– Ладно, все это лирика. Что у нас плохого, как любит поговаривать один мой знакомый? И в честь чего это вы вздумали бросать моих ребят в кювет?
Серафим, вроде бы согласившийся на разговор, вдруг замер, услышав тонкое попискивание стоявшего за телефонами приборчика с коротким штырьком антеннки. В подтверждение к звуковому сигналу в нем запульсировала красная точка: «сторож» фиксировал, что в зоне его действия заработало подслушивающее устройство.
И Моржаретов, и Глебыч одновременно глянули в окно. Взгляд уперся в купол, по которому все еще ползал маляр с ведерком. Пока Серафим включал генератор подавления радиоизлучения, муровец, кроме храма, начал осматривать все, что входило в поле зрения: слева направо, снизу вверх – все ларьки, окна домов, стоявшие у тротуара машины.
Моржаретов поднял трубку внутреннего телефона и, не называя собеседника, попросил:
– Зайди, пожалуйста, ко мне.
Вошел сухощавый, подвижный, словно ртуть, парень. Полковник указал ему на мигающую кнопку, но тот не с удивлением, как думал Глебыч, а с ожидаемым удовлетворением кивнул: наконец-то. Легким движением, словно официант, попросил выйти за дверь.
В коридоре он вновь развел руками, словно извиняясь за тех, кто взял под колпак начальника оперативного управления:
– Честно говоря, мы устали ждать чего-либо подобного. Поэтому ничего, кроме благодарности, выразить не могу.
– Сам доложишь?
– Сначала проверю все соседние кабинеты. На что грешите?
– Давно не молились. А церквушка рядом…
– Помолимся.
Когда парень исчез за соседней дверью, Моржаретов пояснил:
– А вот это и есть «безпека», наша служба собственной безопасности, за руководство которой наш доблестный Ермек и получил генерала. Это они, кстати, твоих ребят-то вели, поэтому ко мне с претензиями по поводу своей «вольво» не очень-то. Ты чего сел на Василия Васильевича?
– Ты о толстяке? А вы что, тоже его каким-то образом имеете в виду?
– Но ребята ведь не зря зарплату получают. – Моржаретов опять кивнул на соседнюю дверь. И наконец серьезно пояснил: – От нас начала уходить информация, и вот кое-кого высчитываем. Проверяли одного кандидата, и хотя здесь я ожидал полный кидняк, тем не менее, кажется, зацепили. А тут влазишь ты со своей «вольво»…
– Да мы на этого Василия Васильевича полтора года потратили. Помнишь, перед твоим уходом в департамент пункт обмена валюты взяли?
– Он?
– Скорее всего.
– Тогда его надо или поделить, или действовать совместно. Твой толстяк активно интересуется нашими людьми, значит, на прицеле очень крупное дело.
– Твои налоговые дела, между прочим, знаешь, где расположены в Уголовном кодексе? Правильно: между статьями о незаконном занятии рыбным Промыслом и нарушении правил в борьбе с болезнями и вредителями растений. Такое отношение к вам и в сводках – между браконьерами и грызунами.
– Но сам-то ты понимаешь…
– Серафим, дорогой, я-то понимаю. Пусть другие поймут. Тем более что пункт обмена висит на моей шее.
– Ничего, она у тебя толстая, – отметил, не вызывая сомнения, истину Моржаретов. Хотя оба прекрасно понимали: дружба дружбой, а табачок двух ведомств надо делить. Да еще желательно под присмотром руководства. Иначе можно вообще никогда не прикурить. – Если уж ты здесь, то давай сразу зайдем к Директору.
– Тебя в другом конце коридора ожидает один из твоих ореликов, – приметил Глебыч, соглашаясь на визит.
Оглянувшись, Моржаретов увидел Вараху. Тот нервно терся спиной об угол вынесенного в коридор сейфа, не выпуская из виду начальника. Заметив, что на него обратили внимание, дернулся: то ли спрятаться, то ли подойти. Пересилило первое. Якобы увидев кого-то в другом конце коридора, он поднял в приветствии руку и исчез за углом.
Моржаретов в задумчивости пощипал подбородок, но объяснять Глебычу ничего не стал: так, свои проблемы. Вернулся к разговору:
– К Директору?
– Если только на лифте. Ваши крутые лестницы…
– …очень полезны знатокам Уголовного кодекса, – закончил Серафим и направился к переходу.
– А я все-таки доеду. – Глебыч задвинулся в подошедший лифт и оказался на втором, директорском этаже первым…

12

Дождь мог начаться в любую минуту. Сидевшая у ограды влюбленная парочка даже достала из сумки зонтики, но шахматисты не торопились заканчивать партию. Они как будто специально выбирали или слишком жаркий, или абсолютно пасмурный день, чтобы им никто не мешал в их уединении.
