https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/nedorogie/
Генохранительница закрывает глаза, на прекрасном лице появляется выражение отрешенности, предельной собранности. Что-то происходит. Что-то важное. Древнее. Могущественное.
Между вытянутых вперед рук Ви появляется едва заметное сияние. Свет сгущается, концентрируясь сначала в плотные волны, а затем в нечто материальное. От ощущения сжатой в тугую пружину силы у меня начинают болезненно пульсировать виски. Отворачиваюсь, пытаясь хоть как-то защитить свои излишне чувствительные рецепторы.
Через минуту все более-менее успокаивается. Медленно открываю глаза и позволяю вниманию сосредоточиться на появившемся между зелеными ладонями предмете.
Это стеклянная сфера, прозрачная и чистая, но рассмотреть, что внутри, не представляется возможным. Защита опять такая, что зубы начинают ныть. Да что же здесь происходит?
Вииала выпускает сен-образ на таинственную сферу, и находящееся внутри сферы становится отчетливо различимым. Небольшой камень плавает в невесомости, окруженный плотным слоем магии. Непостижимые для примитивного существа, вроде меня, силы доставляют драгоценности питательные вещества и минералы, необходимые для поддержания ее в «живом» состоянии, тончайшие нити нервных окончаний, невидимые простому глазу, расходятся в разных направлениях.
Недоуменно мигаю. Какого?..
Невозможно описать, какого цвета камень, потому что он вобрал в себя все цвета, отражая энергию на всех длинах волн. Рубин и сапфир, алмаз и изумруд, янтарь и жемчуг. Аметист, нефрит, перламутр, малахит, оникс – все это здесь, а также многое из того, чему и названия-то никогда не было. Все ритмично сияет, затягивая в гипнотический водоворот первобытной силы. Силы. И еще силы. Знания. Мудрости. Силы.
И поверх этого древнего океана тонкой изящной насечкой энергетических линий – способность манипулировать Вероятностями. Недавнее дополнение, поверхностная огранка, не меняющая сути, но добавляющая особой прелести.
Ауте.
Я рванулась назад с такой силой, что лишь железная хватка матери удерживает меня на месте.
– Вы двое, что, спятили???
Мой голос срывается на крик. Ви слегка приподнимает брови. Мама вообще не реагирует.
– Послушайте, это же сокровище, это же уникальная, неповторимая… Их же можно пересчитать по пальцам одной руки. Вы не можете доверить мне такое, такое…
На лице у мамы появляется этакое усталое выражение «слышали – видели – знаем – надоело». Меня начинают подталкивать в сторону операционного стола.
Прижимаю уши к черепу, шиплю на них, сверкая расширенными глазами.
– Мама, Ви, да послушайте же… Нельзя… Потребовались тысячелетия, чтобы вырастить эту вещь, знания и труд, вложенные в подобный камень, не поддаются оценке. Вы не можете отдать его мне! Я же умру через несколько лет, я не смогу… Я ведь не успею использовать и сотую долю его возможностей… Вы не можете… Это все равно, что выбросить…
Меня бесцеремонно укладывают на силовые линии, постель из воздуха мягкая и неощутимая, совсем не похожа на материальное человеческое ложе. Плечи непроизвольно расслабляются, крылья складываются, исчезают. Тело уже не принадлежит мне, даже при желании я не смогу сделать ни одного движения.
В конечностях разливается невесомая волна анестезии. Обездвижить вене – задачка та еще. Но нет ничего невыполнимого, когда за дело берутся профессионалы.
– Нельзя…
Бледная рука ложится мне на губы, прерывая дальнейшие высказывания.
– Анитти, просто доверься.
Окончательно расслабляюсь, но какая-то неугомонная часть моего «я» не может не оставить за собой последнего слова.
– А моего мнения по данному вопросу спрашивать, разумеется, никто не собирается.
– Никто. – Безапелляционный тон, хрипловатые нотки смеха.
Лицо мамы исчезает, надо мной склоняется тетя Ви.
– Антея, слушай внимательно. Это одна из тех операций, которая должна проводиться, когда пациент находится в полном сознании. Запомни. Ты ни на минуту не должна засыпать. Не должна впадать в транс, отсекать боль, ты все время должна ощущать происходящее максимально четко. Концентрируйся на боли, на всем, что ты почувствуешь. Если слияние твоей нервной системы с камнем не произойдет сразу, это может убить вас обоих. Понятно?
