Не умеешь? Ну и не надо, моя крошка. Встань в сторонке, подожди. Аси, как не стыдно! Для этого есть дырка в полу, во-он там. Дети, пожалуйста, научите Аси ходить в дырку.
Орми слышал тихое чавканье, продолжавшееся довольно долго; потом, когда все поели, Грага сказала:
– Ну вот. А теперь, поскольку вы хорошо себя вели, мы с вами поиграем.
– Во что, тетя Грага? В кости?
– Ну конечно, Лау, во что же еще.
– Ура!!!
До Орми донесся грохот костей – не иначе как мамонтовых, и радостный детский визг. Вскоре, однако, все стихло, и Грага сказала:
– Ну а теперь, дети, самое главное. Наступил тот радостный миг, которого мы все с нетерпением ждали.
Орми почти физически ощутил, как напряглись и замерли дети, как затаили дыхание, боясь пропустить хоть единый звук, произнесенный «любимой учительницей».
– Мы решили сегодня перевести еще двоих из вас – конечно, самых лучших, самых добрых и честных.
– Кого, тетя Гага? – пропищал кто-то из самых маленьких.
– Сейчас скажу, Ляма. Тебе-то еще рано, ты знаешь. Ты у нас совсем крошка. А сегодня будут переведены… Гиу и Сюк!
Два радостных вопля, сотня разочарованных вздохов. Кто-то захныкал. Потом обиженный детский голос сказал:
– А мы знаем, что вас скоро заменят. К нам новые любимые учителя пришли.
– Что такое? Где они? – Грага явно встревожилась.
– А вон… ой! Нету. Они были вон там. Мы все их видели. Много дядь и одна тетя.
– Не слушайте его, тетя Грага. Эри вечно выдумывает. Мы просто играли.
– Плохие игры, – сказала Грага строго. – Нас не заменят. Вы что, стали меньше любить нас?
– Нет! Нет! Больше! – завопили дети.
– Ну хорошо. Гиу, Сюк, пойдемте. Вас ждут в комнате счастья.
– Пять подстилок каждому, вареные крысы через день и в кости играй, сколько хочешь! – вздохнул Эри с завистью. – Когда же меня переведут?
– Как только ты станешь таким же добрым, – сказала Грага. – И научишься не завидовать друзьям.
Удаляющиеся шаги, стук двери. И вдруг дети заговорили все разом, бурно обсуждая случившееся. В шуме голосов Орми разобрал отдельные фразы:
– Му! Почему ты сказал, что мы играли? Ведь они и вправду приходили!
– Тетя Грага не должна была знать. А то ей стало бы плохо. Она бы умерла.
Тряпки рядом с Орми зашевелились.
– Ну, хватит с меня, – услышал он голос Кулу. – Я вылезаю!
Орми выбрался из-под тряпок и с наслаждением вдохнул полную грудь воздуха. Ядозубы и Эйле тоже вылезли на поверхность, отдуваясь и морщась. В комнате опять было темно, дети галдели поодаль и вряд ли могли услышать их разговор.
– В детстве, – сказал Хлу, – мамаша любила совать меня рожей в свое дерьмо. Сунет, бывало, и хохочет: обнюхайтесь, братики. Но таких тряпок даже у моей мамаши не было.
– Пойдем отсюда, – сказал Барг.
– Вы уходите? – раздался совсем рядом детский голос. – Это я, Му. Не уходите.
– Нам нужно идти, Му, – сказал Орми. – Ты знаешь здешние коридоры? Где тут самая главная комната?
– Комната счастья? Вы пойдете к счастливчикам? А как же мы?
– Нет, комната счастья нам не нужна. Какие здесь есть еще комнаты?
– Комнат всего пять. Разве вы не знаете? Наша – раз. За этой стеной – комната, где рождаются. Вы же оттуда пришли, разве нет? Это два. Здесь и здесь – тоже комнаты для детей, это три и четыре. А за дальней стеной комната счастья. Там живут учителя и те, кого перевели, и там сколько хочешь еды: каши и крыс. Это пять.
– Так. Значит, нам, скорее всего, действительно нужно в комнату счастья. Покажешь, где вход туда?
