.. Но жаль. Мне казалось, что я буду полезна и тебе, и Стае. Верховным Айяром должен быть мужчина, а Айяром женщина...
- Ты права, Айяла. Мы не будем спешить. А пока помоги мне наладить жизнь Стаи. Меня боятся, а тебя любят... Айяр Айяров мудр, но мудрость любви выше, потому что это живая мудрость...
- Мне нужно в пещеру Паука, Айс, - осторожно сообщила Айяла.
- Опять? - нахмурился Айс. - Его же нет там!
- Мне нужен не Паук, - еще тише объяснила Айяла.
- Айяла, но это же болезнь! - воскликнул Айс. - Сколько можно терзать себя иллюзиями?.. Там никого нет!..
- Тем более не стоит так волноваться, - положила она руку на его крыло. Мне просто надо побыть одной... А там наиболее подходящее место для этого.
- Не думаю, - уже не так энергично возразил Айс. - Ты наполнишь пустоту пещеры призраками...
- Мои призраки всегда со мной...
- Извини, Айяла, - помолчав, согласился Айс. - Я же говорил, что ты мудрее Айяра Айяров... И все же, я беспокоюсь за тебя...
- Все будет в порядке, - успокоила его Айяла. Хотя не совсем четко представляла, как он должен выглядеть - этот порядок...
* * *
В пещере стояла такая тишина, которой Айяла не могла представить. Даже постоянно дующий сквозняк куда-то подевался.
Нет, страха Айяла не чувствовала. Разве что некоторую настороженность. После того, как отсюда ушли в мир небытия ее сын и муж, эта пещера перестала быть опасной для нее... Место разлуки стало местом встреч... Только состоится ли очередная Встреча?.. Айяла понимала, что встречи происходят благодаря помощи Паука, его удивительному способу мышления... Но теперь его здесь нет...
"Где ты, друг мой?" - с грустью подумала она. Никто не отозвался. Оставив факел в расщелине стены, Айяла полетела на свечение паутины.
Как обычно, она легла спиной на сетчатое ложе и стала погружаться взглядом в светящуюся глубину спиралей. И повседневный мир, со своими заботами, страхами и сомнениями постепенно вытеснился из ее сознания тишиной и покоем. Единственное, что осталось от прежних эмоций - это ожидание встречи с Айком...
Но он все не появлялся, и сладостно-волнующее ожидание стало мучительным.
- Айк! - мысленно позвала Айяла, и ей показалось, что в глубине Большой Ловушки появилась знакомая черная точка... - Айк! - обрадовалась она. Но точка, приближаясь, не превращалась, как прежде, в летящего твердокрыла, а заполняла собой внутреннее пространство пещеры, словно затягивая Большую Ловушку прозрачной черной пеленой.
И тут Айяла встревожилась, хотя и не глубоко. Но ее тревога была услышана. И в ней возник голос. Голос ее Айка.
- Не бойся, ма! Это тоже я...
И темная пелена окутала ее, и стала вращаться вокруг нее. Возникло ощущение, что она тоже начинает вращаться... И когда вращение стало таким, что Айяле показалось, будто она вытянулась в тонюсенькую ниточку, что-то произошло... Как будто эта тонюсенькая ниточка куда-то проскользнула... И вплелась в необозримый узор, заполнивший собой безграничное пространство... Его рисунок был прекрасен, и Айяла всеми силами пыталась запомнить его. Это казалось чрезвычайно важным - запомнить! Словно в этом рисунке была зашифрована разгадка тайны, которая давно мучила ее...
- Ты хотела видеть мир, в котором я существую, ма... - раздался в ней голос Айка .
- Но где здесь ты?!
- Везде...
- И что это за паутина?
- Паутина небытия...
- Небытия... - повторила Айяла. - Какое страшное слово!.. Но
почему у него такая прекрасная паутина?
- Потому что она неосуществима...
- Значит, - спросила Айяла, - здесь есть все, чего нет в жизни?
- Да, - ответил голос Айка. - И я тоже здесь...
- Как же ты тогда пришел ко мне в жизнь? - удивилась Айяла.
- Это ты пришла ко мне в небытие... - голос был тих и грустен. - Ты заберешь меня отсюда, ма?..
- О, да, да! - воскликнула Айяла. Я пришла за тобой...
И наступила тишина. Долгая томящая тишина.
- Где ты? - прошептала Айяла.
Никто не ответил. Но паутина небытия вдруг ожила, пошла волнами, заклубилась, потом вспыхнула, на мгновение ослепив Айялу, и превратилась в ярко светящуюся точку, которая устремилась в одинокой ниточке жизни, висящей в пространстве небытия... Светящаяся точечка коснулась конца нити, и та обвила точку и продолжала обвивать, пока не превратилась в прозрачное яйцо, сквозь стенки которого что-то светилось...
