– А ты видела когда-нибудь шаровую молнию? – спросил он.
– Я тебе как-нибудь ее подарю…
– Лучше не надо, – серьезно сказал он. – Она проникает сквозь стены, а уж если попадет в салон самолета…
– Без билета? – рассмеялась девушка. – Не пущу!
– А этот гражданин с пакетом на голове не признался тебе в любви? – ревниво спросил Казаков.
– Я трусов презираю.
– Куда мы все-таки с тобой завтра поедем? – помолчав, спросил Вадим Федорович.
Он знал, что с сегодняшнего дня у Соболевой отпуск. Это был ее последний рейс. И надо же попасть в грозу! Они много толковали, как проведут ее отпуск, но конкретно так ничего и не решили.
Виолетта остановилась – дождь уже не так лил с неба, – посмотрела ему в глаза и сказала:
– Давай не будем больше об этом думать, а? Завтра утром встанем, сядем в твои «Жигули» и поедем куда глаза глядят.
– А куда они глядят?
– На тебя, дорогой! – рассмеялась девушка.
* * *
Встать рано утром, позавтракать, отключить холодильник, сесть в машину и поехать куда глаза глядят, пожалуй, могут лишь очень счастливые люди. С тех пор как Казаков встретил Виолетту в самолете, совершающем рейс Симферополь – Ленинград, он искренне считал себя счастливым человеком. Целый месяц он встречал Виолетту в аэропорту «Пулково», ездил с ней купаться на Финский залив, – благо, лето выдалось теплым, солнечным, – вечерами ходили в кино, иногда ужинали в ресторане «Универсаль». Несколько раз Виолетта говорила, что не прочь бы сходить в кафе писателей на улицу Воинова, но Казаков не любил это кафе и так и не привел ее туда ни разу. Кормили там отвратительно, знакомые бесцеремонно подсаживались к столику, а незнакомые громкоголосые бородатые молодые люди раздражали. Кто они, Вадим Федорович не знал, но, судя по разговорам, мнили себя писателями.
Соболева жила в однокомнатной квартире на Московском проспекте, неподалеку от Фрунзенского универмага. Вадим Федорович исправно подвозил ее к парадной большого здания, здесь девушка протягивала ему узкую ладонь, и они расставались. Она не приглашала к себе, а он тоже в гости не набивался. Ему приятно было знать, что она есть, видеть, как она спускается по трапу и, улыбающаяся, идет навстречу ему… Так продолжалось целый месяц. Кареглазая, женственная Виолетта обладала довольно решительным и твердым характером. Это он понял, когда она рассказала о своем коротком замужестве… Молодой женщине было не двадцать пять лет, как на ялтинском пляже определил Вадим Федорович, а двадцать восемь. Замуж она вышла в двадцать лет, родила сына, а через два года сама развелась с мужем… Помнится, Вадим Федорович тогда спросил: дескать, муж попался пьющий? Обычно это является главной причиной развода. И Соболева удивила:
– В рот не брал даже пива.
– В чем же причина?
– Это был не человек, а кибернетическая машина, – невесело пошутила Виолетта. – Он убил всю мою любовь, да и любовь ли это была? Педантичностью, мелочностью, режимом, скупостью. Он вставал в шесть утра, полчаса занимался зарядкой, накачивая мускулы на руках, ровно в семь завтракал, полвосьмого ходил в туалет, до половины девятого читал утренние газеты, журналы, потом уходил на работу – он работал в научно-исследовательском институте программистом, – возвращался в семь вечера, ужинал, смотрел по телевизору программу «Время», кинофильм, перед сном требовал от меня письменный отчет об истраченных за день деньгах, делал выговор, если я выходила из определенного им бюджета, и ровно в одиннадцать засыпал сном праведника. Каждое утро он оставлял на кухонном столе листок в клеточку, там было написано, что и сколько мне купить из продуктов. Проставлены были калории… До замужества я и не знала, что каждый продукт имеет столько-то калорий, а всего в день нужно употреблять столько-то… Кажется, три тысячи калорий… Свои мужские обязанности он исполнял два раза в неделю – в субботу и четверг. И тоже точно по часам… И так изо дня в день два ужасных года. Сыном он совсем не занимался, по-моему, даже не любил его. Пришлось малышку отдать на воспитание родителям. Я лишь в выходные навещаю Алешку.
– Как же суд вас развел? – поинтересовался Казаков. – По нынешним временам тебе попался просто идеальный муж!
– Точно так же рассуждал и судья.
– Ну и как он?
– Кто? Мой муж или Алешка?
– Твой кибер…
– Он в порядке, – холодно ответила Виолетта. – Женился через год, а я получаю каждый месяц двадцать восьмого числа перевод с алиментами. Первого и пятнадцатого каждого месяца мой бывший муж в девятнадцать ноль-ноль приходит к моим родителям и приносит Алешке подарок из расчета трех – пяти рублей. Как правило, это механические игрушки.
