Снова послышался спокойный голос начальника:— Сколько времени нам надо еще, чтобы доехать до оазиса Уфрама, нашей последней надежды?— Пять дней, — ответил Бен-Абда, — но лошади умрут завтра. Верблюды могут дойти, но через два дня они будут везти мертвецов.— Нет ли какого-нибудь средства выйти из этого положения?Ответа не последовало, и начальник продолжал с твердостью:— Я обращаюсь к вам, Бен-Абда и Бен-Шауиа! Вы нас повели по этой пустынной дороге…— Мы указали вам две дороги: через Уед-Нун и Тецагальт; вы выбрали ту, где почти нет оазисов, но зато и не встречаются туареги. Да совершится воля Аллаха! — сказал Бен-Абда.— Мы не виноваты, что бурдюки разорвались… Если бы смотрели за верблюдами, у нас достало бы воды до Уфрама, — ответил Бен-Шауиа. — Да совершится воля Аллаха! Я знаю, однако средство, которое может спасти караван.— Какое? Говори скорее.— Надо убивать по три верблюда каждый день и пить их кровь до Уфрама.— Кровь жажды не утолит, — сказал доктор мрачным голосом, — мы только обманем нашу жажду на несколько минут, а смерть не отдалим ни на один час.— Хорошо! — сказал тогда эль-Темин, голосом слегка изменившимся вначале, но потом по-прежнему звучно. — Если нам предназначено здесь умереть, умрем без жалоб. Последнее слово, доктор! Нет ли в вашем искусстве чего-нибудь, что могло бы помочь… Я понимаю, что это невозможно, но так, как утопающий хватается за соломинку, задаю вам этот вопрос.Доктор потупил голову.— Я вас понимаю, — сказал эль-Темин, — мы исполним предложение Бен-Шауиа и убьем наших верблюдов одного за одним, направляясь к Уфраму.— К чему, — перебил Барте, — разве вы не слыхали, что сказал наш друг… мы ни на один час не отдалим нашей смерти… Мы не пили уже тридцать шесть часов среди жгучего песка, который сушит кровь; нам нужно напиться воды, напиться вдоволь. У меня горит горло, я не буду иметь сил сделать малейшее движение, я предпочитаю умереть здесь…Молодой человек соскользнул с лошади и лег на песок.— Бедный друг! — прошептал эль-Темин. — Я видел его таким мужественным в других обстоятельствах.— Он не виноват в этой слабости, — ответил доктор. — Это начинается галлюцинация жажды, — с ним прежде, а потом с нами!..— Экспедиция была так хорошо придумана! Нам остается до Тимбукту только десять дней… И четыре года необычайных усилий, бессонных ночей, уничтожены пустой случайностью: если бы мы отделили верблюдов вчера вечером, мы были бы еще исполнены силы и надежды…Произнеся эти слова, эль-Темин опустил голову и заплакал… В первый раз в жизни этот человек, часто видевший смерть лицом к лицу в своих многочисленных странствованиях по свету, был побежден судьбой.— Что такое человек? К чему служит ему разум? — вдруг продолжал он с яростью. — Если вся его воля, вся энергия ничего не могут сделать против грубого факта, и когда последнее слово всегда остается за случаем!— Успокойтесь, эль-Темин. В том страшном положении, в каком мы находимся…Доктор не докончил своей мысли.. Радостный лай собаки перебил его слова.— Послушайте! Фокс лает… он что-то нашел!В эту минуту путешественники увидали Фокса, выбежавшего из-за песчаного бугорка. Умная собака тотчас бросилась к своему господину, схватила его за бурнус и с радостным лаем звала его следовать за ней. Доктор пошел; собака выпустила из зубов бурнус и приподнялась на лапках, ласкаясь к своему хозяину. При этом она дотронулась своей мордочкой до его руки. Шарль Обрей вскрикнул так, что весь караван вздрогнул:— Эль-Темин! Мы спасены!..Он бросился за собакой… Мордочка ее была мокрая.В несколько минут обошел он песчаный бугор… Фокс остановился у ямы, которую вырыл, доктор стал на колени и засунул в яму руку.— Вода! вода! — сказал он, приподнимаясь и вскрикнув от радости.Все уже окружили его.— Это колодец Аин-Феца нашла собака, — сказал Бен-Абда, — ураган засыпал их, но вода сочится сквозь песок.— Доктор, — сказал эль-Темин, судорожно пожимая ему руку, — если даже ваша собака будет причиной нашей смерти в Тимбукту, отныне она священна для нас…— Вода? Где вода?.. — спросил Барте, которого вели два негра, потому что он шатался.Увидев яму, в которой вода не убавлялась, он бросился наземь и напился.— О! друзья мои, — сказал он, приподнимаясь, — какой божественный напиток!..Он присел на землю. Реакция была так сильна, что ему сделалось дурно.— Постойте, — сказал эль-Темин повелительным тоном, — надо расширить отверстие, а иначе нам понадобится два дня, чтобы напоить всех и наполнить наши бурдюки.Он сделал знак, и негры начали разгребать песок около ямы, вырытой собакой.