– А что вы ищете? – поинтересовался Му. Потом он вдруг встрепенулся: – Прячьтесь! Дядя Граг идет! У нас урок добра!
Мальчик со всех ног кинулся прочь. В дальней стене вспыхнул огненный прямоугольник – там распахнулась дверь. Орми и его спутники нырнули обратно в кучу тряпок.
– Здравствуйте, милые детки, – раздался густой и приторный мужской голос. – Начинаем урок добра. Эри, Лау, вы будете отвечать. Подойдите ко мне. А вы все поможете мальчикам, если они не справятся. Итак, начнем. Представьте, Эри и Лау, что вы остались одни в этой комнате. Всех остальных перевели, а вы остались. И вот приходит утро, а учителей нет. Никто не принес вам каши. Никто не зажег свет. Что вы будете делать?
– Ждать.
– Хорошо. А еще?
– Терпеть и верить.
– Молодцы. Ну, слушайте дальше. Проходит день – никого нет. Два дня – никого. И еще много, много дней. Вы уже не можете терпеть голод. Что делать?
– Не знаю…
– Подумайте хорошенько. И вы, дети, подумайте…
Хлу негромко захрапел. Орми пнул его в бок. Храп прекратился. Орми и самому страшно хотелось спать. Он осторожно высунул нос из груды тряпья, вдохнул воздуха и тут же провалился в глубокий сон без сновидений.
Проснувшись, он сначала не мог понять, где находится; потом до его сознания стал доходить монотонный приторный голос:
– …Надо сказать: «Кушай, дорогой друг». И разбить себе голову о стену. Таков правильный ответ, и мне жаль, что никто из вас не догадался. Хотя многие были близки к разгадке. Особенно хорошо отвечали Му и Лау. Но, дети, теперь вы поняли, как решается эта задачка? На сегодня довольно, можете ложиться спать.
Как только Граг удалился – об этом можно было судить по стуку двери, – Орми, Эйле и ядозубы вылезли из тряпок и Орми тихо позвал:
– Му! Где ты?
– Я здесь. – Му снова был рядом.
– Ты можешь дать нам вашу лампадку и показать, где дверь в комнату счастья?
– Да. Только пусть сначала все заснут.
– Ну хорошо. Пусть заснут.
Дети тем временем опять обступили пришельцев.
– Как хорошо, что вы еще здесь! Поиграйте с нами!
– В другой раз, – мягко сказала Эйле. – А сейчас пора спать. Ну-ка, быстренько ложитесь.
– Все вы, Граги, одинаковые, – проворчал Эри.
Дети разобрали свои вонючие подстилки и улеглись на полу. Через некоторое время Орми услышал шепот Му:
– Они спят. Идите за мной. Здесь есть проход посерединке.
– А лампадка? В темноте мы не сможем открыть дверь.
– Я зажгу. Сначала надо дойти. А то проснутся.
Они шли довольно долго – комната оказалась большой. Наконец уперлись в стену. Му зажег светильник.
– Нам дают очень мало масла. Мы его бережем. А все-таки что вы ищете?
– Да мы сами толком не знаем, – Кулу осмотрел дверь, нашел темный кружок и приложил к нему сморщенную ладошку менхура. Дверь открылась, яркий свет хлынул в комнату.
– Возьмите меня с собой, – попросил Му – Я же вам помог.
– Нет, нельзя. Тебе придется остаться, малыш, – сказала Эйле.
– Пожалуйста, – прошептал Му, сдерживая рыдания.
– Ну, будь хорошим мальчиком. Мы не можем тебя взять.
– Хочу в комнату счастья! Хочу!
– Мы скажем, чтобы тебя завтра же перевели, – сказал Барг.
– Правда?
– Чтоб мне жить вечно.
Барг выскочил в освещенный коридор, и за ним следом – Кулу, Орми, Хлу и Эйле. Эйле поспешно захлопнула дверь, но в самый последний миг в щель просунулось что-то маленькое и юркое…
– Хосю в комату сяся!
– Это еще что такое? – гневно воскликнул Кулу. А Эйле взяла крошечную девочку на руки и спросила ласково:
– Ты кто?
