмыков целым и невредимым вернулся в Москву?
А он нанял. Он прислал на интернетовский сайт агентства "МХ плюс" предложение встретиться, встречу назначил в офисе банка на Бульварном кольце. Но Муха заявил, что все деловые переговоры мы ведем только на своей территории, в офисе "МХ плюс" на Неглинке. Боцман осторожно заметил, что для такого солидного клиента можно бы сделать исключение, но Артист поддержал Муху: "Нужно - приедет. Заодно и поймем, насколько ему это нужно".
Он приехал. С двумя хорошо обученными охранниками. В устрашающего вида черном джипе "Линкольн Навигатор". Тогда я не знал, что прозвище у него Флибустьер. Если бы знал, то сказал бы, что этот джип похож на пиратскую шхуну, не хватает только "Веселого Роджера" на крыле.
Президент Народного банка был длинный и худой, как Дон Кихот. Но и флибустьерское в нем что-то было: закрученные в стрелки усы, глаза навыкате, наглый бесстрашный веселый взгляд. Разговаривал, однако, без спеси, как равный с равными. Сказал, что ему рекомендовал нас серьезный бизнесмен, которому некоторое время назад мы оказали большую услугу. Назвал фамилию бизнесмена. Мы действительно года три назад сделали для него кое-какую работу. Я проверил. Бизнесмен подтвердил, что господин Буров просил порекомендовать ему серьезных людей для выполнения конфиденциального поручения.
Оплата была приличная, никакого подвоха в поручении не просматривалось. Мы согласились, хотя и не поняли, почему президент Народного банка так заинтересован в том, чтобы с Калмыковым на пути из лагеря до Москвы ничего не случилось.
Я и сейчас этого не понимал.
Если верить де Фюнесу, в бытность заместителем министра финансов Буров помогал Мамаеву, поддерживал его проекты. Какая польза Бурову от того, что Мамаев будет убит? В чем заключается игра Флибустьера? Если, конечно, это его игра.
В тумане есть только один способ не заблудиться: двигаться от одного четкого ориентира к другому. А для начала этот первый четкий ориентир нужно найти. В нашей ситуации: вычислить того, кто перевел деньги за квартиру жены Калмыкова. Семьдесят тысяч долларов в рублевом эквиваленте посылают по почте не каждый день. Этого человека наверняка запомнили и не забыли даже сейчас, через два с половиной года. Следствие не установило его, потому что следователь не знал, где искать. А мы знали. Если мои предположения верны, его нужно искать в окружении Бурова.
Отсюда сложился и план действий.
Скрытно снять на фото и видео ближайших сотрудников Мамаева и Бурова. Это дело требовало осторожности и терпения. Как раз для Боцмана.
Узнать в риэлторской фирме "Прожект", из каких отделений связи были посланы деньги за коммуналку на Малых Каменщиках и за трехкомнатную квартиру в Сокольниках. Понятно, что такие сведения просто так не дадут. Получение этой информации требовало нахальства, изворотливости и тонкого понимания женской души. Самая подходящая роль для Артиста.
Найти Калмыкова, исчезнувшего после возвращения в Москву. Это я поручил Мухе. Доку Калмыков не звонил, в реабилитационном центре не появлялся, в своей коммуналке тоже не появлялся. Но было одно место, где он не мог не появиться: возле дома в Сокольниках. Туда я и отправил Муху, умевшего бесследно растворяться в любой толпе.
Как всякий нормальный руководитель, на себя я возложил самую ответственную часть дела, хотя, если честно сказать, не самую трудную: работу в архиве.
II
В Центральный архив Минобороны в Подольске я поехал с Доком. Чтобы получить доступ к личному делу Калмыкова, мы придумали простенькую легенду. В реабилитационном центре, которым руководит доктор Перегудов, находится бывший майор Советской Армии, страдающий амнезией после тяжелого черепно-мозгового ранения. О нем известно, что он воевал в Афганистане. Сейчас его состояние начало улучшаться. Чтобы помочь ему восстановить память, нужно разобраться в его биографии, узнать о нем как можно больше. Любой, даже самый незначительный эпизод из его прошлого может активизировать пораженные участки мозга, ускорит выздоровление.
