Для этого он обращается к марабутам, которые занимают обязанности духовных гражданских и военных начальников. Святые особы не заставляют это повторять два раза и отправляются проповедывать не войну, а священный сбор… Надо послушать как они говорят по целым часам, примешивая к своим речам и архангела Гавриила, и Магомета; европейское красноречие чрезвычайно бедно в сравнении с теми трогательными и убедительными словами, которые слышатся в эту минуту в этих негостеприимных горах, удивленных такими ораторскими прельщениями. Поэтому сбор часто бывает успешен. Как только он окончится, благочестивый сборщик, успевший собрать неожиданную дань, берет, конечно, себе большую долю, а остальное вручает своему всемилостивейшему государю, который и удивленный, и обрадованный тем, что не совсем ограблен, награждает величайшими наследственными почестями верных уполномоченных. Марабут возвращается в горы, до будущей поры, радуясь успеху, достигнутому его ловкостью. Мавры составляют другую часть, и, может быть, самую важную, марокканского народонаселения. Их бесспорно карфагенское происхождение избавило бы нас от труда описывать их, если бы мы не желали сообщить о них несколько подробностей, которые кажутся нам интересными для читателей.Итальянский писатель Гемсо, очень в этом сведущий, описал их в трех строках: «Все что есть самого гнусного и презренного в сердце человека присуще нраву этих африканцев». Некогда римляне приписывали вероломство этим закоренелым врагам их племени и империи; потомки их вполне сохранили эту черту. Приведем один пример из тысячи, происходивший на глазах наших путешественников. Однажды, когда они осматривали в Мекинесе старый султанский дворец, один мавр был осужден на казнь за убийство, в котором был уличен. Час казни приближался, когда один из друзей пленника решился вывести его из тюрьмы и спасти ему жизнь. Он пошел к тюремщику и сказал:— Кадах (так звали тюремщика), вот двести золотых секинов; у тебя здесь Али-Ахмет, который убил Мегемета-Шиха, — мой самый дорогой друг… Помоги мне спасти его — и это золото твое.— Можешь положиться на меня, — ответил Кадах, протянув руки, дрожавшие от алчности, чтобы заранее получить плату. — Нынешнюю ночь, как только луна исчезнет за Атласом, эти ключи возвратят Али-Ахмета твоей дружбе.— Хорошо, Кадах, это золото твое!Доверчивый друг Али-Ахмета спокойно вернулся долой приготовить верное убежище убийце после его освобождения.Но едва только скряга Кадах спрятал в надежное место полученную сумму, как побежал к Могаммеду-бен-Азеру, брату жертвы Али-Ахмета:— Нынешнюю ночь, — сказал он, — я должен выпустить убийцу твоего брата, и в три часа утра его друг Фаракхах уведет его к себе. Дай мне сто золотых секинов, я выпущу его часом ранее условленного времени, ты можешь встретить его на дороге одного и легко отомстить за смерть твоего брата.При этом неожиданном предложении, обнаружившем гнусную измену Кадаха, Могаммед улыбнулся с глубоким презрением; но удовольствие иметь в своих руках убийцу брата одержало верх, и, не говоря ни слова, он бросил к ногам тюремщика просимую цену крови.В назначенный час Могаммед подстерег пленника и убил его ударом кинжала в ту минуту, как несчастный, раскрыв объятия, думал, что бросается на грудь друга.В тот час, когда луна исчезла за горами Атласа, по условию с тюремщиком, Фаракхах бросился встретить своего друга; но в нескольких шагах от назначенного места встречи, он споткнулся о труп Али-Ахмета… Он тотчас бросился к Кадаху и горько упрекал его в смерти пленника и в его низком вероломстве. Но Кадах, нисколько не смущаясь, ответил ему холодно:— Я тебе обещал освободить твоего друга; я сдержал слово; не моя вина, если он не сумел защитить своей жизни от того, кто на него напал.Мавры семитического происхождения и не имеют ничего общего с берберами. Их предки некогда покинули города Финикии, Палестины и Аравии и поселились в африканских областях, занимаемых ими и ныне.Но те, которые населяют берег Средиземного моря, переселились из Испании, потому что предками их были те мавры, которые укрылись на африканской земле изгнанные из Гренады.Богатые и могущественные, они составляют аристократию в городах, и имеют право голоса в советах императорского правительства. Скупость их вошла в поговорку, и всеми их поступками руководит эта гнусная страсть. Приобретать сокровища и прятать их составляет цель их жизни. В молодости они вообще сильны и стройны, хотя малы ростом; беспечные и ленивые с годами толстеют. Зажиточные жители ведут самую приятную жизнь; встают с солнцем, туалетом не занимаются, потому что спят, не раздеваясь; чтобы молиться — ждут, пока муэдзин возвестит с мечетей час молитвы, повторяя пять раз в день одно и то же:— Бог велик! Бог весьма велик! Свидетельствую, что нет другого Бога, кроме Бога! Свидетельствую, что Магомет пророк Бога. Идите на молитву, идите в храм. Бог велик! Весьма велик! Нет другого Бога, кроме Бога!