Ну и веселый же денек меня ожидает!
Кивать не могу, поэтому отвечаю:
– Да.
– Умница. Начинаем.
И мир утонул в боли.
Я кричала.
Я вопила, я хныкала, я называла их бессердечными стервами, наградила другими нелицеприятными эпитетами. Я пыталась убедить их, что никакого имплантанта мне не нужно, потом я просила, потом угрожала. Я залезла в генетическую память, чтобы дать подробнейшее описание их предков вплоть до двенадцатого колена и проследить, откуда в линии Тей и линии Ала могли взяться садистские наклонности. Я составила подробный план, как проникнуть на несколько столетий назад и перерезать всех пращуров, дабы такое позорище никогда не появлялось среди эль-ин. Под конец я могла только тихо скулить, потеряв все другие способности в волнах нестерпимой боли.
Но я не потеряла сознания.
Лежу, свернувшись калачиком, спрятав голову в маминых коленях. Больно. Стены комнаты то приближаются, то уплывают в разные стороны, пол, кажется, так и норовит исчезнуть. Тело ощущается странно, то и дело кажется, что руки или ноги меняют свой размер и пластичность, какой-то орган вдруг наливается огнем или становится зеленым (как, во имя Ауте, я могу видеть, какого цвета мой желудок?) или превращается во что-то совсем уж несусветное. В то же время отчетливо осознаю, что никаких изменений во мне сейчас не происходит. Больно.
Мама осторожно гладит меня по голове, расчесывая длинными когтями золотистые волосы. Это хорошо, это можно, пока она не поднимает вопрос об туауте, можно расслабиться и быть просто ребенком.
Чувство юмора, если этот извращенный голосок можно так назвать, просыпается, как всегда, первым.
– Как хорошо, что этот каземат полностью изолирован от внешнего мира. Не знаю, пережила бы я то, что сейчас, начни во мне говорить дистантные чувства. Спятившее ясновидение – это уже диагноз.
Ее рука на мгновение замирает, затем вдруг прижимает меня к груди с почти болезненной силой.
– Добро пожаловать домой, малыш.
– Угу.
Пытаюсь сесть самостоятельно, но после первого же движения передумываю и вновь сворачиваюсь жалким клубочком.
– А где Ви?
– Ушла. Думаю, переживает истерику где-нибудь в одиночестве.
– Истерика – это хорошо. Это помогает. Если остались силы на истерику, значит, не все еще потеряно.
– Угу. – Она утыкается носом в мои волосы и как-то подозрительно всхлипывает.
По человеческому объективному времени операция заняла от силы минут двадцать. Эль-ин не знают понятия «объективное время». Для меня она длилась века.
– Мам?
– Да, котенок.
– Мам, я опять влипла в неприятности.
– У тебя всегда был к этому особый талант, Анитти.
– Я серьезно. И неприятности на этот раз серьезные.
– И их зовут?..
– Аррек арр-Вуэйн. – Подавляю невольный вздох. Слишком глубоко дышать больно.
– Ах, твой новый консорт. Действительно, такой может доставить кучу неприятностей, но он вполне дрессируем. В чем же проблема?
Она смеется. Чуть сжимаю кисть, запускаю коготки ей в бедро.
– Мам, я серьезно!
– Я тоже. Этот молодой человек, кажется, понимает в эль-ин ровно столько, чтобы не путаться у тебя под ногами. Чего еще можно требовать от мужчины? Потрясающая красота, фигура, как у бога. Воин не ниже первой категории, Целитель в ранге Мастера, Видящий, причем Видящий Истину. Одна Ауте знает, какие еще таланты у него есть, какие потенциальные способности мальчик сможет в себе открыть. И он полностью очарован тобой, а ты, если глаза меня не обманывают, – им. Чего тебе не хватает?
– Но он поймал меня! Загнал в ловушку, не оставил мне ни малейшего выбора! Это не мое решение, мама! – Попытка повысить голос заканчивается печально – связки сорваны диким криком нестерпимой боли.
