В этот момент дверь открылась и ко мне в комнату вкатилось круглое существо с лысой головой и мохнатыми бровями. Я испуганно вскочил. Я совсем забыл, что позвякивание колокольчиками в Бринкли при данных обстоятельствах чревато появлением сэров Родериков Глоссопов.
Всегда очень трудно выбрать тему разговора с помесью дворецкого и психиатра, особенно если твои отношения с последней его половиной были не очень-то дружескими. Я был в замешательстве. Между тем я был мучим жаждой, как олень уже склонившийся над водопоем. Но попробуйте попросить такого дворецкого стаканчик виски с содовой: может последовать реакция психиатра! Правда, важно, какая именно часть его личности будет преобладать над ним в данный момент. Но я с облегчением увидел, что он добродушно мне улыбается и выказывает готовность к милому общению. Самое главное в нашей беседе будет только не затрагивать тему о грелках.
— Добрый день, мистер Вустер. Я все собирался поговорить с вами с глазу на глаз. Но я думаю, что мисс Уикам уже объяснила вам обстоятельства дела? Да? Тогда все проще, и я напрасно боялся, что вы случайно меня можете выдать. Вы уже знаете, что ни под каким видом миссис Крим не должна знать мое истинное лицо?
— Разумеется. Печать молчания. Да пойми она, что вы просвечиваете ее сына на предмет того, каким материалом набита его голова, я думаю, она бы обиделась, а может даже возмутилась.
— Именно так.
— Ну и как?
— Простите?
— Ваше просвечивание. Наблюдаются ли у испытуемого признаки спячивания?
— Если вы имеете в виду, сложилось ли у меня определенное мнение на предмет ненормальности Уилберта Крима, ответом будет нет. Обычно я могу судить о человеке уже после однократной беседы, но в случае с этим молодым господином дело обстоит иначе. С одной стороны, мы знаем о его дурной репутации…
— Всякие его прикольчики.
— Именно.
— Вы знаете, что он предъявляет свои чеки к оплате, направив на банковского служащего револьвер?
— Разумеется. Есть еще ряд других характерных особенностей в его поведении, указывающих на его психическую неуравновешенность. Единственно, что не вызывает сомнения, так это то, что Уилберт Крим — человек эксцентричный.
— И все же вы считаете, что у вас пока нет достаточных оснований, чтобы надеть на него смирительную рубашку?
— Мне бы хотелось понаблюдать его подольше.
— Дживз говорил мне, что слышал о Уилберте Криме что-то интересное, когда мы были в Нью-Йорке. Это может оказаться очень важным.
— Вполне возможно. И что же он слышал?
— Он не может вспомнить.
— Очень жаль. Так о чем я говорил: поступки этого молодого человека свидетельствуют о глубоко скрытом неврозе, возможно даже шизофрении, но против этого говорит тот довод, что при разговоре с людьми нет ни малейшего на то намека. Вчера утром мы с ним довольно долго беседовали, и я нашел его очень даже приятным человеком. Он, например, интересуется старинным серебром, и с большим воодушевлением рассказывал о серебряном сливочнике, который он увидел в коллекции вашего дядюшки.
— А он вам не говорил, что это сливочник работы восемнадцатого века?
— Нет разумеется.
— Это он маскируется.
— Простите?
— Я имею в виду он делает невинный вид, усыпляет вашу бдительность. Рано или поздно его прорвет. Эти парни с глубокими неврозами очень хитрые ребята.
Глоссоп неодобрительно покачал головой.
— Не стоит так поспешно судить о людях, мистер Вустер. Мы не должны заблуждаться. Если мы будем так легки в суждениях, ничего хорошего из этого не выйдет. Вспомните, как однажды я чуть не записал вас в сумасшедшие. Из-за каких-то двадцати трех котов, что оказались в вашей комнате.
Я густо покраснел. Это случай имел место несколько лет тому назад, и с его стороны было бы гораздо тактичней не поминать прошлого.
— Но вам же тогда все объяснили.
— Конечно. И я понял, что напрасно так думал про вас. Поэтому и в случае с Уилбертом Кримом я тоже не должен делать скоротечных выводов. Надо еще подождать, посмотреть.
— Все взвесить?
— Вот именно. Но, мистер Вустер, вы звали меня. Чем я могу быть вам полезен?
— Видите ли, я хотел попросить виски с содовой, но мне, право, неудобно вас беспокоить.
— Мой дорогой Вустер, пусть временно, но я все же дворецкий, и надеюсь, что оправдываю это звание. Будет исполнено сию минуту.
Когда Глоссоп выкатился из комнаты, я подумал, стоит ли говорить ему, что Миссис Крим тоже решила все взвесить, но только относительно его самого: но я решил все же не говорить, чтобы не выводить его из равновесия. С него хватит и того, что ему приходится отзываться на фамилию Сордфиш.
Когда Сордфиш вернулся, он принес не только бокал живящей пьянительной влаги, которой я не преминул пригубить, но и письмо, пришедшее дневной почтой. Но это было уже как говорится «на второе». Письмо было от Дживза. Я открывал его без малейших подозрений, думая, что содержание его сводится примерно к «доехал нормально, у меня все хорошо, чего и вам желаю».