Но так как идти в мечеть значит отдалить час завтрака, то мавр молится у себя; потом, напившись кофе и поев сухих фруктов, делает верхом большую прогулку и возвращается к полудню. Он находит на своем столе, роскошно уставленном пилавом и другими национальными блюдами, множество свежих и сухих фруктов, самые разнообразные пирожные и варенья.После этого обеда, мавры идут в мечеть; потом собираются в кофейнях, где проводят остаток дня. Вечером, после плотного ужина, бросаются на груды мягких подушек, и там, насытившиеся и усталые, засыпают до тех пор, пока голос муэдзина снова разбудит их.При подобном образе жизни, умственной работы нет почти никакой в этих мозгах, у которых достает энергии только на то, чтобы предаваться самым постыдным излишествам. Такое умственное состояние удивляет менее, когда видишь, как мавританские мальчики, голый череп которых беспрестанно подвергающийся солнечному зною, приобретает необычайную толщину, бросаются друг на друга как бешеные козлы, сталкиваются головами и не прекращают этой грубой борьбы, прежде чем у обоих противников не будет сил продолжать ее. Только щит черепахи может сравниться в твердости с этими черепами, которые таким образом с юных лет приучаются выдерживать удары палкой и камнем.Как только путешественник появляется на Танжерских улицах, толпа мальчишек предлагает ему за ничтожные деньги разбивать о свои головы кирпичи и булыжник, которые может раздробить лишь только молоток.Для дополнения картины прибавим, что суеверие мавров еще превосходит их леность и жестокость. Они ужасно боятся злых духов и носят ладанки для предохранения от зловредного влияния. Какова бы ни была ваша национальность и религия, но если вам удастся приобрести дружбу мавра, он непременно навесит предохранительные ладанки на вашу одежду, занавеси вашей кровати, даже на ваши туфли. Действуя таким образом, он положительно убежден, что избавляет вас от бесчисленных злоключений. Так поступают даже самые разумные; по этому можно судить, в каком состоянии находятся другие.У марокканского араба нравы более кротки, чем у мавра; он гостеприимнее и следовательно менее вероломен. Высокого роста, он носит короткие волосы, окруженные длинной повязкой в форме тюрбана. Арабы происходят от великих завоевателей, пришедших после римлян. В начале XVII столетия они прошли Гибралтарский пролив, заняли Испанию, и, продолжая свои завоевания, привили бы всей Европе мусульманскую культуру, если бы Карл Мартелл не разбил их в равнинах Пуатье.Впоследствии, изгнанные и из Испании, они вернулись в Африку и поселились на берегах ее, где выстроили много городов, существующих и поныне. Горячие поклонники пророка, они хвастаются, что говорят чистейшим языком Корана. Некогда они проповедывали новую веру с оружием в руках и покорили множество народов. Ныне марокканские арабы живут спокойно в своих деревнях, защищаясь всеми силами от нападений шеллоков, их отъявленных врагов. В каждой из этих деревень находится мечеть, которая служит храмом и училищем, и где талеб учит науке корана.Многие арабы живут в палатках на горах, чтобы легче укрываться от денежных требований султана; они живут там, окруженные своими стадами; однако не могут избегнуть поземельного налога, и когда войска проходят мимо их деревень или кочевья, они обязаны их кормить.Их легко узнать по белому хаику, с которым они не расстаются никогда. По своим пастушеским и вместе с тем воинственным нравам, они напоминают арабов йеменских, тип которых сохранили. Евреи составляют четвертый элемент марокканского народонаселения. Они лишь терпимы там, и с них дорого берут за эту терпимость; не считая экстраординарных налогов, с них берут значительную ежегодную дань; они платят за все, даже за право носить башмаки, которые должны снимать двадцать раз в день, — перед мечетями, домами сантонов и знатных людей, они принуждены носить одежду черного цвета, очень презираемого маврами; им запрещено читать и писать по-арабски, так как они недостойны знать божественный Коран Им запрещено также ездить верхом: лошадь — животное слишком благородное для них, — они могут ездить только на ослах и ишаках, и то еще должны платить за это право. Еврей не может подойти к колодезю, когда мусульманин утоляет в нем жажду, и будет жестоко наказан, если осмелится сесть в присутствии правоверного.