Но много врать не пришлось. Удостоверение руководителя реабилитационного центра сразу настроило полковника, старшего научного сотрудника архива, на дружелюбный лад. Он сочувственно порасспрашивал о делах центра и распорядился выдать нам папку с личным делом военнослужащего Калмыкова Константина Игнатьевича.
Содержание папки поражало немногословностью.
Родился в 1956 году в Ташкенте. Родители погибли в 1966 году во время землетрясения. Воспитывался в детском доме в Рязани.
1973 - 1977. Рязанское училище ВДВ. Диплом с отличием. Присвоено звание "лейтенант".
1977 - 1979. Московский военный округ, в/ч номер такой-то. Досрочно присвоены звания "старший лейтенант", "капитан".
1979 - 1981. Учеба в Военной академии Советской Армии, второй факультет. Присвоено звание "майор".
1981 - 1984. Демократическая Республика Афганистан. Разведуправление 40-й армии.
Аттестации. Характеристики. Награды: медаль "За отвагу" и орден Красной Звезды - 1982 год, орден Боевого Красного Знамени - 1983 год.
И наконец:
"15 декабря 1984 года - пропал без вести".
- Негусто, - оценил я. - Почему?
- Наши личные дела в этом архиве тоже, я думаю, не слишком пространные, - предположил Док.
Мы сидели в читальном зале архива. Кроме нас, был только один старикан с тремя рядами наградных планок на цивильном пиджаке. Он устроился за угловым столом, загроможденным папками с архивными документами, увлеченно просматривал папки, делал выписки в общую тетрадь, довольно потирал руки и снова углублялся в прошлое.
В зале появился полковник-архивист, подсел к старикану, благожелательно поговорил с ним, потом подошел к нам.
- Последний, - объяснил он, кивнув на старика. - Ветеран, описывает боевой путь своего полка. Раньше все столы были заняты ветеранами. Остался один. Дошел до сорок третьего года, сейчас форсирует Днепр. Дай-то Бог ему дойти до Берлина. Ну что, разобрались?
- Еще больше запутались, - признался Док.
Полковник просмотрел личное дело Калмыкова и озадаченно покачал головой.
- Амнезия, говорите? Не знаю, не знаю. У этой амнезии может быть и другое название. Непростой у вас пациент. Очень непростой. В двадцать три года капитан, в двадцать пять майор.
- После академии всегда присваивают очередное звание, - напомнил Док.
- В академии учатся пять лет, а не два года, - возразил полковник. Второй факультет. Очень интересно.
- Что вам кажется интересным? - проявил я уважительное любопытство.
- Академия Советской Армии - это академия Главного разведывательного управления Генштаба, молодые люди. А второй факультет - восточный. На нем готовят кадры для работы в Азии и на Ближнем и Среднем Востоке. Сороковая армия, разведуправление. Восемьдесят первый год. Очень, очень интересно. Кажется, я начинаю понимать, в чем дело.
- Поделитесь, - попросил Док.
- Бутылку поставите?
- Две, - сказал Док.
- Три, - быстро поправил я.
- Я пошутил, - усмехнулся полковник. - Хотел проверить, насколько для вас это важно. Вижу, важно. Посидите, мне нужно кое-что уточнить.
Он ушел к себе в кабинет, через полчаса вернулся и удовлетворенно сообщил:
- Все правильно. Так я и думал. Ключ - вот, - указал он на номер воинской части, где после училища служил Калмыков. - Это Чучково. Поселок в Рязанской области. Место дислокации Шестнадцатой бригады особого назначения. На ее базе был сформирован Триста семидесятый отдельный отряд спецназа. Часть офицеров вошла в спецподразделения "Зенит" и "Гром", а позже в "Каскад". Слышали о таких?
- Да, - кивнул Док. - "Зенит" и "Гром" штурмовали дворец Амина.
- Совершенно верно. А "Каскад" работал в Афгане от звонка до звонка. Второй ключ: разведуправление Сороковой армии. Восемьдесят первый год. Что у нас было в восемьдесят первом году? Ну-ну, молодые люди! Что у нас было в восемьдесят первом году?