В общем, как понял Вадим Федорович, Виолетта разочаровалась в мужчинах и стала строить жизнь по-своему, больше не надеясь ни на кого. Еще в школе она мечтала стать стюардессой, а родители настояли, чтобы она поступила в Институт культуры имени Крупской. Она закончила библиотечно-библиографический факультет, до развода работала в технической библиотеке. После развода ушла оттуда и вот стала стюардессой. Работа ей нравится, она усиленно занимается английским – в институте разве по-настоящему выучишь язык? Когда сдаст экзамен, будет летать на международных линиях. Это ее голубая мечта! Так хочется посмотреть мир! А какая еще профессия даст такую великолепную возможность?..
– Жизнь с кибернетическим мужем не прошла для тебя бесследно… – заметил Вадим Федорович.
Он долго потом раздумывал о ее муже: это совершенно новый тип современного молодого человека! Неужели век технической революции сказывается и на характере человека? Программист ведь тесно, как никто другой, связан с машинами, компьютерами…
В начале августа, когда он, как обычно, проводил Виолетту, прилетевшую из Ташкента, к парадной ее дома, Соболева как-то странно посмотрела ему в глаза и будничным голосом произнесла:
– Я привезла из Ташкента потрясающую дыню… Ты любишь дыни?
– Я тебя люблю, Виолетта, – вырвалось у него.
– Повтори еще раз, – попросила она, прислонившись спиной к двери.
Карие глаза ее стали черными, как уголь, полная нижняя губа дрогнула, в вороте форменного пиджака беззащитно белела шея. Прежде чем ответить, он потянулся к ней и коснулся губами нежной белой полоски над воротником.
Позже он удивлялся, как легко сорвались с его губ эти редкостные для него слова! Она долго смотрела ему в глаза, Виолетта вообще никогда первой не отводила взгляд. У Вадима громко стучало сердце, захотелось схватить ее на руки и бегом донести до квартиры на пятом этаже…
С того памятного вечера ощущение полного счастья не покидало Казакова. Он просыпался и засыпал с ним. Вся его жизнь превратилась в ожидание ее возвращения из рейсов. Он изучил все маршруты. Случайная встреча на улице с девушкой, одетой в летную форму, заставляла его сердце учащенно биться. Кстати, и работать в городе стало легче. Машинка стучала в его кабинете как заведенная, а раньше ведь не мог себя заставить в городе работать! Даже тяга к Андреевке как-то заглохла. Он не мыслил теперь быть далеко от Виолетты. К ощущению счастья последнее время стало примешиваться дотоле неизвестное ему чувство тревоги: как бы чего с ней в воздухе не случилось! Не так уж редко пресса сообщала о воздушных катастрофах, угонах самолетов с заложниками, взрывах в международных аэропортах…
Серебряная сигара выруливала на площадку, подкатывал напоминающий стремянку трап, и после пассажиров по нему спускалась Виолетта. Это были самые счастливые часы в его жизни. Он жадно смотрел, как она идет к нему в летной форме с нашивкой на высокой груди. Узкая серая юбка открывает ее высокие загорелые ноги. Из-под серой пилотки норовят вывалиться на спину ее тяжелые золотистые волосы. Она никогда издали не улыбалась ему, а он был уверен, что его губы всякий раз растягиваются в глупую счастливую улыбку. Запах французских духов, самолетной обшивки, южных фруктов окутывал его, когда он обнимал свою воздушную женщину.
Один раз у него сорвалось с языка:
– Лучше бы ты не летала!
Ее глаза всякий раз чернели, когда в них вспыхивало какое-либо чувство, будь то страсть, волнение или раздражение.
– Больше никогда так не говори, – помолчав, сказала она. И еще долго чернота не уходила из ее крупных красивых глаз.
