– Ну, как вам объяснить… Во-первых, отец находит унизительным тот факт, что мы занимаемся сбором одежды для бедных и к тому же сами ее развозим. Его шокирует, что мы помогаем женщинам, попавшим в тюрьму. Он не выносит моих ученых подруг, которых называет «синими чулками», не приветствует, что ко мне домой часто съезжается уйма народу, когда мы проводим собрания членов общества. Ну, в общем, слишком долго перечислять… – Эдвина вздохнула. – Я не понимаю своего отца и вряд ли когда-нибудь смогу понять.
– Может, истинная причина его недовольства кроется в том, что ему прекрасно известно, что происходит в его собственном клубе? Обильные возлияния, азартные игры, сомнительные компании, о которых домашним неприлично рассказывать… Ничего ужасного, но посторонних лучше в это не посвящать.
Продолжая тереть висок, Эдвина улыбнулась одними уголками губ.
– Вы говорите так, словно знакомы с моим отцом.
– Нет, с вашим отцом я не знаком, однако знаю нескольких других папаш. Они считают, что имеют право жить по другим правилам, нежели их собственные дочери. И я не могу их в этом винить. Хотя у меня самого вряд ли когда-нибудь будут дети, я смею сказать, что, будь у меня дочка, я бы запирал ее в комнате на замок и не подпускал к ней мужчину на расстояние пушечного выстрела.
Эдвина недоуменно захлопала ресницами.
– Вы сказали, что у вас вряд ли когда-нибудь будут дети. Почему, интересно?
– Нетрудно заметить, Эдвина, что я не создан для брака, а давать жизнь детям вне брака и создавать им тем самым дополнительные трудности в жизни я не намерен.
– Не созданы для брака? – Эдвина выпрямилась. – А мне показалось, что как раз наоборот.
– Весьма забавно, – раздраженно проговорил Прескотт. И его лицо стало непроницаемым.
– Я говорю совершенно искренне, Прескотт. Признаюсь, меня несколько обескуражило то, как вы восстановлены против брака. Может быть, это из-за того, что ваши родители дали вам жизнь вне брака?
Прескотт недовольно нахмурился. Он не ожидал, что Эдвина будет настойчиво муссировать эту тему. Ну и что! Она все равно будет продолжать его расспрашивать! Эдвина ничего не могла с собой поделать: этот вопрос был для нее слишком важен.
– Это потому, что я не смогу быть хорошим семьянином, – проговорил Прескотт сердито. – Просто не такой я человек по складу характера.
– Я не могу согласиться с вами. Вы прекрасно умеете слушать другого человека, что, к сожалению, редко встречается у мужчин. Кроме того, у вас прекрасное чувство юмора. Вы надежны и заслуживаете доверия. По-моему, любой отец и муж должен обладать этими прекрасными качествами.
– Ваш супруг обладал хоть чем-нибудь из этого набора достоинств?
– Н-нет… По правде сказать, ни одним из них он не обладал.
– Что и требовалось доказать! Женщинам не нужны хорошие слушатели. Им нужны деньги, положение в обществе, осуществление честолюбивых надежд. А идеальный вариант – получить все, вместе взятое. А я им ничего из этого не могу предоставить. – Прескотт разгорячился. – Более того, я ни за что на свете не пойду на величайшую в мире глупость, навечно приковав себя к какой-нибудь одной женщине.
Это было произнесено с таким пылом, с такой внутренней убежденностью, что Эдвина выпрямилась и пристально посмотрела на Прескотта.
– Я не представляла, что вы такого низкого мнения о женщинах.
– О, ну что вы! Я очень люблю женщин. Я их просто обожаю! Но я ни за что не положусь ни на одну из них. Никогда в жизни!
Наступила неловкая тишина. Было только слышно, как щебетали птицы, а рядом галдели играющие дети.
Эдвина покачала головой, до глубины души расстроенная его признанием.
– Мне интересно знать, Прескотт, кто так сильно вас ранил, что вы разом ополчились на всю прекрасную половину человечества.
Прескотт отвернулся, снял шляпу и провел рукой по волосам. Он молчал, неподвижным взглядом уставившись на синевшее вдали озеро Серпантин. Его густые волосы отливали на солнце медью.
– Кэтрин Данн? – спокойно спросила Эдвина.
– В Андерсен-Холле я научился многому. – Он снова повернулся лицом к Эдвине и водрузил свою шляпу на место. – Она была только одной из многих моих учителей. – То, каким тоном Прескотт это произнес, не допускало никаких дальнейших расспросов, и Эдвине ничего другого не оставалось, как замолчать и продолжать сгорать от любопытства, строя догадки о том, что связывало в прошлом Прескотта и миссис Кэтрин Данн.
Холодно глядя на Эдвину, Прескотт проговорил:
– А это значит, миледи, что относительно меня вы можете быть спокойны – я не собираюсь настаивать в дальнейшем на продлении нашей помолвки.
Это заявление Прескотта как ножом полоснуло ей по сердцу. Оно подействовало на Эдвину гораздо сильнее, чем пощечина, полученная от ее достопочтенной свекрови.