– Ляма! – Малютка была настроена решительно и держалась с достоинством.
– Открывай опять дверь, Кулу, – сказал Орми. – Придется запихнуть ее обратно.
– Ну да, – проворчал Хлу. – Откроешь, а они хлынут оттуда, как икра из перезревшей соплянки.
– Возьмем ее с собой, – сказала Эйле, просительно глядя на Кулу и Орми – Она такая мужественная и сильная. Совсем не простой ребенок. Жалко оставлять ее здесь на погибель.
– Но ведь никакой комнаты счастья нет! Куда мы ее поведем?
– Несите в комату сяся, а то буду кичать, – заявила Ляма. – Вот так: а-а-а!
За поворотом коридора послышались шаги.
– А, будь она проклята, – глухо произнес Кулу. – Бежим!
Они помчались прочь, вправо по тоннелю. Этот коридор, по-видимому, тоже был кольцевым и располагался внутри первого кольца. Ляма крепко обхватила шею Эйле. Вдруг в стене коридора, немного впереди, открылась железная дверь, и тоннель на мгновение огласился ужасным криком, полным боли, отчаяния и еще чего-то такого, что выходит далеко за пределы обычного человеческого страдания и потому не имеет даже названия. Кулу – и тот содрогнулся от этого крика. Ляма же только сильнее прижалась к Эйле. А из открывшейся двери вышла женщина в серой одежде; дверь захлопнулась и похоронила крик в недрах неведомой темницы. Женщина бросила равнодушный взгляд на бегущих незнакомцев и прижалась к стене, чтобы пропустить их. Потом она вдруг встрепенулась и прыгнула на середину коридора, растопырив руки. Кончики пальцев у нее были измазаны красным.
– В чем дело? Моя воспитанница из шестого питомника! Кто вам дал право? Лямочка, кто эти люди?
– Тетя Гага, – прошептала Ляма, пытаясь зарыться в волосы Эйле.
Кулу остановился, размышляя, убить ли Грагу сразу или сперва попытаться что-нибудь выведать; остальные столпились вокруг. Внезапно Ляма высунула голову и крикнула:
– Уки в кови! Уки в кови!
Глаза девочки сверкали, как у болотной кынды в гневе, голос ее неожиданно окреп, маленький пальчик указывал на Грагу. Женщина попятилась, спрятав руки за спиной. Она была явно растерянна и смотрела на Ляму чуть ли не с ужасом.
– Ты испотила комату сяся! – вопила Ляма. – Ты плохая! Плохая!
Грага сунула два пальца в рот и пронзительно свистнула. И тогда Кулу прыгнул и пронзил ее мечом.
– Опа, – сказала Ляма, моментально успокоившись. Снова топот – на этот раз спереди. И сзади тоже кто-то приближался. Спрятаться было некуда, кроме той двери, откуда вышла Грага. Кулу открыл эту дверь, как и все прежние, менхурьей ладонью. Орми первым шагнул в тускло освещенную комнату, за ним все остальные. Дверь захлопнулась.
– Комата сяся, – сказала Ляма.
Это была крошечная конурка с серыми стенами. В маленькой нише чадил светильник и тускло блестели странные железки. Орми шагнул к нише, как вдруг кто-то крепко схватил его за ноги. Он посмотрел вниз и увидел маленькое, бесформенное шевелящееся существо. Оно хрипло стонало и цеплялось за его ноги, обливая их чем-то горячим.
Эйле страшно вскрикнула. Кулу зажал ей рот ладонью.
– Сюк, – сказала Ляма.
– Убей меня, дяденька, – прохрипело существо.
От головы его – если это еще можно было назвать головой – тянулась пара железных нитей, они исчезали в дырочке в стене. Люди застыли, потрясенные, охваченные страхом.
Кулу сказал:
– А мы-то… не могли новую пытку придумать.
– Куда нам… – пробормотал Барг. – Та самая Грага, которая… Они ее любят все, Улле им в глаз…
– Прикончи ты его, – сказал Кулу, морщась. – Все равно не жилец.
– Кысы чеез день… – всхлипнула Ляма.
