Мне ка-
залось, что виталисты подошли ближе к пониманию принципа
жизни, чем механисты, расчленявшие жизнь прежде, чем они
ее понимали. Ведь представление о том, что организм работает,
как машина, было более доступным для понимания, и при
этом можно было опереться на известные данные физики.
В своей медицинской работе я был механистом, а мои идеи
тяготели к принципу систематичности. Из числа доклинических
дисциплин меня больше всего интересовали топографическая
анатомия и анатомия систем организма. В мозге и нервной
системе я разобрался в совершенстве. Сложность нервных путей
и остроумное расположение <переключателей> заворожили меня.
Вскоре я накопил гораздо больше знаний, чем требовалось
для сдачи экзамена на степень доктора, но одновременно меня
захватила и метафизика. Мне понравилась <История матери-
ализма> Ланге, и я ясно осознал, что невозможно обойтись
также без идеалистической философии. Некоторые коллеги не
разделяли <скачкообразность> и <непоследовательность> моего
мышления. Я сам понял эту позицию, казавшуюся запутанной,
только 17 лет спустя, когда мне удалось экспериментальным
путем разрешить противоречие между механицизмом и вита-
лизмом. Правильно, то есть логично, мыслить в известных
областях - дело нетрудное. Трудно не испугаться запутанности
понятий, начиная вникать в незнакомое. К счастью, я рано
понял свою способность углубляться в запутанные умозритель-
ные эксперименты и достигать в результате этого практических
результатов. Именно этому свойству я обязан оргоноскопом
в моей лаборатории, позволяющим увидеть проявление био-
логической энергии, подобное молнии.
Из многосторонности моих симпатий позже развился прин-
цип <Каждый в чем-то прав>. Надо только понять, в чем.
Проштудировав две-три книги по истории философии, я со-
26
ставил представление о старом как мир споре по поводу пер-
вичности тела или души. Эти предварительные стадии моего
научного развития важны потому, что они подготовили меня
к правильному восприятию учения Фрейда. В учебниках по
биологии, за которые я взялся только после сдачи весьма со-
мнительного, с точки зрения его ценности, экзамена на степень
доктора биологических наук, открылись богатый мир и бездна
материала. Они позволяли как обрести знания, дававшие воз-
можность приводить точные доказательства, так и пригодились
для идеалистических грез. Позже собственные проблемы за-
ставили меня аккуратно отделить гипотезу от факта. Труды
Хергвига <Общая биология> и <Становление организмов> давали
обстоятельные знания, но оставляли без внимания всеобщую
связь между различными отраслями исследования живого. Тогда
я не мог сформулировать свою позицию так, как делаю это
теперь, но от знакомства с ними оставалось чуство неудов-
летворенности.
Применение <принципа цели> в биологии воспринималось
как помеха. У клетки была мембрана, для того чтобы лучше
защищаться от внешних раздражителей. Сперматозоиды были
созданы такими быстрыми, для того чтобы быть в состоянии
лучше находить яйцеклетку. Самцы были часто ярче раскра-
шены, часто крупнее и сильнее самок, для того чтобы легче
понравиться или преодолеть их сопротивление, а также имели
рога, для того чтобы одолеть соперника. И даже работшщы-
муравьихи были беспольши, для того чтобы лучше делать свою
работу. Ласточки строили свои гнезда, для того чтобы обо-
гревать детей, и природа вообще устроила то или это так
или иначе, для того чтобы реализовать ту или иную цель.
Следовательно, и в биологии господствовало смешение вита-
листического идеализма и каузального материализма. Я посе-
щал очень интересные лекции Каммерера, на которых он из-
лагал свое учение о наследовании приобретенных свойств.
Он в значительной степени опирался на Штайнаха, который
к тому времени обратил на себя внимание работами о гор-
мональной соединительной ткани генитального аппарата. На
меня произвели большое впечатление эксперименты по влиянию
имплантации на пол и вторичные половые признаки, а также
высказывания Каммерера, ограничивающие сугубо механисти-
ческий подход в теории наследования. Он был убежденным
защитником теории естественной организации жизни из не-
органической материи и существования специфической био-
логической энергии. Эти научные взгляды казались мне сим-
патичными. Они вдохнули жизнь в сухой материал, который
я получил в университете. Против Штайнаха и Каммерера шла
жестокая борьба. Во время визита к Штайнаху я увидел, что
27
ученый устал и измотан. Позже я на себе ощутил, как третируют
тех, кто добивается значительных, но не совпадающих с об-
щепринятыми взглядами научных результатов. А Каммерер
впоследствии покончил с собой.