Старик все так же привычно покручивал перстень, пощипывал загривок собаки и стучал пальцем по лбу старого судьи на крышке табачной коробки. В Америке очередным повальным увлечением стала борьба с курением, но этот джентльмен, судя по всему, привычек своих не менял.
Столь же тонко он вел и шахматную партию. Его соперник, уже наученный горьким опытом предыдущей «легкой победы», был значительно осторожнее и отвлекался только для того, чтобы поплотнее запахнуть джинсовую курточку.
Переговорено между ними, видимо, было многое, потому что беседы как таковой уже не велось. Хотя ее результатами, судя по настроению, остались довольны оба. Теперь же, несмотря на ожидаемый дождь, сосредоточились на фигурах. Старику импонировало стремление Асафа взять реванш за поражение, он даже мог пропустить две-три ловушки, чтобы приблизить окончание партии и утешить самолюбие соперника, но в поддавки никогда не играл.
– При встрече все же намекните ему, что сыпать в цистерны с мазутом песок и выдавать его за отработку – детская игра, в которой он может выиграть доллар и потерять сто, – после долгого молчания произнес старик. – Сыпятся как раз на мелочах, а нам нужна работа, но не разборки с налоговой полицией.
Коротышка с удовольствием оторвался от доски. Хорошего хода не находилось, а передвинуть фигуру просто ради того, чтобы сделать ход, – слишком зазорно, да еще перед таким шахматистом, как шеф.
– И пусть не теряет темп. В деньгах, по-моему, он не ущемлен.
– Он, насколько мне показалось, предполагает, что мы делаем на него политическую ставку. Что поможем ему избраться в их Госдуму или протолкнем в правительственный аппарат. Почему-то он решил, что мы нуждаемся в лоббировании по каким-то вопросам на уровне принятия законов и постановлений и он нам нужен для этого. Так мне показалось, – отдыхая от партии, проговорил Асаф.
– Пусть думает что хочет. Это даже хорошо, что он, кроме денег, любит еще и власть. Но не забывайте и сроки. У нас у самих в стране перевыборы через два месяца, и нам уже приказано сделать перестановку сил в Конгрессе.
– Договоры практически все подписаны. В России сейчас только ленивые не совершают каких-либо сделок, так что в этом плане все прошло естественно. Недели через две первая нефть пойдет Северу.
– Раньше. Через десять дней. И не нефть, сырая нефть там не нужна, – уточнил на всякий случай старик, обращая внимание на оговорку.
– Из ста тонн нефти – сорок тонн мазута, по двадцать – бензина, реактивного и дизельного топлива, – показав осведомленность в нефтеперерабатьшающих делах, успокоил шефа коротышка. Все же он был не так прост, как могло показаться по его внешности, и старик, может быть, в свое время первым это рассмотрел и теперь доверял компаньону достаточно щекотливые дела.
На доску упала первая капля дождя. Шахматисты подняли головы, парочка в готовности распахнула зонты и замерла в ожидании сигнала: подходить?
– Вообще-то я ни разу еще не оставлял недоигранной партии, – в раздумье произнес старик.
Однако дождь ударил сразу и так сильно, что даже он оглянулся на телохранителей. Девушка мгновенно оказалась рядом, водрузив над ним зонтик. Колли заскулила, выдавая себя за комнатную, непривычную к непогоде собаку, и хозяин решился:
– Хорошо, в следующий раз доиграем. До встречи.
Оставшись один, коротышка торопливо закопошился в сумке, отыскивая свой зонт, и с сожалением смахнул фигуры: на этот раз победа могла стать реальной. Еще никто не выигрывал у старика, а тут что‑то намечалось. Может, он это почувствовал и просто не захотел проигрывать?
Какое-никакое, а утешение. Собрав шахматы, коротышка поспешил в обратную сторону. Старик же остановился, хотел даже вернуться – то ли сделать хотя бы еще один ход, то ли договорить недосказанное, но скамейка оказалась пуста, и он, недовольный собой, продолжил путь под зонтом девушки.

13

Слежку за собой Борис приметил, когда рыскал в окрестностях Маросейки в поисках приличного кафе. Люда неожиданно согласилась на предложение выпить где-нибудь после работы кофе, и он, до этого получавший уклончивые «когда-нибудь потом», даже опешил, когда она, необычайно веселая, игриво вскинула свою царственную голову:
– Но если только со сливками.
Какие сливки! Во всей округе Борис не смог обнаружить ни одного приличного кафе, куда не стыдно было бы пригласить такую женщину, как Людмила. Вот пиво в подворотне, пожалуйста, – этим добром торговал каждый уважающий себя ларек: быстро, необременительно, денежно и не теряя времени на обслуживание. А где обещанные рынком благодать и выбор?
Пробежав в сторону Садового кольца, Борис отыскал наконец дубовую дверь бара с чисто революционным названием «Что делать?» Конечно, заходить, раз иного ничего нет. А сливки он купит в молочном напротив. Люда вскинет брови: «А где сливки?», а он их из «дипломата»…
Пересекая улицу, Борис в первый раз и увидел парня, пробежавшего перед машинами чуть в стороне. Приметил чисто машинально: слишком рисково тот лавировал между спешащими проскочить светофор машинами.