- В восемьдесят первом году я ходил в школу, - оправдал я свое историческое невежество. - В четвертый или пятый класс.
- А я учился на первом курсе Военно-медицинской академии, - сообщил в свое оправдание Док.
- В восемьдесят первом году ничего хорошего у нас не было, проинформировал архивист. - В восемьдесят первом году мы обсирались в Афгане на каждом шагу. А почему? Потому что воевали вслепую. Разведка - глаза армии. Глаза разведки - агентура. Агентуры-то у нас и не было. А у моджахедов была. И у пакистанцев была. И у ЦРУ была. Теперь понятно, почему вашему Калмыкову не дали доучиться, а срочно перебросили в Афган?
Это было понятно. Непонятно, что с ним было дальше. В этом контексте "пропал без вести" могло означать что угодно.
- Когда-нибудь будет написана настоящая история афганской войны, проговорил полковник. - И мы ужаснемся тому, что узнаем. Правда всегда ужасна. Правда о войнах чудовищна. А может, не будет написана никогда. Слишком быстро идет время. Слишком много событий. Некогда оглянуться. Поэтому с тупым упорством лезем на те же минные поля, на которых уже взрывались.
- Вы занимались афганской войной? - спросил я.
- Нет. Интересовался. Это не моя тема. Моя тема - война с Финляндией. Я еще там, в тридцать девятом году, на линии Маннергейма.
- Как видится оттуда наша нынешняя жизнь?
- Если смотреть на внешнюю сторону - счастье. То, о чем тогда невозможно было даже мечтать. Рай. Настоящий рай. Если копнуть глубже, обнаруживается близкое присутствие ада. Вы служили?
- Да, - подтвердил Док.
- Офицеры?
- Да.
- Воевали?
- Да.
- Чечня?
- А что же еще?
- Тогда вы сами все понимаете. Ад не исчез. Мы тащим его за собой из прошлого в будущее. Мы тащим, сами. Нет, я не занимался Афганом. Но есть человек, который знает об афганской войне все. Не уверен, правда, что он захочет поделиться своими знаниями. Тут все зависит от вас. Сумеете убедить его, что вами движет не праздное любопытство - расскажет. Нет - нет.
- Мы попробуем, - сказал Док.
- Тогда запишите: генерал-лейтенант Лазарев. Сейчас на пенсии. Живет где-то под Москвой. Одно время часто бывал у нас в архиве. Хотел проанализировать уроки Афгана. Потом бросил. Сказал: никому это не нужно. Неправильно. Не нужно сейчас, будет нужно в будущем. Но мне не удалось его переубедить. Попытайтесь его найти. В Афгане он командовал отрядом "Каскад". Он может знать о вашем пациенте. У вас есть еще вопросы?
- Есть, - сказал Док. - Что было в Афганистане в декабре восемьдесят четвертого года?
- Пятнадцатого декабря восемьдесят четвертого года, - уточнил я.
- Хорошо, молодые люди, очень хорошо, - одобрил полковник. - А я уж думал, не спросите. Что было пятнадцатого декабря, я не знаю. Но знаю, что было четырнадцатого декабря. Четырнадцатого декабря восемьдесят четвертого года в двадцать три пятнадцать по московскому времени на советском военном аэродроме под Кандагаром была совершена одна из самых крупных диверсий за всю афганскую войну. Взорвали наш бомбардировщик, два истребителя и два военно-транспортных самолета. Была сорвана высадка нашего десанта в тыл моджахедов. Вот что было в тот день. Поэтому я и сказал, что амнезия вашего пациента может быть следствием не ранения, а чего-то совсем другого.
Он дал нам немного времени переварить информацию и предупредил:
- Только не делайте поспешных выводов, молодые люди. Вы сейчас в некотором роде историки. Это высокая должность. Она обязывает. Историк не должен быть суетлив. Суетливый историк - это политик. А кто такие политики? Паразиты. Они паразитируют на всем. На беспамятстве народа, на его бедах, на его надеждах на лучшее будущее. Желаю удачи. А мне пора прорывать линию Маннергейма.