Менее чем в четверть часа отверстие колодца было отрыто, и вода беспрепятственно показалась на поверхности почвы. Через несколько минут, она сделалась так чиста как горный ключ. Колодец этот снабжался водой из какого-нибудь источника, ибо вода сначала теплая, скоро сделалась почти холодная.Эль-Темин дал напиться всем, а сам напился последний. Потом напоили лошадей и, наконец, верблюдов. Утолив жажду, начали утолять голод. Вспомнили, что с утра ничего не ели, финики и винные ягоды, и поджаренные зерна маиса придали каждому силы, необходимые для путешествия.Люди собирались наполнять водой бурдюки, когда их прервал один любопытный случай… Газель, побуждаемая жаждой, прибежала к колодцу, и не тревожась присутствием живых существ, которых может быть никогда не встречала в пустыне, утолила свою жажду и убежала; после нее явилась другая, потом третья и, наконец, целое стадо… Путешественники насчитали более пятидесяти.— Это верно те самые бедные животные, которых мы уже встретили несколько часов тому назад, — сказал доктор, — они так же, как и мы искали воду, засыпанную самумом.— Мясо этих животных очень нежно, — сказал Хоаквин, который во время всех этих злоключений выказал спокойствие, достойное восточного жителя. — Когда я служил в султанской кухне, каждый месяц присылали газелей из пустыни.Это предложение сеньора Барбозы, который был бы не прочь покушать сочного жаркого, не нашло отголоска в караване, который, почти чудом избавившись от верной смерти, не решился убить таких грациозных и безвредных животных.Эль-Темин решил отдыхать день у источников Аин-Феца; это было почти необходимо, после волнений, испытанных караваном. Тотчас раскинули палатки.Восходящее солнце показало путешественникам, как хорошо было, что они не прибыли сутками ранее в Аин-Фецу. Страшный ураган разразился над оазисом и засыпал его песком, и только вершины финиковых деревьев торчали из массы песка.С верблюдов сняли их вьюки и пустили на волю под надзором негров выкапывать из песка тощих представителей растительного царства.Недалеко находилась небольшая равнина, покрытая hedysarum albagi. Это растение с длинными живучими корнями растет изобильно в Сахаре и возвышается над землей не более как на двадцать сантиметров. Его темно-зеленые листья очень коротки и с колючками как у вереска; они остаются зелеными целый год и составляют драгоценное подспорье для кормления верблюдов, которые очень до них лакомы.Выпущенные на волю, верблюды устремились на эти заскорузлые растения и, насытившись, запасли в своих желудках пищу на несколько дней.Верблюды, выбранные и купленные Кунье в Тафилете, были великолепны, крепки, неутомимы и могли нести без труда до семисот килограммов. Они уже несколько раз путешествовали по Сахаре.Часто говорили, что без компаса человеку было бы трудно плавать по океану. Может быть еще справедливее сказать, что без верблюда человек никогда не переехал бы большой африканской пустыни. Поэтому арабы прозвали верблюда кораблем пустыни. Благодаря толстой и гибкой подошве, соединяющей пальцы его ног, верблюд может идти, не увязая, по сыпучему песку, его длинные ноги дают ему возможность проходить быстро и не утомляясь огромные расстояния. Хорошо приученный верблюд может делать до двухсот километров в день. Он для араба драгоценность, потому что снабжает его молоком, мясом и шерстью, которая вырастает каждый год.Кочевник приучает верблюда к службе с самого его рождения: он сгибает ему ноги, каждый день кладет на него большой груз, приучает довольствоваться скудной пищей и ходить далеко. Замечательно то, что верблюд очень хорошо знает, какую тяжесть может он снести, и если его навьючат через меру, он ложится и не встает, пока лишний груз не снимут. Он может путешествовать десять дней без питья и пищи, и ни деятельность, ни сила не уменьшатся. Если встретит в пустыне лужу воды, которую чувствует издалека, он ускорит шаги, напьется и за прошедшее и на будущее, и продолжает свой путь. Погонять его и даже указывать дорогу не надо, если он уже ходил по ней. В Персии, Туркестане, Аравии и некоторых частях Африки без верблюда невозможны никакие торговые сношения.Это животное водится в определенных географических границах, за которые не переходит никогда. Напрасно стали бы его искать под экватором; пояс, в котором он живет, верблюжий пояс, как его зовет Риттер, обнимает всю древнюю Ливию, Мавританию, страну магребов, берберов, бедуинов и всю Сахару. Этот пояс кончается там, где начинается разделение сухой и дождливой страны. Верблюд водится в обширных степях Азии, Аравии и Африки, однообразие которых едва нарушается там и сям движущимися дюнами, поднимаемыми самумом, как большие западные ветры поднимают волны на поверхности моря.