... Айяла открыла глаза. По-прежнему царила тишина. Вокруг мерцала Большая Ловушка. На душе было хорошо и спокойно, как, пожалуй, никогда еще не было... Она посмотрела наверх. Сквозь свод пещеры просвечивали звезды... Она посмотрела в темноту и увидела сквозь стены пещеры, как у входа беспокойно топчется Айс, не решаясь нарушить ее уединение и боясь оставить ее одну. И ощутила его тоску...
А еще дальше и выше, на вершине какой-то горы сидела громадная белая птица со светящимися зеленоватыми крыльями. А рядом на небольшой паутине уютно устроился Паук!.. Айяла внимательно всмотрелась в странное видение и встретилась глазами с белой птицей. И ее словно вознесло над пещерой, над горами, над миром...
- Спасибо, Учитель, - услышала она голос Паука. - Ты сделал больше, чем я просил...
- Не торопись, друг мой, - ответил белый мягкокрыл. - Еще неизвестно, чего я заслужил больше - благодарности или проклятий...
В любом случае я - всего лишь посох на ее Пути...
7. ЗОВ
Оолла услышала Его зов и сразу же откликнулась на него, сменив направление полета. Не то, чтобы Он звал на помощь. Он никогда этого не делал за исключением одного единственного раза... Но тогда, видимо, Он сделал это непроизвольно. Так птенец, попавший в беду, зовет своих родителей.
У него родителей не было. По крайней мере, никто их не знал, хотя мягкокрылы с подчеркнутым вниманием относились к родословной каждого члена Стаи. Не для того, чтобы заслугами предков приумножить собственные достоинства, но пытаясь сберечь обретенное ими богатство жизненного опыта. Единственное достояние, имеющее реальную цену. Он появился в Стае вдруг. Словно бы из ниоткуда. Сразу взрослым и ни на кого не похожим. Собственно, Он не навязывал себя Стае, но каждый мягкокрыл почувствовал Его появление в ментальном поле Стаи. И хотя Его поле резко отличалось от индивидуальных полей других мягкокрылов как существенно большей энергией, так и информацией, в нем заключенной, оно не было враждебно духовному вектору Стаи. Напротив, усиливало устремленность к духовным высотам и благоденствию каждого члена Стаи. Это означало, что он принес в Стаю новый жизненный опыт, ранее ей неизвестный, и значит, обогатил Стаю. Потому у Стаи не было оснований отторгать таинственного пришельца. Ни у кого из мягкокрылов не возникло такого желания. Интерес возник, и немалый, но чтобы изгнать... нет! Стая вовсе не представляла из себя некой жесткой социальной системы. Она была, скорее, духовной, нежели социальной общностью. Хотя не есть ли это высший уровень социальности?.. Впрочем, сей вопрос - из Его интеллектуального арсенала. В Стае бы он никогда не возник ввиду отсутствия предмета рефлексии. Каждый мягкокрыл вполне успешно сам решал свои жизненные проблемы, благо щедрость природы обеспечивала для этого все условия. И живности, и съедобных растений на склонах гор было предостаточно, за исключением редких суровых периодов, во время которых и проявлялись элементы социальности в форме совместного выслеживания добычи, коллективной охоты и разделения ее трофеев между всеми членами Стаи. Но это была чрезвычайно редкая ситуация, сохранившаяся только в коллективной памяти Стаи.
Максимальное наслаждение мягкокрыл получал от двух занятий - от свободного полета и от погружения в глубины собственной психики. Трудно сказать, что тянуло его в эти таинственные глубины. Может быть, сама таинственность? Или необъяснимое предчувствие какого-то очень важного для жизни и чрезвычайно интересного открытия? Или инстинкт самосохранения? Сохранения от чего?.. К сожалению, ответ на этот вопрос Стае не был известен. А может, и к лучшему?..
Но ни с чем не сравнимо было ощущение наслаждения от возвращения в ментальное поле Стаи после пребывания в тревожных и одиноких глубинах собственной психики, где все было зыбко, ненадежно и мучительно недостижимо. Как-то обреченно недостижимо при непреодолимом стремлении проникнуть как можно глубже. Только не иллюзорна ли эта глубина?..
А в ментальном поле Стаи было надежно и спокойно. Его громадная, по сравнению с индивидуальной, энергия была неопровержимым доказательством надежности бытия и оптимистичности его перспектив. Хотя в глубине души любой мягкокрыл понимал, что живет, страдает и умирает в одиночку. И все же в самые жуткие моменты самопознания оставалась надежда на помощь ментального поля Стаи, которое не отпустит частичку себя в небытие...
А Он и тут стоял особняком. С одной стороны, щедро вливая свою энергию в общее поле, с другой - сохраняя свою полную независимость от Стаи. Собственно, все мягкокрылы были независимы. Но и неотторжимы от Стаи. Его же независимость была абсолютной.
Впервые почувствовав Его появление в ментальном поле Стаи, Оолла ощутила ни с чем не сравнимое волнение, вроде бы сердце сжалось от тревожного, но и влекущего предчувствия. Потом, по мере привыкания к Его существованию, ощущение ослабело, но не исчезло вовсе, как бы став неотторжимой частью духовного мира Ооллы.