– Ты могла не заметить, но именно так все обычно и происходит. Я никогда не рассказывала, как вышла замуж за Раниэль-Атеро? Ведь я тогда уже была с твоим отцом и совершенно не собиралась ввязываться в новые отношения, тем более что и сам Ашен не приветствовал подобное решение – среди его соплеменников мужчины могут организовывать себе гаремы, но никак не наоборот!
Или напомнить тебе, что Иннеллину пришлось скрутить одну упрямую эль-ин прямо на арене поединков и в буквальном смысле выбить из нее согласие на брак?
– Это другое.
– Почему?
– Мама, он что-то сделал с моей физиологией, как-то вмешался, я не знаю. Я… я пять лет не смотрела в сторону мужчин, не ощущала вообще ничего, а тут… Я должна поверить, что это случайное совпадение? – Сама удивляюсь звучащей в голосе злости. На мгновение даже забываю о боли, но лишь на мгновение.
Она откидывает голову и смеется. Терпеливо жду объяснений.
– Антея, Антея, какая же ты еще молодая. И как плохо знаешь себя. Помнишь глупость, которую сотворили вы с Иннеллином? Ту, из-за которой я с вами год не разговаривала?
– Венчание Душами?
– Да, и поверь мне, это была глупость. Ни одна близость не стоит такой цены. Вы обвенчали не только души, тела в процессе оказались тоже затронуты. И когда души были разорваны, тела остались настроенными друг на друга. Твоя физиология, твоя нервная система, все то, что есть в вене более-менее постоянного, оказалось нацеленным на одного-единственного мужчину. А теперь вспомни, что случилось примерно за неделю до того, как ты впервые ощутила привлекательность Аррека?
– Моя… О Ауте! Дз-зирт!
– Точно. И ты была вынуждена отращивать новую нервную систему, так сказать, «чистую». Способную к нормальным реакциям очень чувственного, очень страстного существа. Все бы ничего, в твоем состоянии ты бы этого даже не заметила, но тут под руку подвернулся некто, кому ты, благодаря какой-то совершенно непонятной мне извращенной логике, начинаешь полностью и безоговорочно доверять. Результат объяснять?
– Знаешь, а ведь это можно использовать как лекарство для потерявших спутника жизни…
Она погружается в какие-то свои мысли.
Я пытаюсь понять, что означает открытие. Брак с Арреком как был, так и остался неизбежной необходимостью, но почему-то теперь с ней смириться легче. Чуть шевелю когтями, выражая обреченность. Похоже, теперь, хочу я того или нет, реакции на поведение арра совершенно утратят элемент подозрительности.
И в то же время мимолетно возникает призрачное сожаление. Еще одна частичка Иннеллина меня покинула.
– И все равно он меня поймал. Кормил маленькими, тонко отмеренными порциями искренности, а когда я немного расслабилась – загнал в ловушку.
– А разве не так оно всегда и происходит?
Разумно.
Задумчиво провожу когтем по полу.
– Я ведь уже встречалась с ним, мама, совсем еще ребенком.
Учитель тогда только-только открыл для меня прелесть древней поэзии, и я с неистребимым энтузиазмом ползала по генетической памяти, отыскивая эти простенькие, но такие цельные образцы искусства далеких предков. Тогда же на Эль-онн впервые появились люди. Исследовательская партия, включавшая в себя и этого сияющего дарая. Помню, как они ходили по нашим домам, зачарованные, недоумевающие, как они задавали свои странные вопросы, не имеющие, казалось, никакого смысла. Помню, как они сидели перед своей странной аппаратурой, спорили, что-то там вычисляли. Этот, не похожий на других ни внешним видом, ни повадками, казалось, всегда был в стороне, всегда сам по себе. Он не задавал вопросов, но глаза холодного металла замечали все, а в движениях чувствовалась тщательно скрываемая грация прирожденного хищника.
Старшие тогда не обратили на людей особенного внимания, по крайней мере, не утруждали себя личными встречами. Я же была заинтригована. Часами бродила среди смертных, в безупречной маскировке вене невидимая даже для эль-ин. Вслушивалась. Старалась понять, почувствовать суть. И более всех мое внимание привлекал именно этот, странный и одинокий, явно находящийся над другими. Всякий раз, когда мой взгляд останавливался на сияющей фигуре, что-то внутри замирало, и я могла лишь безмолвно восхищаться совершенством удивительного создания. И вспоминать забытые давным-давно строчки.