Был конец августа, когда голубые «Жигули» Казакова вырулили на Среднюю Рогатку. Виолетта сказала: «Поедем куда глаза глядят…» Глаза Вадима Федоровича снова видели лишь его любимую Андреевку. Как говорят, от добра добра не ищут! Виолетте все равно куда ехать, а его манят, зовут родные края. Хотелось ему показать родину и Виолетте – может, и ей понравятся Андреевка, сосновый бор, речка Лысуха… Небо над городом пронзительно синее – так всегда бывает после ночной грозы, – солнце рельефно высвечивает каждый вымытый лист на дереве, каждую высокую былинку на обочине. Влажно блестит чистый асфальт. Осень – это любимая пора Казакова. Но осень еще прячется за бабьим летом, лишь редкие желтые листья, высверкивая из еще густой зеленой листвы, напоминают, что она не за горами. Осенью хорошо работается, приходят в голову философские мысли. А до чего приятно прогуляться вдоль путей до железнодорожного моста, окинуть сверху взглядом пожелтевший лес, вдохнуть напоенный хвоей и запахом сухого сена воздух, послушать тоскливые крики птиц, собирающихся в стаи для отлета в теплые края…
Виолетта сидит рядом. Чаще всего Вадиму Федоровичу приходилось видеть ее в форме, а сейчас девушка в тонком белом шерстяном свитере, в синих вельветовых джинсах, потертых на сгибах. Волосы ее свободной золотой копной спускаются на узкую спину. Казакову хочется взять в горсть тяжелую прохладную прядь или положить ладонь на выпуклое бедро, но Соболева не терпит с его стороны вольностей за рулем. В глазах ее плещется расплавленный янтарь, губы складываются в задумчивую улыбку. Сегодня она такая близкая, домашняя…
Впереди у них целый месяц свободной отпускной жизни. Правда, Вадим Федорович захватил с собой портативную пишущую машинку, новый роман то и дело напоминает о себе, приглашает за письменный стол… Виолетта мечтает, если сохранится теплая погода, как следует покупаться в озере и загореть, хотя она и так вся золотистого цвета. В этом отношении все женщины одинаковы: отдых у них всегда ассоциируется с солнцем и водой. В багажнике у них палатка, надувные матрасы, консервы, термос с горячим кофе, посуда, рыбацкий котелок и даже бензиновый примус «Шмель» в овальной алюминиевой коробке, не считая шашлычницы. Все взято и для рыбалки. Виолетта заранее приготовила в миске мясо с луком, перцем и уксусом. Так что они могут в любой момент остановиться в подходящем месте и организовать царский обед на лоне природы.
– Я давно мечтала так куда-нибудь поехать, – сказала Виолетта. – Два года назад мы компанией решили спуститься по реке в Ладожское озеро. Все шло так замечательно, а потом случилось несчастье: утонул один парень. Все были в спасательных жилетах, а он в тот раз не надел. Плот перевернулся, мы полетели в воду, а течение там было сильное, его ударило о камни и затянуло под корягу… Мы его сутки тащили на самодельных носилках до железной дороги. С тех пор я больше в туристские походы на байдарках и плотах не хожу.
Вадим Федорович представил себе эту печальную процессию… Нынешняя молодежь любит туристские походы, да и женатые люди, объединившись в свои компании, путешествуют с огромными рюкзаками за плечами по стране. Наверное, это интересно, но почему-то случаются с ними разные, даже вот и такие трагические, происшествия… Подготовки не хватает или обыкновенная беспечность?..
– А все-таки куда мы едем? – уже за городом поинтересовалась Виолетта.
– Есть на земле поселок Андреевка, – стал рассказывать Казаков. – Там мы сегодня переночуем, а потом, если ты захочешь, дальше…
– Куда глаза глядят…
– Мы могли бы и твоего сына взять, – вспомнил Казаков.
– Я, наверное, плохая мать, – вздохнула она. – Бывший муж рано отдал Алешку своим родителям, я не успела к нему привыкнуть… Он бабушку и дедушку называет папой и мамой, а меня – тетей. Его ругают за это, а он упорно бурчит: «Тетя Виола…» Может, он разительно напоминает бывшего мужа – Бориса, после того как я с Алешкой пообщаюсь, у меня почему-то портится настроение…
– Сыр «Виола», – заметил Казаков.
– Так меня Борис называл, – нахмурилась молодая женщина. – Хотя и знал, что мне это не нравится…
– Намек понял, – улыбнулся Вадим Федорович.
Он мог сейчас и не смотреть на Виолетту, и так знал, что янтарь ушел из ее глаз, а пришла чернота. Что же все-таки на самом деле произошло у нее в семье? В то, что она рассказала, верилось с трудом. Ее Борис, хотя и обрисовала его в черно-серых тонах, не похож был на самовлюбленного идиота. Программист, увлечен своей работой, следит за собой, выдерживает режим. Скупердяй, говорит она… А может, копил деньги на машину или видеомагнитофон… Нет, видно, что-то другое оттолкнуло Виолетту от него. Была, была какая-то история, а вот какая – об этом он, Казаков, вряд ли узнает…
А в Соболевой есть что-то еще детское, может, чуть оттопыренная губа придает ей сходство с обиженным ребенком? Нравилось Вадиму Федоровичу, что Виолетта всегда естественна, если ей было весело – смеялась, дурачилась, а грустно – молчала и хмуро смотрела на мир своими темными глазами. К счастью, грусть-тоска не так уж часто посещала ее, да и быстро уходила.
Виолетта Соболева была для Казакова открытием. Все в ней для него было внове. Она принадлежала к тому же поколению, что и сын его, Андрей. В ней не было ничего похожего на его давно отдалившуюся жену Ирину или на Вику Савицкую с ее рационализмом. Разве что женственность чуть роднила Соболеву с Ириной Головиной.
Вадим Федорович был убежден, что нынешнее поколение разительно отличается от всех прочих. Как бы произошел качественный скачок, и появились новые люди, которым и строить новый мир, тоже разительно отличный от старого… Он жадно слушал Виолетту, пытался выяснить, о чем она думает, что приходит ей в голову, чего хочется, что ее смущает, раздражает, возмущает, а что радует, веселит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88