Ничего подобного! Я прочитал и изумленно воскликнул, чем весьма озаботил Попа Глоссопа.
— Мистер Вустер, надеюсь у вас все в порядке?
— Как вам сказать, у кого-то очевидно все же не все в порядке. Видите ли, это письмо от моего слуги Дживза, он сейчас на отдыхе, ловит креветок: он проливает свет на некоторые особенности личности Уилберта Крима.
— Неужели? Очень интересно.
— Я вам уже говорил, что перед отъездом Дживза у нас всплыло имя Уилберта Крима, так как по сообщению тетушки Далии он гостит у нее. Ну, у нас завязался такой небольшой диалог, и перед самым своим уходом Дживз обронил фразу, что будто он что-то такое слышал про этого Уилберта, да запамятовал, что именно. Он пообещал, что если вспомнит, то сообщит. Слушайте, он вспомнил! И вы знаете что он тут пишет? Попробуйте отгадайте!
— Ну вы понимаете, нам сейчас с вами не в гадалки играть.
«Да, конечно, вы правы. так вот, Дживз пишет, что этот Уилберт Крим, он… как это там называется…» — я снова заглянул в письмо. «Ага, вот: „клептоман“. То есть это значит, что этот парень ходит повсюду и ворует всякие вещицы».
— Боже правый!
— Я бы даже сказал: «Черт меня побрал!»
— Кто бы мог подумать!
— Я вам говорил, что он маскируется. Я даже думаю, что они затем и вывезли его из Америки.
— Несомненно.
— Но они не учли тот факт, что в Англии тоже полно вещей, которые можно стянуть. Что вы на это скажете?
— Вы совершенно правы. Я сразу вспомнил про коллекцию вашего дядюшки.
— И я тоже.
— Я боюсь, что этот несчастный не смог устоять перед искушением.
— Я бы не назвал его несчастным. По-моему он занимается этим с большим удовольствием.
— Нам нужно срочно проверить всю коллекцию. Вдруг что-нибудь пропало.
Должен вам сказать, что мы добрались до комнаты не в мгновение ока, так как Поп Глоссоп по своей комплекции скорее создан для сидячего образа жизни. Но вот мы уже и там, и комнате, и окинув помещение беглым взглядом, я было издал вздох облегчения, но тут Глоссоп сказал «Ндааа!» и начал вытирать со лба обильно выступивший пот. Тогда и мой взор уловил, что среди присутствующих экспонатов отсутствовал мой сливочник…
ГЛАВА 7
Могу вам описать, что представлял из себя этот сливочник. Это был такой серебряный кувшин, вернее, это был кувшин в форме коровы с загнутым кверху хвостом: выражение у этой коровы было довольно плутоватое, очевидно, автору позировало животное, которое (-ая) к следующей дойке предполагало (-а) лягнуть свою дорогую доярку под ребра. В спине у коровы была откидывающаяся крышка, хвост закручивался к хребту, и был одновременно ручкой кувшина. Я не мог себе представить, чтобы кто-то мог позариться на такую страсть божию: если бы я был фараоном, я меньше всего хотел бы быть похоронен в соседстве с этой коровой. Но, очевидно, ребята из восемнадцатого века находили прелесть в этой посудине: их мнение разделял мой дядюшка, и, судя по словам Глоссопа, сюда относился и Уилберт. Что ж, о вкусах не спорят, и тут наши мнения совпадали, как корова и седло.
Нравилась мне эта штуковина или нет — она исчезла, это факт — как корова языком слизнула! Я как раз собирался устроить обмен мнениями с Попом Глоссопом, но в комнату вошла Бобби Уикем. Она была уже не в бермудах и рубашке — а переоделась соответственно своей цели ехать домой.
«Привет, ребятки», — сказала она. — «Что-то случилось? Ты чем-то озабочен, Берти? А?»
Я не стал ее готовить к случившемуся.
— Да, случилось. Ты помнишь сливочник дядюшки Тома?
— Нет. А что?
— Ну это такой кувшин, ужасно безвкусный, но очень дорогой. Я не буду метафоричен, если скажу, что дядюшка Том считает его лучшей коровой из своего стада. Так вот: эта корова исчезла.
Летнюю тишину нарушил звук междометия, это был Поп Глоссоп: он просто захлебнулся от удивления, как свежеоткрытая бутылка с холодным пивом. Глаза его при этом округлились, нос заерзал: новость определенно ударила ему в голову.
— Как исчезла?
— Вот так, исчезла.
— Вы уверены?
Я сказал, что еще как.
— Может быть вы просто плохо смотрели?
— Знаете ли, такие вещи, как этот кувшин, сразу неприятно бросаются в глаза.
— Но это ужасно!
— Совершенно с вами согласен.
— Ваш дядюшка очень расстроится.
— Он просто рассвирепеет как бык.
Бобби внимательно слушала нас, и пыталась понять, что происходит. Пыталась разгадать наш обмен иносказаниями.