* * *
Тигр, о тигр, светло горящий
В глубине полночной чащи
Кто смел задумать огневой
Соразмерный образ твой?
* * *
– Тигр?
Не без удивления понимаю, что последние строчки произнесла вслух. А может, она их просто считала. Какая разница?
Приподнимаюсь на локте, переворачиваюсь на спину, расслабляю тело. Голова все еще лежит на коленях у мамы, но теперь, по крайней мере, нет впечатления, что я прижалась к ней смертельно раненным зверьком.
– Как прошли последние пять лет?
Ее пальцы неопределенно вздрагивают.
– Не очень. Эль-ин зализывают раны. Конечно, и раньше случались удары Ауте, даже более сильные, но к этому мы были совершенно не готовы. Совсем расслабились… А тут еще эти воинствующие кретины. Нет, если с мстительностью можно мириться в индивидуальном порядке, то на уровне целого народа она самоубийственна. Такое… неконструктивное поведение.
Неконструктивное. Очень точное слово.
– Иногда помогает. Просто выместить гнев. На чем угодно, на ком угодно. – Мой голос предательски срывается.
Рука в моих волосах замирает.
– Анитти…
– Мам, не надо.
– Антея, ты не обязана проходить через это одна…
Делаю попытку встать, но она удерживает меня, через тактильный контакт передавая, что тема закрыта.
– Расскажешь о своих скитаниях среди людей?
И я начинаю говорить.
* * *
Мне нужен глоток свежего воздуха. Даратея ушла некоторое время назад по каким-то неотложным делам, оставив меня сотрясать жалобами стены. Стены молчат. Осторожно (ох как осторожно!) выбираюсь из непроницаемого каземата, куда меня запихнули мама с тетей Ви, коридорами и какими-то проходами за пару минут достигаю внешней границы онн.
Болит все. Никогда не знаешь, сколько всякого разного есть в твоем организме, пока оно не начинает вдруг пульсировать колющей болью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Между вытянутых вперед рук Ви появляется едва заметное сияние. Свет сгущается, концентрируясь сначала в плотные волны, а затем в нечто материальное. От ощущения сжатой в тугую пружину силы у меня начинают болезненно пульсировать виски. Отворачиваюсь, пытаясь хоть как-то защитить свои излишне чувствительные рецепторы.
Через минуту все более-менее успокаивается. Медленно открываю глаза и позволяю вниманию сосредоточиться на появившемся между зелеными ладонями предмете.
Это стеклянная сфера, прозрачная и чистая, но рассмотреть, что внутри, не представляется возможным. Защита опять такая, что зубы начинают ныть. Да что же здесь происходит?
Вииала выпускает сен-образ на таинственную сферу, и находящееся внутри сферы становится отчетливо различимым. Небольшой камень плавает в невесомости, окруженный плотным слоем магии. Непостижимые для примитивного существа, вроде меня, силы доставляют драгоценности питательные вещества и минералы, необходимые для поддержания ее в «живом» состоянии, тончайшие нити нервных окончаний, невидимые простому глазу, расходятся в разных направлениях.
Недоуменно мигаю. Какого?..
Невозможно описать, какого цвета камень, потому что он вобрал в себя все цвета, отражая энергию на всех длинах волн. Рубин и сапфир, алмаз и изумруд, янтарь и жемчуг. Аметист, нефрит, перламутр, малахит, оникс – все это здесь, а также многое из того, чему и названия-то никогда не было. Все ритмично сияет, затягивая в гипнотический водоворот первобытной силы. Силы. И еще силы. Знания. Мудрости. Силы.
И поверх этого древнего океана тонкой изящной насечкой энергетических линий – способность манипулировать Вероятностями. Недавнее дополнение, поверхностная огранка, не меняющая сути, но добавляющая особой прелести.
Ауте.
Я рванулась назад с такой силой, что лишь железная хватка матери удерживает меня на месте.
– Вы двое, что, спятили???