Биологический принцип <для того чтобы> я встречал снова
в различных учениях о спасении. При чтении труда Гримма
<Будда> меня потрясла внутренняя логика учения об отсутствии
страдания. Это учение отвергало среди прочего и радость как
источник страдания. Учение о странствовании душ показалось
мне смешным, но почему же у него были миллионы при-
верженцев? Дело не могло быть в одном только страхе смерти.
Я читал Рудольфа Штайнера, но среди моих знакомых было
много теософов и антропософов. Все они казались более или
менее странными, но большей частью более искренними, чем
сухие материалисты. Они тоже должны были быть в чем-то
правы.
Во время летнего семестра 1919 г. я выступил в сексоло-
гическом семинаре с рефератом <Понятие либидо от Фореля
до Юнга>. Работа появилась два года спустя в <Цайтшрифт
фюр зексуальвиссеншафт>. Я начал ориентироваться в разли-
чиях взглядов Фореля, Молля, Блоха, Фрейда и Юнга на сек-
суальность. Различия в подходах этих исследователей к проблеме
бросались в глаза. Все, кроме Фрейда, полагали, что сексу-
альность в пубертатном периоде низвергается на человека как
гром с ясного неба. Говорили, что <сексуальность просыпается>.
Никто не осмеливался указать, где она была прежце. Сексу-
альность и способность к продолжению рода считались одним
и тем же. За этим ошибочным представлением скрывалась целая
гора психологических и социологических заблуждений. Молль
говорил о <тумесцснтном> и <детумесцентном>, причем не было
точно известно, в чем они заключались и каковы были их
функции. Сексуальное напряжение и разрядка приписывались
действию различных особых влечений. В тогдашней сексологии
и психиатрической психологии насчитывалось столько же или
почти столько же влечений, сколько и человеческих действий.
Существовали, например, влечение к питанию, влечение к раз-
множению, побуждавшее к продолжению рода, влечение к экс-
гибиционизму, влечение к власти, тщеславие, инстинкт питания,
влечение к материнству, влечение к более высокому уровню
развития человека, стадный инстинкт, разумеется, социальный
инстинкт, эгоистический и альтруистический инстинкты, свои
инстинкты для садизма, мазохизма и трансвестизма. Короче
говоря, с влечениями дело обстояло очень просто и все-таки
ужасно сложно. Во всем этом попросту не разбирались. Хуже
всего было с <моральным влечением>. Сегодня очень немногие
знают, что мораль рассматривалась как филогенетический вид
28
влечения, даже определяемый сверхчеловеческими факторами.
Об этом говорили со всей серьезностью и с большим досто-
инством. Вообще, при такого рода рассуждениях все были в
высшей степени этичны. Половые извращения, как и душевные
заболевания, представлялись чисто дьявольским делом, безнрав-
ственным <вырождением>. Страдавший депрессией или неврас-
тенией имел <отягощенную наследственность> - короче говоря,
был <плохим>. Душевнобольные и преступники считались жи-
выми существами с тяжелыми биологическими наследственными
уродствами, которые были неисправимы и не заслуживали из-
винения. <Генитальный> же человек считался кем-то вроде не-
удачливого преступника, в лучшем случае капризом природы,
а не человеком, который вырвался из псевдокультурной жизни
окружающего мира и сохраняет контакт с природой.
Стоит только почитать сегодня книгу Вулльфена о пре-
ступности или Пильча о психиатрии, работу Крэпелина или
кого-нибудь еще из авторов того времени, как возникает во-
прос, имеешь ли дело с моральной теологией или наукой.
О душевных и сексуальных заболеваниях просто-напросто ни-
чего не знали. Само их существование вызывало нравственное
возмущение, а пробелы в знаниях заполнялись морализатор-
ством, которое, просачиваясь в науку о человеке, производило
самое угнетающее впечатление. Все якобы наследовалось, оп-
ределялось биологией как таковой, и точка. Я приписываю
сегодня именно социальной индифферентности науки тот
факт, что всего лишь через 14 лет после пионерских открытий,
о которых шла речь, германским государством смогли овладеть
приверженцы столь бесперспективного и проникнутого духов-
ной трусостью мировоззрения. И произошло это, несмотря
на все усилия многих ученых на протяжении данного периода.