Не глядя на Эдвину, Прескотт предложил ей руку и сказал:
– Мне нужно съездить в Андерсен-Холл, чтобы проведать малышку Иви. Я уже давно не был в приюте. Не сомневаюсь, доктор Уиннер также хочет услышать от меня рассказ о том, как продвигается наше с вами дело. Вы поедете со мной?
С тяжелым сердцем Эдвина взяла Прескотта под руку и пошла рядом с ним. Ей внезапно показалось, что солнце светит не так ярко, а птицы щебечут не так весело, как раньше.
Глава 20
Эдвина раздвинула шторы и посмотрела в окно, надеясь увидеть Прескотта. После вчерашнего разговора во время прогулки в Гайд-парке ее не покидало тревожное чувство. Нельзя сказать, что они поссорились. Но на обратном пути оба не проронили ни слова, и это молчание действовало на Эдвину удручающе, если не сказать больше.
На самом деле она сама во всем виновата. Ничего удивительного, что у него сложились такие убеждения – они явились отражением его жизни. Какое она имеет право подвергать сомнению правильность его мнения? Однако в глубине души у Эдвины жила уверенность, что из Прескотта выйдет замечательный отец. И муж, раз уж на то пошло. Он такой понимающий, внимательный и такой добродушный… Она была уверена, что стоит его немного приободрить…
Господи, о чем она думает? Не собирается же она и в самом деле выходить за Прескотта замуж! Однако стоит ему назвать по имени другую женщину, она буквально места себе не находит от ревности. Наверное, она помешалась от постоянных размышлений о шантажисте. Скорее всего так и есть. Иначе с чего бы ей так терзать себя из-за всякой ерунды?
Однако нельзя было не признать, что за время их короткого знакомства дружба с Прескоттом стала очень много значить для Эдвины. Ее ни на миг не покидало ощущение, что она знала его всю жизнь. Возможно, это чувство появилось из-за того, что, прежде чем встретиться с Прескоттом, она в течение многих дней изучала, что он собой представляет. Но результат ее исследования едва ли хоть чуть-чуть отражал богатство и сложность натуры Прескотта Дивейна…
Дверь в голубую гостиную отворилась, и в дверном проеме показалась голова Джинни.
– Ах вот ты где, дорогая моя! – Шурша светлыми кружевными юбками, Джинни подошла к Эдвине. – Прячешься от юных особ, атаковавших наше общество?
– Ах… Ну да. – Эдвина поспешно отвернулась от окна и опустила штору. – Гм… Я не представляла, что их окажется так много.
– Неудивительно: мы можем предложить им то, что они больше нигде не смогут найти – надежный причал, где их будут воодушевлять на исследования запретных для них тем. Несколько барышень, кажется, очень интересуются общественными работами, которые мы проводим.
– Мы привлекаем слишком много внимания к нашему обществу, Джинни. Меня не оставляет предчувствие, что добром это не кончится.
Джинни развела руками:
– А что может случиться? Ты владелица помещения и всего этого дома. Все мы здесь находимся по своему собственному желанию. Насильно мы здесь никого не держим. Не хочешь оставаться членом общества – пожалуйста, можешь уйти в любой момент.
На сердце у Эдвины кошки скребли. Кусая губы, она качала головой.
– Если люди станут думать, что мы дурно влияем на их дочерей, это значительно осложнит нам жизнь. Кроме того, я не хочу обострять проблему взаимоотношений отцов и дочерей.
– Ты хотела сказать «отцов и детей»? – Джинни мило улыбнулась.
– Ну да, конечно. – Эдвина опустила глаза. – Я горько сожалею о том, что между отцом и мной произошел разлад. И нужно сделать все от нас зависящее, чтобы в дальнейшем избежать подобных осложнений.
Джинни схватила Эдвину за руку.
– Но если бы ты могла все начать сначала, разве отказалась бы от мысли основать женское общество?
– Если бы у меня появилась возможность все начать сначала, я бы не стала повторять прошлые ошибки. В особенности в отношениях с отцом. Я все сделала бы не так. Я сообщила бы ему, что за организацию я создаю. Привела бы другие доводы. Все прошло бы без крика, скандалов и слез… – Она закрыла лицо руками и прошептала: – С ним я как будто бьюсь головой о стену. Я теряю терпение и даю волю эмоциям.
– Он – твой отец. И когда тебя не понимает родной человек, это всегда очень больно.
– Но я сама подтолкнула его к такому поведению. Жаль, что я не умею улаживать дела более дипломатично. – Эдвина вздохнула, вспомнив, как тонко и деликатно умел обходить острые углы Прескотт. Может быть, на его примере она научится лучше общаться с людьми?
– Что-то мне подсказывает, что дипломатия едва ли может кому-нибудь помочь в отношениях с графом Вуттон-Барретом. – Джинни ласково погладила Эдвину по спине. – Ты еще не разговаривала с отцом?