Мой голос срывается на крик. Ви слегка приподнимает брови. Мама вообще не реагирует.
– Послушайте, это же сокровище, это же уникальная, неповторимая… Их же можно пересчитать по пальцам одной руки. Вы не можете доверить мне такое, такое…
На лице у мамы появляется этакое усталое выражение «слышали – видели – знаем – надоело». Меня начинают подталкивать в сторону операционного стола.
Прижимаю уши к черепу, шиплю на них, сверкая расширенными глазами.
– Мама, Ви, да послушайте же… Нельзя… Потребовались тысячелетия, чтобы вырастить эту вещь, знания и труд, вложенные в подобный камень, не поддаются оценке. Вы не можете отдать его мне! Я же умру через несколько лет, я не смогу… Я ведь не успею использовать и сотую долю его возможностей… Вы не можете… Это все равно, что выбросить…
Меня бесцеремонно укладывают на силовые линии, постель из воздуха мягкая и неощутимая, совсем не похожа на материальное человеческое ложе. Плечи непроизвольно расслабляются, крылья складываются, исчезают. Тело уже не принадлежит мне, даже при желании я не смогу сделать ни одного движения.
В конечностях разливается невесомая волна анестезии. Обездвижить вене – задачка та еще. Но нет ничего невыполнимого, когда за дело берутся профессионалы.
– Нельзя…
Бледная рука ложится мне на губы, прерывая дальнейшие высказывания.
– Анитти, просто доверься.
Окончательно расслабляюсь, но какая-то неугомонная часть моего «я» не может не оставить за собой последнего слова.
– А моего мнения по данному вопросу спрашивать, разумеется, никто не собирается.
– Никто. – Безапелляционный тон, хрипловатые нотки смеха.
Лицо мамы исчезает, надо мной склоняется тетя Ви.
– Антея, слушай внимательно. Это одна из тех операций, которая должна проводиться, когда пациент находится в полном сознании. Запомни. Ты ни на минуту не должна засыпать. Не должна впадать в транс, отсекать боль, ты все время должна ощущать происходящее максимально четко. Концентрируйся на боли, на всем, что ты почувствуешь. Если слияние твоей нервной системы с камнем не произойдет сразу, это может убить вас обоих. Понятно?
Ну и веселый же денек меня ожидает!
Кивать не могу, поэтому отвечаю:
– Да.
– Умница. Начинаем.
И мир утонул в боли.
Я кричала.
Я вопила, я хныкала, я называла их бессердечными стервами, наградила другими нелицеприятными эпитетами. Я пыталась убедить их, что никакого имплантанта мне не нужно, потом я просила, потом угрожала. Я залезла в генетическую память, чтобы дать подробнейшее описание их предков вплоть до двенадцатого колена и проследить, откуда в линии Тей и линии Ала могли взяться садистские наклонности. Я составила подробный план, как проникнуть на несколько столетий назад и перерезать всех пращуров, дабы такое позорище никогда не появлялось среди эль-ин. Под конец я могла только тихо скулить, потеряв все другие способности в волнах нестерпимой боли.
Но я не потеряла сознания.
Лежу, свернувшись калачиком, спрятав голову в маминых коленях. Больно. Стены комнаты то приближаются, то уплывают в разные стороны, пол, кажется, так и норовит исчезнуть. Тело ощущается странно, то и дело кажется, что руки или ноги меняют свой размер и пластичность, какой-то орган вдруг наливается огнем или становится зеленым (как, во имя Ауте, я могу видеть, какого цвета мой желудок?) или превращается во что-то совсем уж несусветное. В то же время отчетливо осознаю, что никаких изменений во мне сейчас не происходит. Больно.
Мама осторожно гладит меня по голове, расчесывая длинными когтями золотистые волосы. Это хорошо, это можно, пока она не поднимает вопрос об туауте, можно расслабиться и быть просто ребенком.
Чувство юмора, если этот извращенный голосок можно так назвать, просыпается, как всегда, первым.
– Как хорошо, что этот каземат полностью изолирован от внешнего мира. Не знаю, пережила бы я то, что сейчас, начни во мне говорить дистантные чувства. Спятившее ясновидение – это уже диагноз.
