Ложись в постель и делай то, что я велю. Я измучен возбуждением и должен его удовлетворить.
С поникшими плечами и больно бьющимся сердцем Анжи опустилась на край кровати и услышала, как он сказал:
— Перебирайся на середину постели и ляг на спину. — Он стоял рядом и смотрел на нее.
Анжи сделала, как он велел. Она легла на спину, сжав по бокам кулаки. Девушка дрожала, и стон отчаяния сорвался с трепещущих губ, когда Баррет, ухмыляясь, склонился над ней и рванул лиф рубашки, обнажая ее груди. Она слышала, как он судорожно вздохнул и громко выразил свое одобрение:
— Ах, дорогая, что за милые спелые юные грудки. Они точно такие, как я и предполагал. Упругие, высокие, полные и сладкие.
Анжи закрыла глаза, чувствуя себя совершенно несчастной. И тут же почувствовала его ледяные руки у подола своей рубашки. Крепясь изо всех сил, она лежала не шелохнувшись. А Баррет медленно, очень медленно, тянул прозрачную рубашку вверх по ее коленям, бедрам, животу. Наконец он выпустил ее из рук, напрягся и стоял над молодой женой, глядя на ее обнаженное тело, и хрипло бормотал: — Красивая… какая красивая…
Его жадные глаза были прикованы к ее подрагивающему от рыданий животу и золотистым вьющимся волоскам между ног. Анжи повернула голову в сторону, и жаркие слезы потекли по похолодевшим щекам.
Баррет, не отрываясь, смотрел на обнаженную девушку. Улыбнулся и развязал пояс своего атласного халата. Анжи крепко сжала веки, когда он скользнул вниз, на пол. Всхлипнула, почувствовав его тяжелое тело рядом с собой, когда он опустился на кровать.
— Посмотри на меня, Анжи, — хрипло приказал Баррет.
Полные слез покрасневшие глаза неохотно открылись. Она смотрела ему в лицо, не желая видеть его тело.
— У моей дорогой женушки, — прошептал он, — красивое соблазнительное тело, и я покажу тебе все, что можно с ним делать. — Он приподнялся, полностью забираясь на кровать. К ужасу Анжи, мерзкий голый мужчина встал на четвереньки около нее. Его улыбающееся, покрасневшее от страсти лицо приблизилось к ее груди, его рот был приоткрыт, розовый язык высунулся. Похожий на голодного уличного кота, который видит перед собой миску с густой сметаной, Баррет начал жадно упиваться левой грудью Анжи, издавая ужасные чавкающие звуки, увлажняя слюной ее трепещущую от отвращения плоть. Ее напрягшееся тело покрылось мурашками, и Анжи мысленно молила Бога о смерти. Когда, наконец, жуткое хлюпанье закончилось, она затаила дыхание и ждала, молясь, чтобы все кончилось побыстрее.
— Котик, открой глаза. — Голос Баррета прозвучал у ее уха.
Полные страха зеленые глаза нервно распахнулись, и она увидела над собой его ухмыляющееся лицо. Карие глаза старика горели страстью, его губы были влажными. Из левого уголка его рта тоненькая ниточка слюны текла к подбородку. Его учащенное дыхание доносило до нее запах спиртного, сигар и чеснока. Казалось, он совершенно не замечает ее отвращения, не понимает, что ее омерзение довело Анжи до тошноты. Вновь и вновь она пыталась подавлять брезгливость, поднимающуюся в ее горле.
Открытый рот приблизился к губам Анжи. Она повернула голову в сторону и почувствовала, как язык Баррета скользит по ее губам, стараясь проникнуть внутрь. Не в состоянии найти вход, который он искал, он облизывал ее дрожащие губы, вызывая у нее стоны отчаяния, которые он принимал за вздохи страсти.
Подняв седую голову, Баррет счастливо улыбнулся и игриво укусил ее за кончик носа.
— Котик, мы с тобой будем по-настоящему счастливы. Подумай, дитя, каждую ночь я буду насыщаться твоими грудями, и… — Он помолчал, как будто новая мысль осенила его. — Нет! Не каждую ночь. Анжи, до меня только что дошло. Сиеста! Разве это не прекрасно? Ты будешь в моей постели и каждый день. Мы будем приходить сюда в дневное время, лежать обнаженными и играть. Ты рада, дорогая? Когда остальные в этом огромном доме будут спать после обеда, мы будем заниматься любовью.
Сейчас Анжи презирала этого ужасного мужчину еще сильнее, чем его самонадеянного сына. Она молча лежала рядом с этим пыхтящим лжецом и поклялась свести счеты с ними обоими. Каким образом, она еще не знала. Но она обязательно придумает, как это сделать. Даже если на это уйдет вся ее жизнь, она заставит обоих МакКлэйнов заплатить за то, что они сделали с ней. Анжи чуть не улыбнулась при этой мысли. Это облизывающееся омерзительное животное заплатит высокую цену за свою привилегию спать с нею, так же, как и его бессердечный красавец-сынок поплатится за то, что отнял у нее девственность. Желание насладиться своей местью дало Анжи желание жить и перенести этот ночной кошмар.