- Возвращайтесь с победой, - в свою очередь пожелал ему Док.
- Хотел бы ты быть историком? - спросил я Дока, когда мы вышли из здания архива - словно выплыли из мрачноватых глубин прошлого в беспечную современность с безоблачным небом и пламенеющими под солнцем березами.
- Нет, - хмуро ответил он. - У меня запросы куда скромней. Я хочу быть всего лишь руководителем реабилитационного центра, у которого на счету хотя бы тысяча долларов.
Я удивился:
- Разве Мамаев не перевел бабки?
- Утром не было.
- Сейчас мы это исправим, - самонадеянно пообещал я и набрал номер секретариата компании "Интертраст". - Это Пастухов. Соедините меня с господином Мамаевым. Срочно.
- По какому вопросу? - поинтересовался женский голос с сучьими интонациями хорошо вышколенных секретарш. Думаю, им специально ставят такие интонации. Как походку манекенщицам.
- По интимному, - сообщил я. - По глубоко интимному.
- Я не уверена, что господин Мамаев сможет с вами поговорить. У него посетитель.
- А вы спросите. Вдруг сможет?
- Как о вас доложить?
- Очень просто. Скажите: звонит Пастухов, наемник.
- Какой наемник? - растерялась она.
- Обыкновенный. Обыкновенный наемник.
- Минутку, узнаю. Господин Пастухов, соединяю.
- Слушаю, - раздался в трубке голос Мамаева. - Что у вас?
- Вопрос. Доктор Перегудов почему-то не обнаружил на счету своего центра аванса в пять тысяч баксов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
А вот дальше начинался туман. Семьдесят тысяч долларов за квартиру для жены Калмыкова - здесь чувствовалась чья-то другая рука. Еще во время суда над Калмыковым Док предположил, что квартира была куплена, чтобы наверняка засадить Калмыкова. Что и произошло. Но вряд ли это было единственной целью. Тут угадывалась какая-то более сложная многоходовая комбинация с дальним расчетом. Механизм ее был совершенно неясен, но итог налицо: Мамаев знал, что его жизни угрожает опасность. И очень серьезная. Во время разговора со мной в поселке "новых русских" на Осетре он хорохорился, но я-то видел, в каком он состоянии. Сказать, что он встревожен, значило не сказать ничего. Он понимал, что против него сделан сильный ход. Той же картой, которую он считал отыгранной. Эта карта была - Калмыков.
Кто сделал этот ход?
По всему выходило - президент Народного банка Буров. Как назвал его банкир - Флибустьер. Иначе с чего бы ему нанимать нас и платить за то, чтобы Калмыков целым и невредимым вернулся в Москву?
А он нанял. Он прислал на интернетовский сайт агентства "МХ плюс" предложение встретиться, встречу назначил в офисе банка на Бульварном кольце. Но Муха заявил, что все деловые переговоры мы ведем только на своей территории, в офисе "МХ плюс" на Неглинке. Боцман осторожно заметил, что для такого солидного клиента можно бы сделать исключение, но Артист поддержал Муху: "Нужно - приедет. Заодно и поймем, насколько ему это нужно".
Он приехал. С двумя хорошо обученными охранниками. В устрашающего вида черном джипе "Линкольн Навигатор". Тогда я не знал, что прозвище у него Флибустьер. Если бы знал, то сказал бы, что этот джип похож на пиратскую шхуну, не хватает только "Веселого Роджера" на крыле.
Президент Народного банка был длинный и худой, как Дон Кихот. Но и флибустьерское в нем что-то было: закрученные в стрелки усы, глаза навыкате, наглый бесстрашный веселый взгляд. Разговаривал, однако, без спеси, как равный с равными. Сказал, что ему рекомендовал нас серьезный бизнесмен, которому некоторое время назад мы оказали большую услугу. Назвал фамилию бизнесмена. Мы действительно года три назад сделали для него кое-какую работу. Я проверил. Бизнесмен подтвердил, что господин Буров просил порекомендовать ему серьезных людей для выполнения конфиденциального поручения.