Ее рука на мгновение замирает, затем вдруг прижимает меня к груди с почти болезненной силой.
– Добро пожаловать домой, малыш.
– Угу.
Пытаюсь сесть самостоятельно, но после первого же движения передумываю и вновь сворачиваюсь жалким клубочком.
– А где Ви?
– Ушла. Думаю, переживает истерику где-нибудь в одиночестве.
– Истерика – это хорошо. Это помогает. Если остались силы на истерику, значит, не все еще потеряно.
– Угу. – Она утыкается носом в мои волосы и как-то подозрительно всхлипывает.
По человеческому объективному времени операция заняла от силы минут двадцать. Эль-ин не знают понятия «объективное время». Для меня она длилась века.
– Мам?
– Да, котенок.
– Мам, я опять влипла в неприятности.
– У тебя всегда был к этому особый талант, Анитти.
– Я серьезно. И неприятности на этот раз серьезные.
– И их зовут?..
– Аррек арр-Вуэйн. – Подавляю невольный вздох. Слишком глубоко дышать больно.
– Ах, твой новый консорт. Действительно, такой может доставить кучу неприятностей, но он вполне дрессируем. В чем же проблема?
Она смеется. Чуть сжимаю кисть, запускаю коготки ей в бедро.
– Мам, я серьезно!
– Я тоже. Этот молодой человек, кажется, понимает в эль-ин ровно столько, чтобы не путаться у тебя под ногами. Чего еще можно требовать от мужчины? Потрясающая красота, фигура, как у бога. Воин не ниже первой категории, Целитель в ранге Мастера, Видящий, причем Видящий Истину. Одна Ауте знает, какие еще таланты у него есть, какие потенциальные способности мальчик сможет в себе открыть. И он полностью очарован тобой, а ты, если глаза меня не обманывают, – им. Чего тебе не хватает?
– Но он поймал меня! Загнал в ловушку, не оставил мне ни малейшего выбора! Это не мое решение, мама! – Попытка повысить голос заканчивается печально – связки сорваны диким криком нестерпимой боли.
– Ты могла не заметить, но именно так все обычно и происходит. Я никогда не рассказывала, как вышла замуж за Раниэль-Атеро? Ведь я тогда уже была с твоим отцом и совершенно не собиралась ввязываться в новые отношения, тем более что и сам Ашен не приветствовал подобное решение – среди его соплеменников мужчины могут организовывать себе гаремы, но никак не наоборот!
Или напомнить тебе, что Иннеллину пришлось скрутить одну упрямую эль-ин прямо на арене поединков и в буквальном смысле выбить из нее согласие на брак?
– Это другое.
– Почему?
– Мама, он что-то сделал с моей физиологией, как-то вмешался, я не знаю. Я… я пять лет не смотрела в сторону мужчин, не ощущала вообще ничего, а тут… Я должна поверить, что это случайное совпадение? – Сама удивляюсь звучащей в голосе злости. На мгновение даже забываю о боли, но лишь на мгновение.
Она откидывает голову и смеется. Терпеливо жду объяснений.
– Антея, Антея, какая же ты еще молодая. И как плохо знаешь себя. Помнишь глупость, которую сотворили вы с Иннеллином? Ту, из-за которой я с вами год не разговаривала?
– Венчание Душами?
– Да, и поверь мне, это была глупость. Ни одна близость не стоит такой цены. Вы обвенчали не только души, тела в процессе оказались тоже затронуты. И когда души были разорваны, тела остались настроенными друг на друга. Твоя физиология, твоя нервная система, все то, что есть в вене более-менее постоянного, оказалось нацеленным на одного-единственного мужчину. А теперь вспомни, что случилось примерно за неделю до того, как ты впервые ощутила привлекательность Аррека?
– Моя… О Ауте! Дз-зирт!
– Точно. И ты была вынуждена отращивать новую нервную систему, так сказать, «чистую». Способную к нормальным реакциям очень чувственного, очень страстного существа. Все бы ничего, в твоем состоянии ты бы этого даже не заметила, но тут под руку подвернулся некто, кому ты, благодаря какой-то совершенно непонятной мне извращенной логике, начинаешь полностью и безоговорочно доверять. Результат объяснять?