Вот на каких условиях их терпят! С ними обращаются не как с людьми, а как со скотами; загнанные в свой квартал и запираемые на ночь, как хищные звери, они живут под дисциплиной еврейского кадия, выбранного ими, но подчиненного шейку или старшине, выбранному султаном. Им дозволено свободное исповедание их религии, к которой они очень привязаны, и управление собственными законами. Они все говорят по-испански и происходят, по большей части, особенно береговые, от евреев, изгнанных из Европы, и главное из Испании, в разные эпохи средних веков. Однако в горах есть еврейские племена, поселившиеся там ранее времен христианства. Их называют, и они сами называют себя филистинами; живут они с амазиграми берберскими, которые не преследуют их так как мавры. Филистины признают только Ветхий Завет, к которому прибавляют некоторые халдейские парафразисы, — и другие евреи считают их еретиками. Одно время думали, что они происходят от саддукеев, но гебраисты отвергают это мнение.Евреи утешают себя за оскорбления торговлей и берут хитростью то, что у них тираны вырывают силою. Как ни хитер, ни лукав мавр, еврей превзойдет его и проведет во всех сделках. Это единственное мщение, дозволенное ему, и он пользуется им немилосердно Ему всегда возвратится что-нибудь из дани, которую он платит; поэтому он покоряется; к тому же это для него необходимое условие существования.Самые низкие страсти человечества: скупость и страх составляют отличительные черты этих несчастных; они носят неизгладимую печать их на лице и во всей наружности. Взгляд у них косой и тревожный, они скрывают страх, терзающий их сердце, под улыбкой, на которую неприятно смотретьЕврей не говорит, а шепчет как пленник, который боится разбудить своих спящих палачей; не ходит, а скользит около стен, зорко подсматривая, внимательно подслушивая и шмыгает за все углы как вор, за которым гонятся. Часто он держит обувь в руке, чтобы делать как можно меньше шума, потому что больше всего боится привлечь к себе внимание; ему хотелось бы идти по облакам и быть невидимым. Если на него посмотрят, он ускорит шаги; если остановятся, он побежит. Он похож и на зайца, и на шакала. Его безобразие какого-то особого свойства; черты его физически небезобразны, но верное зеркало его внутренней жизни, физиономия, имеет что-то неблагородное, грубое, чего нельзя определить, но что не нравится с первого взгляда и непреодолимо отталкивает. Надо видеть этот униженный народ, чтобы составить себе точное понятие о том, до чего может довести людей продолжительное притеснение. Разумная жизнь уже несколько веков погасла в этих несчастных существах; от человека у них остались только низшие инстинкты и грубые помыслы; никакая высокая мысль не может зародиться в этом окаменелом, если можно так выразиться, металлическом мозгу; ни одно великодушное чувство не заставляет биться эти медные груди. Деньги — их кумир, предмет их поклонения. Они поклоняются, как их предки, золотому тельцу.Если следить за ними от прилавка до синагоги, их найдут везде похожими на себя; рабы обрядов, дух которых умер и смысл потерян, они смешивают все, — Моисея и каббалу, пророков и раввинов.Любопытно, однако, что еврейские женщины избавились от физического вырождения, поразившего мужчин. Они столь же красивы, насколько те безобразны. Нигде не увидишь черт более совершенных, форм, более идеальных, — и спрашиваешь себя с удивлением, как такие отцы могут иметь таких дочерей и зачем такие очаровательные существа брошены на съедение таким чудовищам…Красота евреек, как и безобразие мужчин, имеет свой оригинальный отпечаток: это восточный блеск, соединенный с европейской тонкостью, точка, на которой оба типа сходятся и сливаются. Черты их, не будучи ни греческими, ни римскими, походят и на те, и на другие.У всех евреек прекрасные черные, пламенные глаза и кожа очень белая; они среднего роста, но стройны и хорошо сложены. Не будучи подчинены, как мужчины, однообразному костюму, они могли сохранить древнюю одежду. Эта богатая и блестящая одежда идет им чрезвычайно, она хорошо облегает формы и подчеркивает их красоту. Юбка — фальдета, яркого цвета, открыта внизу и украшена двумя широкими отворотами, затканными золотом и доходящими до колен; их корсаж — пунта, суконный или бархатный, также вышит золотом, и шнуруется на груди; на него они надевают казо — зеленый, красный или голубой жилет без пуговиц, свободно развевающийся. На маленьких голых ногах красные туфли. Сфифа — диадема из жемчуга, изумрудов и других драгоценных камней — надевается на лоб и достойным образом венчает эти грациозные головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20