Оплата была приличная, никакого подвоха в поручении не просматривалось. Мы согласились, хотя и не поняли, почему президент Народного банка так заинтересован в том, чтобы с Калмыковым на пути из лагеря до Москвы ничего не случилось.
Я и сейчас этого не понимал.
Если верить де Фюнесу, в бытность заместителем министра финансов Буров помогал Мамаеву, поддерживал его проекты. Какая польза Бурову от того, что Мамаев будет убит? В чем заключается игра Флибустьера? Если, конечно, это его игра.
В тумане есть только один способ не заблудиться: двигаться от одного четкого ориентира к другому. А для начала этот первый четкий ориентир нужно найти. В нашей ситуации: вычислить того, кто перевел деньги за квартиру жены Калмыкова. Семьдесят тысяч долларов в рублевом эквиваленте посылают по почте не каждый день. Этого человека наверняка запомнили и не забыли даже сейчас, через два с половиной года. Следствие не установило его, потому что следователь не знал, где искать. А мы знали. Если мои предположения верны, его нужно искать в окружении Бурова.
Отсюда сложился и план действий.
Скрытно снять на фото и видео ближайших сотрудников Мамаева и Бурова. Это дело требовало осторожности и терпения. Как раз для Боцмана.
Узнать в риэлторской фирме "Прожект", из каких отделений связи были посланы деньги за коммуналку на Малых Каменщиках и за трехкомнатную квартиру в Сокольниках. Понятно, что такие сведения просто так не дадут. Получение этой информации требовало нахальства, изворотливости и тонкого понимания женской души. Самая подходящая роль для Артиста.
Найти Калмыкова, исчезнувшего после возвращения в Москву. Это я поручил Мухе. Доку Калмыков не звонил, в реабилитационном центре не появлялся, в своей коммуналке тоже не появлялся. Но было одно место, где он не мог не появиться: возле дома в Сокольниках. Туда я и отправил Муху, умевшего бесследно растворяться в любой толпе.
Как всякий нормальный руководитель, на себя я возложил самую ответственную часть дела, хотя, если честно сказать, не самую трудную: работу в архиве.
II
В Центральный архив Минобороны в Подольске я поехал с Доком. Чтобы получить доступ к личному делу Калмыкова, мы придумали простенькую легенду. В реабилитационном центре, которым руководит доктор Перегудов, находится бывший майор Советской Армии, страдающий амнезией после тяжелого черепно-мозгового ранения. О нем известно, что он воевал в Афганистане. Сейчас его состояние начало улучшаться. Чтобы помочь ему восстановить память, нужно разобраться в его биографии, узнать о нем как можно больше. Любой, даже самый незначительный эпизод из его прошлого может активизировать пораженные участки мозга, ускорит выздоровление.
Но много врать не пришлось. Удостоверение руководителя реабилитационного центра сразу настроило полковника, старшего научного сотрудника архива, на дружелюбный лад. Он сочувственно порасспрашивал о делах центра и распорядился выдать нам папку с личным делом военнослужащего Калмыкова Константина Игнатьевича.
Содержание папки поражало немногословностью.
Родился в 1956 году в Ташкенте. Родители погибли в 1966 году во время землетрясения. Воспитывался в детском доме в Рязани.
1973 - 1977. Рязанское училище ВДВ. Диплом с отличием. Присвоено звание "лейтенант".
1977 - 1979. Московский военный округ, в/ч номер такой-то. Досрочно присвоены звания "старший лейтенант", "капитан".
1979 - 1981. Учеба в Военной академии Советской Армии, второй факультет. Присвоено звание "майор".
1981 - 1984. Демократическая Республика Афганистан. Разведуправление 40-й армии.
Аттестации. Характеристики. Награды: медаль "За отвагу" и орден Красной Звезды - 1982 год, орден Боевого Красного Знамени - 1983 год.
И наконец:
"15 декабря 1984 года - пропал без вести".
- Негусто, - оценил я. - Почему?
- Наши личные дела в этом архиве тоже, я думаю, не слишком пространные, - предположил Док.
Мы сидели в читальном зале архива. Кроме нас, был только один старикан с тремя рядами наградных планок на цивильном пиджаке. Он устроился за угловым столом, загроможденным папками с архивными документами, увлеченно просматривал папки, делал выписки в общую тетрадь, довольно потирал руки и снова углублялся в прошлое.