– Знаешь, а ведь это можно использовать как лекарство для потерявших спутника жизни…
Она погружается в какие-то свои мысли.
Я пытаюсь понять, что означает открытие. Брак с Арреком как был, так и остался неизбежной необходимостью, но почему-то теперь с ней смириться легче. Чуть шевелю когтями, выражая обреченность. Похоже, теперь, хочу я того или нет, реакции на поведение арра совершенно утратят элемент подозрительности.
И в то же время мимолетно возникает призрачное сожаление. Еще одна частичка Иннеллина меня покинула.
– И все равно он меня поймал. Кормил маленькими, тонко отмеренными порциями искренности, а когда я немного расслабилась – загнал в ловушку.
– А разве не так оно всегда и происходит?
Разумно.
Задумчиво провожу когтем по полу.
– Я ведь уже встречалась с ним, мама, совсем еще ребенком.
Учитель тогда только-только открыл для меня прелесть древней поэзии, и я с неистребимым энтузиазмом ползала по генетической памяти, отыскивая эти простенькие, но такие цельные образцы искусства далеких предков. Тогда же на Эль-онн впервые появились люди. Исследовательская партия, включавшая в себя и этого сияющего дарая. Помню, как они ходили по нашим домам, зачарованные, недоумевающие, как они задавали свои странные вопросы, не имеющие, казалось, никакого смысла. Помню, как они сидели перед своей странной аппаратурой, спорили, что-то там вычисляли. Этот, не похожий на других ни внешним видом, ни повадками, казалось, всегда был в стороне, всегда сам по себе. Он не задавал вопросов, но глаза холодного металла замечали все, а в движениях чувствовалась тщательно скрываемая грация прирожденного хищника.
Старшие тогда не обратили на людей особенного внимания, по крайней мере, не утруждали себя личными встречами. Я же была заинтригована. Часами бродила среди смертных, в безупречной маскировке вене невидимая даже для эль-ин. Вслушивалась. Старалась понять, почувствовать суть. И более всех мое внимание привлекал именно этот, странный и одинокий, явно находящийся над другими. Всякий раз, когда мой взгляд останавливался на сияющей фигуре, что-то внутри замирало, и я могла лишь безмолвно восхищаться совершенством удивительного создания. И вспоминать забытые давным-давно строчки.
* * *
Тигр, о тигр, светло горящий
В глубине полночной чащи
Кто смел задумать огневой
Соразмерный образ твой?
* * *
– Тигр?
Не без удивления понимаю, что последние строчки произнесла вслух. А может, она их просто считала. Какая разница?
Приподнимаюсь на локте, переворачиваюсь на спину, расслабляю тело. Голова все еще лежит на коленях у мамы, но теперь, по крайней мере, нет впечатления, что я прижалась к ней смертельно раненным зверьком.
– Как прошли последние пять лет?
Ее пальцы неопределенно вздрагивают.
– Не очень. Эль-ин зализывают раны. Конечно, и раньше случались удары Ауте, даже более сильные, но к этому мы были совершенно не готовы. Совсем расслабились… А тут еще эти воинствующие кретины. Нет, если с мстительностью можно мириться в индивидуальном порядке, то на уровне целого народа она самоубийственна. Такое… неконструктивное поведение.
Неконструктивное. Очень точное слово.
– Иногда помогает. Просто выместить гнев. На чем угодно, на ком угодно. – Мой голос предательски срывается.
Рука в моих волосах замирает.
– Анитти…
– Мам, не надо.
– Антея, ты не обязана проходить через это одна…
Делаю попытку встать, но она удерживает меня, через тактильный контакт передавая, что тема закрыта.
– Расскажешь о своих скитаниях среди людей?
И я начинаю говорить.
* * *
Мне нужен глоток свежего воздуха. Даратея ушла некоторое время назад по каким-то неотложным делам, оставив меня сотрясать жалобами стены. Стены молчат. Осторожно (ох как осторожно!) выбираюсь из непроницаемого каземата, куда меня запихнули мама с тетей Ви, коридорами и какими-то проходами за пару минут достигаю внешней границы онн.
Болит все. Никогда не знаешь, сколько всякого разного есть в твоем организме, пока оно не начинает вдруг пульсировать колющей болью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59