– Убей меня, добрый дяденька, – пробулькал, захлебываясь слезами и кровью, несчастный Сюк. И Орми, содрогаясь, ударил его мечом.
– Опа, – сказала Ляма.
– А ну, слезай! – крикнула Эйле, отрывая цепкую малышку от своей шеи. – Тебя добру учили или свинству? Ножками пойдешь!
Но Ляма не отцеплялась ни в какую.
– Ну и силища у тебя.
– Помочь? – предложил Орми.
– Ладно, понесу. Бежим скорей отсюда!
– Сто вы исете? – спросила Ляма. Но ее вопрос остался без ответа.
Каморка была прохладной. Они вошли в длинный полутемный зал. Запах крови ударил Орми в нос. Он огляделся, не веря глазам. Это была пыточная. На стенах, в цепях, висели дети, сотни детей… У Орми помутилось в голове. Шатаясь, он поднял ружье. Самодовольные, спокойные Граги, мужчины и женщины, в забрызганных кровью халатах, деловито занимались своей страшной работой. Орми выстрелил, и ружья его спутников прогремели следом, одно за другим. Кровь бешено стучала в голове, и Орми уже не видел ничего вокруг и не понимал, что делает. С диким ревом он обнажил меч, бросился вперед и стал рубить направо и налево визжащих, мечущихся Грагов и Граг. И ядозубы от него не отставали, так что скоро весь пол этой жуткой комнаты был завален кровавыми обрубками, и ни один палач не ушел от возмездия. В пылу боя Орми не заметил, что двое или трое из тех, кого он убил, получив смертельную рану, не падали с воплями, заливаясь кровью, а растекались мутной слизью и растворялись в воздухе серым дымком… Но вот к Орми вернулся разум, и он услышал ворчливый голосок Лямы:
– Ну это вы, дяденьки, слишком. Зья.
Эйле уже не держала ее. Ляма сама висела на ее шее и дрыгала ножками. А Эйле была бледна, как покойница.
Потом заговорили дети на стенах. Большинство, плача, просили убить их. Но были и такие, кто бормотал нечто совсем иное…
– Еще! Еще! Убейте их! – пыхтели те, кто висел ближе к концу зала. А самые последние, у дальней стены, извивались, закатывали глаза и стонали – не так, как стонут от боли, а совсем иначе, и шептали: – Ах… Ну зачем… Кто теперь вырвет мне ноготь… Надавит мне вот здесь… пожалуйста… еще…
Эти безумцы были изуродованы больше всех.
– Тозе комата сяся, – сказала Ляма. Орми, Эйле и ядозубы с воем кинулись к задней двери, зажимая уши и стараясь не глядеть по сторонам. У Кулу тряслись руки. Он долго не мог попасть менхурьей ладошкой в темный кружок. Наконец дверь захлопнулась позади них. Снова они стояли в кольцевом коридоре – на этот раз поперечник кольца вряд ли превышал полмили.
– Скоро середина, – сказал Барг.
Орми заметил, что яйцо Клыкача потяжелело да вдобавок еще и разогрелось.
– Приближаемся, – пробормотал Орми. – Знать бы только к чему.
– Зачем марбианам эти дети, Граги, уроки добра? – подал голос Барг. – Ничего не понимаю… Ну, захотели потешиться – тешьтесь, но добру-то зачем детей учить перед этим?
– Что же тут непонятного, – буркнул Орми. – Они копят зло в накопителях, чтобы потом пустить время вспять. А если детей перед пытками научить добру – или хотя бы тому, что эти твари считают добром, – зла получается больше.
– Не надо разговаривать, – пробормотала Эйле странным, сдавленным голосом. – Скорее вперед. Опасность рядом. Кто-то смотрит на нас…
– А сто вы исете? – перебила ее Ляма.
– Крыс вареных. – Кулу пересек коридор и открыл дверь на другой стороне.
– Нет, ну плавда!
– Замолчи!
Эйле вдруг пошатнулась и упала. Орми помог ей подняться. Ляма так и не отцепилась от ее шеи, а во время падения успела перебраться на спину.
– Послушай, девочка, Эйле устала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42