Я инстинктивно отвергал метафизику, моральную философию
и умствования на этические темы. Я искал фактов в дока-
зательство правильности этих учений и не находил их. В био-
логических трудах Менделя, изучавшего законы наследования,
я нашел гораздо больше подтверждений разнообразия в про-
цессе наследования, чем провозглашенного деревянного одно-
образия. Я совершенно не чувствовал, что теория наследо-
вания была на 99% случаев сплошной отговоркой. Напротив,
мне очень нравились теория мутации де Фриса, эксперименты
Штайнаха и Каммерера, учения Флисса и Свободы о периодах.
Дарвиновская теория отбора соответствовала разумному ожи-
данию того, что хотя жизнью и управляет определенная ос-
новная закономерность, но остается и широчайший простор
для воздействия окружающего мира. Ничто не было вечным
и неизменным, ничто не сводилось к невидимым наследст-
венным веществам, все могло развиваться.
29
Мне было чуждо намерение установить какое-либо соот-
ношение между половым влечением и этими биологическими
теориями. Я не мог принять чисто умозрительные построения.
Половое влечение существовало среди объектов научного ин-
тереса как некий странный феномен.
Следует знать, что представляла собой эта атмосфера до-
фрейдовской сексологии и психиатрии, чтобы понять вооду-
шевление и облегчение, которые я испытал от встречи с Фрей-
дом. Он проложил путь к клиническому пониманию сексу-
альности. Зрелая сексуальность вытекает из стадий сексуального
развития в детстве. Сразу же стало очевидным, что сексуальность
и продолжение рода - не одно и то же. Слова <сексуальный>
и <генитальный> не должны употребляться как синонимы. Сек-
суальное переживание гораздо шире генитального, иначе такие
извращения, как наслаждение от поедания кала, радость от
соприкосновения с грязью или садизм, нельзя было бы назвать
половыми. Фрейд вскрыл противоречия в мышлении и внес
в дело логику и порядок.
Используя понятие <либидо>, авторы, работавшие до Фрейда,
имели в виду просто сознательное требование совершения сек-
суальных действий. Это было понятие из психологии сознания.
Его употребляли, не понимая, чем было или должно было
быть <либидо>. Фрейд сказал: мы, собственно, и не можем
постичь влечение. То, что мы переживаем, - лишь производные
от него - сексуальные представления и аффекты. Сам инстинкт
покоится глубоко в биологической основе организма и про-
является в форме аффективного стремления к удовлетворению.
Мы ощущаем стремление к разрядке, но не сам инстинкт.
Эта идея была глубока и, оставшись непонятой друзьями и
врагами психоанализа, образовала естественнонаучный мысли-
тельный фундамент, на котором можно было возводить прочную
конструкцию.
Я интерпретировал Фрейда следующим образом: невозмож-
ность осознать инстинкт вполне логична, ведь именно он
и является тем, что управляет нами и господствует над нами.
Мы - его объект. Давайте подумаем об электричестве. Мы
не знаем, что это такое и каково оно. Мы познаем его
только во внешних проявлениях, таких, как свет и удар элект-
рического тока. Правда, можно измерить электрическую волну,
но и она -лишь свойство того, что мы называем электри-
чеством, собственно, не зная его. Как электричество стано-
вится измеримым благодаря своим энергетическим проявле-
ниям, так и инстинкты познаваемы только благодаря прояв-
лениям аффектов. Мой вывод заключался в том, что <либидо>
у Фрейда - не то же самое, что у дофрейдовских авторов.
Последние говорили об ощущаемых и сознательных сексу-
30
алъных стремлениях. <Либидо> Фрейда не является и не может
быть чем-либо иным, кроме энергии полового влечения. И, может
быть, его когда-нибудь удастся измерить. Тогда я употребил
сравнение с электричеством и его энергией совершенно бес-
сознательно, не чувствуя, что через шестнадцать лет мне вы-
падет счастье доказать идентичность биоэлектрической и сек-
суальной энергии. Меня заворожило последовательное есте-
ственнонаучное мышление Фрейда, проникнутое энергетизмом.
Оно было деловым и чистым.
Студенческий семинар по сексологии с радостью принял
мою интерпретацию. Его участники знали о Фрейде, слышали,
что он толковал символы и сны и делал другие замечательные
вещи. Мне удалось установить связь между фрейдизмом и из-
вестными теориями сексуальности. В качестве руководителя се-
минара, которым меня избрали осенью 1919 г., мне удалось
упорядочить научную работу. Были созданы группы, изучавшие
отдельные направления сексологии: внутреннюю секрецию и
общее учение о гормонах, сексуальную биологию, физиологию,
сексуальную психологию и, прежде всего, исследования в об-
ласти психоанализа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53