— Дитя мое, — тяжелый от страсти голос Баррета прорвался в ее мысли, — я бы хотел провести с тобой больше времени, но я слишком возбужден, дорогая. Раздвинь ноги, девочка, у меня для тебя есть кое-что горячее и твердое. — Он неловко взгромоздился на нее, раздвигая ей ноги и вставая на колени между ними. — Открой глаза, Анжи. Посмотри сюда, — сказал он, ухмыляясь, и обхватил рукой свой поднявшийся член. — Я собираюсь вонзить это в твое влажное теплое местечко, маленькая моя. Боль будет острой, как бритва, так что можешь плакать и кричать, если хочешь.
Без дальнейших слов Баррет МакКлэйн склонился над испуганной молодой женой. Рыча от возбуждения, он приближался к ней. Глаза Анжи закрылись, и рыдания сорвались с ее губ, перерастая в вопль, когда его жесткая плоть коснулась ее. Крик Анжи был последним, что услышал пьяный Баррет МакКлэйн. Тяжело упав, он потерял сознание до того, как войти в нее.
Довольно долго Анжи лежала под ним совершенно неподвижно, не осмеливаясь дышать и не понимая, что случилось. Секунды шли, и его тело становилось все тяжелее, а громкий храп вырвался из его открытого рта. Осторожно открыв глаза, она посмотрела на мужа. Его голова лежала на ее правой груди, щекой прижимаясь к соску. Рот был широко открыт, его горячее дыхание обдавало жаром ее лицо. Напуганная, она скорчилась и толкнула его изо всех сил. Сдавленные рыдания вырвались у нее из горла.
Довольно долго Анжи не могла высвободиться из-под неимоверно тяжелого тела, распростертого на ней. Затем, собрав все свои силы, она, наконец, сбросила его с себя. Отвратительный старик развалился рядом, все еще придавливая ей одну руку. Отчаянно желая убежать подальше от этой кровати и пьяного храпящего человека, она дергала свою руку с таким отчаянием, что, казалось, она вот-вот оторвется.
И все же у нее ничего не получалось. Чувствуя, что с удовольствием отрезала бы собственную руку, если бы от этого зависело ее освобождение, Анжи вонзила свои острые зубы в голое плечо старика и изо всех сил укусила его. Баррет не проснулся, но застонал и немного отодвинулся, отрывая плечо от кровати. Анжи этого было достаточно. С криком радости она царапнула его по спине, стараясь сделать больнее. Освободив руку, тут же вскочила с кровати, расширенными и дикими глазами глядя на распростертое перед ней обнаженное тело мужа.
Натянув на себя серый атласный халат Баррета, Анжи попятилась назад. Она боялась, что в любую секунду это похотливое чудовище может проснуться и вновь взгромоздиться на нее. Ее взгляд был прикован к нему до тех пор, пока она не уперлась спиной в дверь. Повернувшись, Анжи выбежала вон из комнаты. Сердце тяжело стучало в ее груди, она тщетно пыталась запереть дверь. Но замка на ней не было. Баррет МакКлэйн распорядился, чтобы замки на двери между двумя комнатами — его и ее — были убраны за сутки до свадьбы.
Ее перехитрили. Анжи быстро соображала, что делать. Прежде всего, она должна вымыться. Сбросив халат на пол, она пробежала по толстому дорогому ковру к высокому комоду. Дрожащими руками вылила воду из фарфорового кувшина в находящийся рядом таз. Икая от рыданий, нашла мягкую ткань и погрузила ее в воду. Сожалея, что у нее нет куска щелочного мыла, она взяла с полки квадратный, пахнущий хвоей мыльный брусок.
Не менее получаса несчастная молодая женщина терла свое обнаженное тело, надеясь смыть со своей кожи следы слюны, оставленные ее отвратительным стариком-мужем.
Еще долго после того, как ее кожа порозовела и зашелушилась от сильного трения, Анжи продолжала тереть свое тело. Когда она устала до изнеможения, Анжи бросила ткань и воду и прошла через комнату к большому дубовому столу Баррета МакКлэйна. Не удивилась, найдя там то, что искала. Полупустая бутылка крепкого виски находилась в нижней полке стола. Анжи достала ее, открыла и поднесла к губам. С гримасой отвращения она прополоскала рот огненной жидкостью и выплюнула ее в таз. Потом еще раз набрала виски в рот и держала его там до тех пор, пока не начала задыхаться; затем вновь выплюнула обжигающую жидкость в таз. Анжи никогда еще до этого не пробовала виски. Она подумала, что его вкус ужасен; но он гораздо лучше отвратительных поцелуев Баррета МакКлэйна, которые она хотела во что бы то ни стало стереть со своих губ. Удовлетворенная тем, что с ее тела исчезли, наконец, его следы и запах, Анжи поставила виски на место и начала осматриваться в поисках какой-нибудь подходящей одежды.