В зале появился полковник-архивист, подсел к старикану, благожелательно поговорил с ним, потом подошел к нам.
- Последний, - объяснил он, кивнув на старика. - Ветеран, описывает боевой путь своего полка. Раньше все столы были заняты ветеранами. Остался один. Дошел до сорок третьего года, сейчас форсирует Днепр. Дай-то Бог ему дойти до Берлина. Ну что, разобрались?
- Еще больше запутались, - признался Док.
Полковник просмотрел личное дело Калмыкова и озадаченно покачал головой.
- Амнезия, говорите? Не знаю, не знаю. У этой амнезии может быть и другое название. Непростой у вас пациент. Очень непростой. В двадцать три года капитан, в двадцать пять майор.
- После академии всегда присваивают очередное звание, - напомнил Док.
- В академии учатся пять лет, а не два года, - возразил полковник. Второй факультет. Очень интересно.
- Что вам кажется интересным? - проявил я уважительное любопытство.
- Академия Советской Армии - это академия Главного разведывательного управления Генштаба, молодые люди. А второй факультет - восточный. На нем готовят кадры для работы в Азии и на Ближнем и Среднем Востоке. Сороковая армия, разведуправление. Восемьдесят первый год. Очень, очень интересно. Кажется, я начинаю понимать, в чем дело.
- Поделитесь, - попросил Док.
- Бутылку поставите?
- Две, - сказал Док.
- Три, - быстро поправил я.
- Я пошутил, - усмехнулся полковник. - Хотел проверить, насколько для вас это важно. Вижу, важно. Посидите, мне нужно кое-что уточнить.
Он ушел к себе в кабинет, через полчаса вернулся и удовлетворенно сообщил:
- Все правильно. Так я и думал. Ключ - вот, - указал он на номер воинской части, где после училища служил Калмыков. - Это Чучково. Поселок в Рязанской области. Место дислокации Шестнадцатой бригады особого назначения. На ее базе был сформирован Триста семидесятый отдельный отряд спецназа. Часть офицеров вошла в спецподразделения "Зенит" и "Гром", а позже в "Каскад". Слышали о таких?
- Да, - кивнул Док. - "Зенит" и "Гром" штурмовали дворец Амина.
- Совершенно верно. А "Каскад" работал в Афгане от звонка до звонка. Второй ключ: разведуправление Сороковой армии. Восемьдесят первый год. Что у нас было в восемьдесят первом году? Ну-ну, молодые люди! Что у нас было в восемьдесят первом году?
- В восемьдесят первом году я ходил в школу, - оправдал я свое историческое невежество. - В четвертый или пятый класс.
- А я учился на первом курсе Военно-медицинской академии, - сообщил в свое оправдание Док.
- В восемьдесят первом году ничего хорошего у нас не было, проинформировал архивист. - В восемьдесят первом году мы обсирались в Афгане на каждом шагу. А почему? Потому что воевали вслепую. Разведка - глаза армии. Глаза разведки - агентура. Агентуры-то у нас и не было. А у моджахедов была. И у пакистанцев была. И у ЦРУ была. Теперь понятно, почему вашему Калмыкову не дали доучиться, а срочно перебросили в Афган?
Это было понятно. Непонятно, что с ним было дальше. В этом контексте "пропал без вести" могло означать что угодно.
- Когда-нибудь будет написана настоящая история афганской войны, проговорил полковник. - И мы ужаснемся тому, что узнаем. Правда всегда ужасна. Правда о войнах чудовищна. А может, не будет написана никогда. Слишком быстро идет время. Слишком много событий. Некогда оглянуться. Поэтому с тупым упорством лезем на те же минные поля, на которых уже взрывались.
- Вы занимались афганской войной? - спросил я.
- Нет. Интересовался. Это не моя тема. Моя тема - война с Финляндией. Я еще там, в тридцать девятом году, на линии Маннергейма.
- Как видится оттуда наша нынешняя жизнь?