Наружный вид пустыни до такой степени напоминает океан, что издали большие массы песка кажутся жидкими волнами, и караванам как морякам, часто представляются миражи.Верблюд избегает цветущих стран умеренного и тропического поясов. Он сын бесконечных равнин, где его полузакрытые глаза, защищаемые мясистой перепонкой, привыкли смотреть на красный или белый песок, раскаленный солнечным зноем, и на ярко-голубое небо, служащее пустыне сводом. Он родится, живет и умирает там, где произрастает его друг — финиковое дерево, которое также встречаешь только там, где шаги верблюдов могут оставлять следы на земле. Оба, верные своей песчаной почве, держатся в равном расстоянии от страны оленей и страны слонов. Оба, наконец, драгоценны для караванов: одни их кормят, другие — перевозят.Вечером после освежительного сна, которым, кроме негров, воспользовались все, эль-Темин предложил, что если солнечный зной возрастает каждый день, лучше было бы ехать ночью, а спать днем. К этому мнению присоединились все. Верблюдов снова навьючили, и караван направился к оазису Уфрам.Негры, которые целый день смотрели за верблюдами и лошадьми, получили позволение сесть на верблюдов и соснуть несколько часов. Но этим позволением согласился воспользоваться только один, который ушиб себе ногу, погнавшись за огромным ужом, спрятавшимся в песке. Фокс, сделавшийся героем каравана и иногда очень страдавший на жгучем песке, был посажен на верблюда, и это очень ему понравилось.Через двое суток после отъезда из Аин-Феца, Бен-Абда, все еще ехавший впереди каравана, вдруг остановил свою лошадь. Все последовали его примеру. Эль-Темин быстро подъехал к нему, и он показал ему на песке свежие следы лошадей и верблюдов.— Это, верно, караван идет, — сказал эль-Темин, — и опередил нас на несколько дней.— Нет, — ответил мавр, который сошел с лошади и рассматривал следы, видневшиеся на песке. — Эти следы слишком легки; верблюды, оставившие их, не были навьючены.— Что же ты думаешь?— Я думаю, что здесь проезжали туареги не позже как сегодня утром.— Сколько их было?Мавр рассмотрел внимательно следы и ответил, не колеблясь:— Эмир, их не больше восьми.— Ты думаешь, что мы можем встретить их у оазиса Уфрама?— Это возможно.— Они едут по той самой дороге, которая ведет туда?— Нам стоит только ехать по этим следам, и мы доедем туда.— Хорошо, будем продолжать наш путь. Вернувшись на свое место, эль-Темин позвал Кунье.— Вели переменить заряды у карабинов твоих людей, — сказал он, — может быть, скоро им придется стрелять. ГЛАВА IV. Разбойники. — Приезд в Тимбукту Мавры не ошиблись. На четвертый день после отъезда из Аин-Феца, путешественники прибыли в оазис Уфрам, который нашли в целости: действия урагана не коснулись этого оазиса, и зеленый островок со своими тремя колоннами, — настоящими источниками, поддерживающими растительность на пространстве квадратной полумили, — со своими фиговыми и финиковыми деревьями, представлял поразительный контраст с окружавшей его унылой равниной.Оазис был пуст, но легко было заметить, что накануне тут останавливались путники; тут даже приготовляли пищу: это показывала зола, которую ветер еще не успел разметать.Путешественники остановились здесь только на несколько часов.— Туареги едут скорее нас, — сказал эль-Темин, — теперь они опередили нас больше, чем три дня тому назад.— Может быть это просто гонцы тиббу везут письма в Тимбукту? — сказал Бен-Шауиа.— Невероятно, чтобы мы их догнали, — прибавилБен-Абда, — с тех пор, как мы путешествуем ночью, мы подвигаемся почти вдвое скорее, и несмотря на это, мы к ним не приблизились.— Сколько от Уфрама до Песчаного Города?— Пять дней обыкновенной езды; но продолжая останавливаться только на несколько часов самых жарких в сутки, мы прибудем ночью на третий день.Мавр, предводительствовавший караваном, только произнес эти слова, как вдруг остановил своего верблюда: его орлиный взгляд приметил вдали что-то необычайное.— Еще что? — спросил начальник, который после замеченных следов ехал почти постоянно впереди каравана.— Я подозреваю, что туареги спрятались за этими песчаными буграми.— Почему ты так думаешь?— Сейчас блеснуло на солнце копье, а сахарские разбойники употребляют именно это оружие; они бросаются на караван с громкими криками; во время схватки верблюды разбегаются, и если даже разбойники убегут, они все-таки успеют захватить некоторых из них.— Ты меня уверял, что их не бывает на этой дороге?— Да, но мы приближаемся к концу путешествия; эта часть дороги многолюднее, и мы скорее доедем до двух дорог, по которым ездят караваны из западной Нигриции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20