— Вы что, хотите сказать, что этот сливочник исчез?
— Его свистнули.
— Разве такие вещи могут происходить в приличных загородных домах?
«Да, если в этих домах пасутся Уилберты Кримы. Он этот… клептоман», — сказал я и протянул ей письмо Дживза. Внимательно прочитав его, Бобби изрекла стихами: «Новость не смертельна, если только вы сидите в кресле… Да, чего только не бывает в наши дни. Впрочем, тут есть и свои плюсы. Ведь теперь, сэр Родерик, вы с полным основанием можете утверждать, что этот человек с большим приветом.»
Наступила пауза. Очевидно, Поп Глоссоп вспоминал все «приветы» всех человеков, с которыми ему проходилось сталкиваться по роду своей деятельности: необходимо было определить сравнительную или превосходную степень сумасшествия Дабл Ю Крима.
— Нет никакого сомнения в том, что его метаболизм неадекватно реагирует на стрессы, возникающие в результате стечения внешних обстоятельств, — заключил он, и Бобби дружески похлопала его по плечу, чего не мог себе позволить даже я, имея с ним гораздо более дружеские орошения, чем прежде.
— Золотые слова, — добавила между тем Бобби. — Мне нравится ход ваших мыслей. Скажите это миссис Траверс, когда она вернется. Это даст ей карты в руки в том, чтобы переубедить Апджона. Это и будут обстоятельства, препятствующие браку. Ведь теперь тетушка может сказать: «Но его метаболизм!…» — и Апджон ничем не сможет ей возразить. Прекрасно, просто прекрасно!
— Если не считать, что дядюшка Том приносит в жертву свою корову.
Бобби задумалась.
— Да, действительно. С какой стати он должен страдать. Что же нам делать?
Тут она посмотрела на меня, а я сказал, что не знаю, что делать, тогда она посмотрела на Попа Глоссопа, и он сказал, что тоже не знает, что делать.
— Ситуация крайне деликатная. Вы со мной согласны, мистер Вустер?
— Еще как согласен.
— Ваш дядюшка, в его положении, не может пойти к этому юноше и потребовать от него возмещения ущерба. Это все время мне подчеркивала миссис Траверс, говоря, что мы должны стараться, чтобы мистер и мистерша Кримы ни в коем случае не…
— …не встали на дыбы?
— Я бы сказал -чтобы они чувствовали себя комфортно. А они наверняка обидятся, если их сына обвинят в воровстве.
— Да они взовьются как сбивалка в гоголь-моголе! Хоть они прекрасно и знают, что их сын врожденный вор, им бы не хотелось делиться этими соображениями с посторонними.
— Именно так.
— Воспитанные люди не должны говорить об этом вслух.
— Совершенно с вами согласен. Поэтому я просто не знаю, как нам быть. Я в полном замешательстве.
— Как и я.
— А я нет, — сказала Бобби.
Тут я вздрогнул как не знаю кто. Она сказала это с такой ноткой лукавства, что мое натренированное ухо сразу уловило: начинается. Мне хватило одной Шрузберской секунды, чтобы понять, что Бобби готовит козню, которая потрясет человечество: но это-то еще ладно, — все это грозит тем, что некий господин попадет в море неприятностей, как говорил Шекспир, и этим господином будет не он! Многие сходятся со мной во мнении, что нельзя давать волю Роберте, дочери покойного сэра Кутберта и леди Уикам из Скелдингз Холл. Совершенно с ними согласени мысленно жму их руку!
Но Поп-то Глоссоп совсем немного был с ней знаком, и слушал ее с большим интересом.
— Итак, мисс Уикам, вы считаете, что мы можем что-то предпринять?
— Конечно. Это же лежит на поверхности. Вы знаете, где комната Уилберта?
Он сказал, что да.
— Вы же не станете отрицать, что если в загородном доме кто-то из гостей что-то свистнул, спрятать это можно только в своей комнате?
Он сказал, что да.
— Ну так какие проблемы!
Он посмотрел на нее удивленный до самой крайности, как сказал бы Дживз.
— Вы… Вы что, предлагаете?…
— Именно. Я предлагаю, чтобы кто-то забрался в комнату Уилберта и пошуровал там. Кандидат тут может быть только один. Ты, Берти.
Я не был удивлен. Я чувствовал, что к этому идет. Не знаю, почему так всегда: когда нужно сделать какую-нибудь грязную работенку, она всегда падает на мою не седую и не плешивую голову. Всегда! Надежды отвратить события не было никакой, но я все же попытался возразить.
— Но почему я?
— Это занятие не для солидных господ.
Я понимал, что круг замыкается, но продолжал отчаянно барахтаться.
— Я с тобою не согласен. Напротив, тут требуется опыт и порода. А что я — как тот неопытный щенок, который слишком плохо знает жизнь, чтобы в нужном месте отыскать второй тапок. Так что подумайте.
— Не усложняй, Берти. Это же интересно. Представь себе, будто ты работаешь секретным агентом и что таинственная женщина под вуалью, источающая таинственный аромат духов, украла один важный документ, а тебе нужно его найти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18