- Если смотреть на внешнюю сторону - счастье. То, о чем тогда невозможно было даже мечтать. Рай. Настоящий рай. Если копнуть глубже, обнаруживается близкое присутствие ада. Вы служили?
- Да, - подтвердил Док.
- Офицеры?
- Да.
- Воевали?
- Да.
- Чечня?
- А что же еще?
- Тогда вы сами все понимаете. Ад не исчез. Мы тащим его за собой из прошлого в будущее. Мы тащим, сами. Нет, я не занимался Афганом. Но есть человек, который знает об афганской войне все. Не уверен, правда, что он захочет поделиться своими знаниями. Тут все зависит от вас. Сумеете убедить его, что вами движет не праздное любопытство - расскажет. Нет - нет.
- Мы попробуем, - сказал Док.
- Тогда запишите: генерал-лейтенант Лазарев. Сейчас на пенсии. Живет где-то под Москвой. Одно время часто бывал у нас в архиве. Хотел проанализировать уроки Афгана. Потом бросил. Сказал: никому это не нужно. Неправильно. Не нужно сейчас, будет нужно в будущем. Но мне не удалось его переубедить. Попытайтесь его найти. В Афгане он командовал отрядом "Каскад". Он может знать о вашем пациенте. У вас есть еще вопросы?
- Есть, - сказал Док. - Что было в Афганистане в декабре восемьдесят четвертого года?
- Пятнадцатого декабря восемьдесят четвертого года, - уточнил я.
- Хорошо, молодые люди, очень хорошо, - одобрил полковник. - А я уж думал, не спросите. Что было пятнадцатого декабря, я не знаю. Но знаю, что было четырнадцатого декабря. Четырнадцатого декабря восемьдесят четвертого года в двадцать три пятнадцать по московскому времени на советском военном аэродроме под Кандагаром была совершена одна из самых крупных диверсий за всю афганскую войну. Взорвали наш бомбардировщик, два истребителя и два военно-транспортных самолета. Была сорвана высадка нашего десанта в тыл моджахедов. Вот что было в тот день. Поэтому я и сказал, что амнезия вашего пациента может быть следствием не ранения, а чего-то совсем другого.
Он дал нам немного времени переварить информацию и предупредил:
- Только не делайте поспешных выводов, молодые люди. Вы сейчас в некотором роде историки. Это высокая должность. Она обязывает. Историк не должен быть суетлив. Суетливый историк - это политик. А кто такие политики? Паразиты. Они паразитируют на всем. На беспамятстве народа, на его бедах, на его надеждах на лучшее будущее. Желаю удачи. А мне пора прорывать линию Маннергейма.
- Возвращайтесь с победой, - в свою очередь пожелал ему Док.
- Хотел бы ты быть историком? - спросил я Дока, когда мы вышли из здания архива - словно выплыли из мрачноватых глубин прошлого в беспечную современность с безоблачным небом и пламенеющими под солнцем березами.
- Нет, - хмуро ответил он. - У меня запросы куда скромней. Я хочу быть всего лишь руководителем реабилитационного центра, у которого на счету хотя бы тысяча долларов.
Я удивился:
- Разве Мамаев не перевел бабки?
- Утром не было.
- Сейчас мы это исправим, - самонадеянно пообещал я и набрал номер секретариата компании "Интертраст". - Это Пастухов. Соедините меня с господином Мамаевым. Срочно.
- По какому вопросу? - поинтересовался женский голос с сучьими интонациями хорошо вышколенных секретарш. Думаю, им специально ставят такие интонации. Как походку манекенщицам.
- По интимному, - сообщил я. - По глубоко интимному.
- Я не уверена, что господин Мамаев сможет с вами поговорить. У него посетитель.
- А вы спросите. Вдруг сможет?
- Как о вас доложить?
- Очень просто. Скажите: звонит Пастухов, наемник.
- Какой наемник? - растерялась она.
- Обыкновенный. Обыкновенный наемник.
- Минутку, узнаю. Господин Пастухов, соединяю.
- Слушаю, - раздался в трубке голос Мамаева. - Что у вас?
- Вопрос. Доктор Перегудов почему-то не обнаружил на счету своего центра аванса в пять тысяч баксов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33