Купив треугольный пакетик и выйдя из магазина, Борис через несколько метров увидел того же парня вновь: он стоял у ларька и рассматривал вина. А может, в зеркальном отражении витрины наблюдал за тем, что происходит у него за спиной. Еще ничего не выстраивая, чисто по привычке разведчика, Борис попытался найти его еще раз уже перед тем, как войти в департамент. Повод остановиться был: рабочие прибивали к зданию первые департаментские вывески, и, вроде оценивая их работу, Борис незаметно всмотрелся в дальних прохожих. Парень садился в стоявший у обочины «москвич» с тонированными стеклами.
Вообще-то по всем инструкциям, изученным в департаменте, Борис должен был тут же доложить начальнику управления о подозрении. Но оно было настолько расплывчатым, нереальным, неподтвержденным, что он поберег свою честь разведчика. Да и предстоящая встреча с Людой перебивала, затмевала происходящее в данный момент. Все – после работы. А после нее – Люда. Они сядут в кафе, и он тысячу раз, вроде случайно при разговоре, сможет дотронуться до нее. А потом, прощаясь, даже поцеловать выглядывающую из-под помады родинку. Да, все ерунда перед этой родинкой. Главное теперь – убить время.
Несколько раз он прошелся мимо кабинета оперативников, но случайной встречи не произошло, и тогда, захватив какую-то газету, сам заглянул внутрь.
– Заходи, – пригласил его Вараха, отъехав на кресле от компьютера и с удовольствием потянувшись. – Что нового в физзащите?
– Преем, тлеем, – неохотно вступил в разговор Борис. Люды в кабинете не оказалось, а больше его здесь ничего не задерживало. Единственное – Гриша чуть повеселел. Может, наконец успокоился со своим неназначением.
– Мы тоже тлеем. Никогда не думал, что можно думать цифрами и диаграммами. А вот приходится. Людмила только что вышла, сейчас будет.
Борис не стал отнекиваться и делать удивленный вид: знает о его симпатии – и пусть знает.
– Но ты учти, что ее привел к нам целый генерал. И не из какого-нибудь тылового управления, а из «безпеки».
– Ну и что? – попытался сделать равнодушное лицо Борис. Но ему ли не знать, что значит генеральское внимание! Хотя черт с ним, с этим протежированием. Был бы это Моржаретов – без разговора отошел бы в сторону, а любой другой, пусть и генерал, для него роли не играет. Здесь не строевой плац. Здесь – княгиня!
Но перед Варахой Борис все же стушевался, начал оправдываться:
– Людмила просила вот телепрограмму на неделю достать.
И тут же пожалел о сказанном, тем более что никто не тянул его за язык. Вернувшаяся Людмила как раз сделала вид, будто встреча настолько случайная, что ее можно вносить в книгу рекордов Гиннесса:
– Что это вы к нам и какими ветрами?
Вараха усмехнулся и приник к компьютеру. Люда вопрошающе посмотрела на Бориса, тот махнул рукой – на каждую мелочь еще обращать внимание!
– Заглянул поздороваться, – скрадывая паузу, проговорил Борис, а сам вначале выставил шесть пальцев, потом показал на часы и вниз: в шесть вечера у входа.
Люда понимающе кивнула.
– Ладно, пока, – попрощался Борис и вышел.
Сколько тайных, якобы случайных встреч происходило, надо думать, у дверей департамента в первые месяцы после его создания. Люди, собранные в налоговую полицию методом «с миру по нитке», не только притирались в работе, но и определялись в своих симпатиях между мужчинами и женщинами. И каждый сам выбирал себе манеру поведения и предел возможного в отношениях: пройти ли рядом по пути в метро, сказать «до свидания» еще в стенах департамента или даже пригласить на чашку кофе.
Ни Борис, ни Люда никому ничем не были обязаны и вообще могли не скрывать от посторонних свои отношения, если бы они, конечно, были. Кольцо на ее левой руке говорило само за себя, а почему она осталась одна, с какого боку здесь генерал из «безпеки» – подобное узнается уже при более близком знакомстве. Единственное, что еще знал Борис о Людмиле, – это про ее дочь-второклассницу, которую из школы забирает к себе живущая рядом мать. Вполне достаточная информация, чтобы надеяться на… А на что?
Борис не стал додумывать, уточнять, расставлять акценты, ему просто приятно находиться рядом с такой женщиной, а дальше – как получится и что получится. Пока верх ожидаемого блаженства – поцеловать родинку. Хотя, наверное, все, кто знал ее, тоже стремились к тому же.
Неожиданное открытие оказалось неприятным: получается, что он просто очередной мужчина в ее жизни, а о том, что у такой красивой женщины никого нет, думать было наивно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38