Когда она первый раз увидела Его в полете, ощущение это взрывом заполнило всю ее душу. Он был прекрасен, ослепительно белый, даже
поблескивающий в лучах солнца на фоне густо-синего неба. На первый взгляд совсем не похожий на других мягкокрылов, оперение которых - пестрое, серо-черное с вкраплениями белизны - делало их неразличимыми на фоне скалистого пейзажа.
Бывали, правда, и черно-белые мягкокрылы, сама Оолла, например, но такого - совершенно белого она видела впервые. Он будет выделяться на скалах, но окажется совершенно невидимым на леднике или на снежном склоне.
Впрочем, врагов, от которых нужно было бы маскироваться, у мягкокрылов на их высотах почти не было. Разве что громадные белоснежные кошки да высокогорные змеи. Но первые предпочитают более доступных жвачных, травоядных и лишь в крайнем случае обращают свой голодный взор в сторону мягкокрылов, а вторым по силам только птенцы. Но когда они вылупляются, мягкокрылы крайне бдительны. И чаще змеи идут в пищу птенцам, чем наоборот. Хотя бывали случаи... Кажется, именно в этот момент восхищения Им она и услышала впервые Его зов. И полетела следом. Он заметил ее, и теплая волна приязни и благодарности за отзывчивость избавила Ооллу от настороженности.
Он был странный, этот Белый Пришелец, и не понимал, казалось, очевидных вещей. Похоже было, что Он никогда не жил в Стае, а потому не знал ее порядков. Не таких уж, кстати, и обременительных. И Оолла терпеливо объясняла ему все, что требовалось. И словами, и чувствами, и образами. Собственно, и объяснять-то не было необходимости - достаточно было открыть себя, то есть позволить считать всю информацию ее ментального поля. Ну, почти всю. Самый-самый маленький кусочек Оолла все же утаила. Хотя и понимала, что это бесполезно - поведение выдавало ее с головой.
Но она на перешла в Его гнездо. Это было бы слишком. Да Он и не звал ее. А если бы позвал?.. На этот вопрос Оолла боялась отвечать себе. Но часто бывала поблизости от гнезда Белого Пришельца.
Устроил Он его, кстати, слишком высоко даже для мягкокрыла - на безжизненной, окруженной ледниками самой высокой вершине горной страны. Если бы Он не был мягкокрылом, то оказался бы там в полном одиночестве. Но мягкокрылы не бывают одиноки, ибо у них есть ментальное поле Стаи.
Однако Оолла обратила внимание на частые Его исчезновения из этого поля. В общем-то, мягкокрылы никогда не следили за этим. Быть или не быть включенным в общее поле - личное дело каждого. Тем более, что процесс самопогружения требовал подобного отключения. Но Оолла наблюдала за Ним, ибо пыталась понять Его. Почему-то ей казалось, что Он отключается вовсе не для самопогружения. Причин своего подозрения Оолла не смогла бы объяснить. Впрочем, как и происхождения многих других аспектов своего знания о мире. Так знала, так чувствовала, так видела мир - и это не требовало объяснений.
Вообще, мягкокрылы предпочитали погружаться в глубины психики вместо того, чтобы размышлять при ясном сознании, лишь чуть-чуть отключившись от мешающих шумов внешнего мира. Не потому ли, что часто кажется, будто именно там в глубине кто-то взывает о помощи, в общем-то, даже и не надеясь, что помощь придет. Быть может, это иллюзия? Даже наверняка - иллюзия, но Оолла не в силах заглушить этот зов. И не в силах не откликнуться на него.
Оказалось, что Он ничего подобного не слышит. По крайней мере, говорит, что не слышит. Может быть, это - как раз то, что отличает Его от остальных мягкокрылов?
- Скажи мне, кто меня зовет? - спросила Оолла как-то, прилетев к Нему в гнездо. Спросила, вовсе не надеясь на ответ, ибо кто может это знать?! Вопрос, не требующий ответа, но призывающий сочувствие.
Однако Он, нимало не смутившись, ответил:
- Тебя зовет Та, что потеряла себя...
Это было так неожиданно, что Оолла растерялась. И не знала, как реагировать - воспринимать как шутку или как красивую фантазию?
Но Его ответ звучал так просто и буднично, словно Он давным-давно знал это, и в Его тоне она не услышала ни малейшего намека на возможность шутки или фантазии. Смотрел Он при этом прямо в глаза Оолле, и была в Его взгляде совершенно обезоруживающая прямота. Оттого хотелось верить, что как Он сказал, так оно и есть на самом деле.
- Но разве я - это Она? - удивилась Оолла. - Почему Она зовет именно меня? Как она могла потерять меня?..
- Она - весь этот мир, - непонятно ответил Он. - И зовет она всех, но вряд ли кто сможет откликнуться так, чтобы она услышала. Потому что это невозможно... Хотя, кто знает?..
- Но кто Она?
- Мать Мира, - просто ответил Он, но Оолла не поняла, что Он имеет в виду. И не стала требовать разъяснений, чувствуя, что они окажутся за пределами ее разумения. И так она узнала очень много.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30