– Нет. Надеюсь, что вдовствующая графиня не осуществила свои угрозы и не написала ему.
– А когда он все равно узнает обо всем?
Эдвина пожала плечами и подняла глаза на Джинни.
– Может быть, к тому моменту все уже закончится и отец будет счастлив, что позорящий его знатный род мезальянс не состоится.
Джинни нахмурилась. Она с тревогой посмотрела на Эдвину:
– А ты сама, Эдвина? Ты тоже будешь счастлива, что отношения с мистером Дивейном подойдут к концу? По-моему, ты очень привязалась к нему.
Эдвина хотела было возразить, но Джинни жестом остановила ее.
– Я вижу, с какой тоской ты смотришь в окно, когда должен прийти Прескотт. И как ты мило краснеешь всякий раз, когда произносят его имя. И то, как ты светлеешь лицом, когда он входит в комнату. Все это, вместе взятое, наводит меня на мысль, что ты неравнодушна к нему. Хотя ты это отрицаешь.
У Эдвины вспыхнули щеки. То, что заметила Джинни, не могло не встревожить Эдвину. Она была ошеломлена. А что, если Джинни не единственная, кто заметил это?
– Всем остальным такое поведение видится естественным для влюбленной женщины, что вполне вписывается в общий замысел. Но я знаю тебя, Эдвина: ты новичок в искусстве притворства.
– Ну, может быть… я чуть-чуть увлечена, – пожала плечами Эдвина и улыбнулась Джинни, желая разубедить подругу. – Но это только легкий флирт – и ничего больше. Это несерьезно.
– Ты и легкомыслие – две вещи несовместные. – Это все равно что назвать Дженел милой цыпочкой.
Эдвина изобразила на лице улыбку.
– Против Прескотта Дивейна не устоит даже Снежная королева, Джинни. К нему нельзя оставаться равнодушной. Но это вовсе не значит, что он завоевал мое сердце.
Взяв руки Эдвины в свои ладони, Джинни покачала головой:
– Только, ради Бога, не пойми меня превратно, Эдвина. Я не имею ничего против мистера Дивейна. Просто я волнуюсь за тебя. У этого мужчины репутация человека, увлекшего множество женщин. И я не хочу, чтобы он разбил тебе сердце.
Эдвина убрала руки из ладоней Джинни, отвернулась и, подойдя к окну, снова стала смотреть на улицу.
– Полно тебе, Джинни. Тебе не о чем беспокоиться: Прескотт сейчас уже строит планы на будущее, и в них нет места для меня. Пройдет совсем немного времени – мы разберемся с шантажистом, и Прескотт исчезнет из моей жизни навсегда. – При этой мысли у Эдвины больно защемило сердце. И в самом деле, раз у них осталось так мало времени, ей нужно как можно скорее уладить все недоразумения с Прескоттом. – Мы с ним просто друзья.
Джинни поджала губы и устремила задумчивый взгляд куда-то вдаль.
– Хорошо, как тебе будет угодно, – вздохнула она, а затем оживилась. – Я сказала молодым особам, которые желают вступить в наше общество, что ответ им дадут в течение месяца. Надеюсь, сделав так, я не превысила свои полномочия?
Эдвина прогнала прочь грустные мысли и снова повернулась к Джинни:
– Разумеется, нет. За это время мы успеем все хорошенько обдумать.
– Ты имеешь в виду, хорошенько рассмотреть их кандидатуры? – подняла бровь Джинни. – Я опасаюсь, что некоторые из заявителей недостаточно…
– …серьезно относятся ко всей этой затее?
– Совершенно верно.
– Согласна. Довольно трудно будет отделить зерна от плевел. С другой стороны, мы не должны отворачиваться от женщин, которые искренне заинтересованы в самообразовании и труде на благо общества. Тем не менее, если мы примем в свои ряды слишком много новых членов – особенно тех лиц, чей интерес весьма поверхностен, – это ослабит нашу организацию. А мне бы очень не хотелось растерять то чувство общности, которое успело у нас сформироваться.
– Ты права, Эдвина. Мы должны взвесить все «за» и «против». Ведь по таким вопросам не существует никаких пособий, верно?
Эдвина качала головой, ощущая себя совсем потерянной.
– Надо подумать об этом. Это критический момент в истории нашего общества, Джинни. Я боюсь ошибиться.
– Ах вот вы где! – закричала с порога Дженел. Она вбежала в комнату, шурша кисейным платьем и размахивая над головой карточкой цвета слоновой кости. – Теперь оно у нас есть! – Ее глаза возбужденно блестели, а на губах играла довольная улыбка. – Собирайте сумки, дамы: мы все отправляемся за город!
– Эдвина получила приглашение в имение Кендриков? – Джинни подошла к Эдвине и взяла ее за руки.
Дженел еще раз взмахнула карточкой.
– Да, получила.
– Просто не верится! – От радости Эдвина обняла Джинни.
– А это означает, что теперь мы все приглашены, – объявила Дженел.
– Как это? Ты же, кажется, не собиралась туда отправляться.
Дженел сделала гримасу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37