Какой-то документ лежал поперек стола, и ее имя в самом его начале привлекло внимание Анжи. Она не почувствовала укора совести, когда взяла этот документ и начала читать. Она прищурилась, чтобы лучше видеть, и села в обитое дорогой тканью кресло, обхватив пальцами ног его полированные деревянные ножки. Анжи прочитала все, что там было написано.
Наконец она положила бумагу на гладкую поверхность стола и села совершенно неподвижно, размышляя. Теперь она знала, что ей делать. Еще меньше часа назад она была во власти отвратительного человека, которому вручил ее родной отец; человека, который обещал, что никогда не прикоснется к ней, что они будут мужем и женой только юридически, а на самом деле она будет ему дочерью, и никем больше. Лежа в его кровати, она мысленно поклялась, что найдет способ поквитаться с ним. Тогда она думала, что на это уйдет много времени, возможно, годы.
А сейчас Анжи улыбнулась. Это была печальная, холодная улыбка. Она медленно поднялась с кресла и неторопливо направилась к тяжелому бюро Баррета. Она потратила совсем немного времени, чтобы найти его безвкусно сделанную бриллиантовую булавку. Анжи опять улыбнулась, когда вынула украшение из футляра. Зажав булавку большим и указательным пальцами, она, все еще обнаженная, отворила тяжелую дверь и вновь вошла в комнату, где мертвецки пьяным сном спал ее муж.
Анжи направилась прямо к постели и поднялась на возвышение. Подняла сверкающую булавку в правой руке и вытянула левую ладонью вверх. Холодно улыбаясь, резко проткнула кончик пальца острой иглой застежки. Тут же на коже выступили капельки крови. Зажав булавку зубами, Анжи сжала свой пораненный палец и надавила на него. Потом она очень осторожно повернула его, склонилась над крепко спящим мужчиной и резким движением смахнула капельки крови на белую скомканную простыню, как раз туда, где находились недавно ее обнаженные ягодицы.
Для того чтобы все выглядело до конца правдоподобным, Анжи поднесла палец к правому бедру Баррета. Она терпеливо ждала, пока большая темная капля крови упадет на его увядшую кожу. Смотрела, как завороженная, как эта капелька медленно стекает вниз, к покрытой волосами плоти меж его ног. Ее глаза сузились, Анжи посмотрела на его спокойное лицо, повернулась и сошла с возвышения.
Молодая женщина вернулась в соседнюю спальню и положила бриллиантовую булавку на место. Чувствуя себя совершенно опустошенной, хотя и на удивление спокойной, она поняла, что познала один из уроков жизни. Мир вокруг нее был холодным и жестоким. И чтобы выжить, очевидно, тоже надо быть холодной и жестокой. Таким был ее отец. Таким был Пекос. Таким, определенно, был и Баррет МакКлэйн. Ну что ж, она будет еще холоднее и тверже. МакКлэйны полагают, что могут использовать ее, как игрушку, бесчувственную вещь. Но у нее другие планы. У нее теперь в руках все козыри, и она мудро поведет свою игру.
С окаменевшим сердцем Анжи подняла серый атласный халат с пола и надела его. Подошла к пустой кровати, которая была заранее застелена служанкой. Тяжело вздохнув, распростерлась на мягких шелковых простынях и стала безучастно смотреть в высокий потолок. Измученная физически и душевно, она вскоре заснула, несмотря на все то, что случилось этим вечером. Ее последняя мысль была о документе, который она увидела, и о гневе Пекоса, когда он узнает обо всем. Анжи глубже погрузилась в перину, и ее мягкие губы искривились в усмешке.
И эта усмешка была холодной и жестокой.
Глава 23
Пекос смотрел, как жаркое сентябрьское солнце садится за горизонт. Он вздохнул, протер усталые глаза и закинул ногу на ногу. Монотонный стук колес поезда, мчащегося по пустыне, раздражал и без того натянутые нервы. Он хотел, чтобы это скучное длинное путешествие в Пасо дель Норт, наконец, подошло к концу. Твердо решив не думать о событиях минувшего утра, Пекос все же не мог отогнать от себя видение: красавица Ангел поднимается по ступеням церкви, чтобы стать миссис Баррет МакКлэйн.
Пекос громко застонал. За окном быстро сгущались сумерки. Очень скоро Ангел и его отец будут… они… Пекос резко поднялся с жесткого сиденья. Рванул на себя дверь купе и вышел в узкий коридор. Решительно направившись в конец несущегося поезда, он вышел на открытую платформу и вздохнул с облегчением, увидев, что там никого не было. Стоя в одиночестве, он вцепился в железные поручни и склонился над ними; его серые глаза скользили по высохшей земле. Ее знакомый монотонный пейзаж радовал и успокаивал глаз.
Несмотря на события минувшего дня, Пекос знал, что вернется на эту прекрасную землю, которая была его домом. Брак отца никак не сможет изменить того, что Дель Соль была частью его самого — и всегда будет. Соблазнительная потаскушка в один «прекрасный» день может унаследовать приличную часть богатства. Дай Бог, чтобы Баррет МакКлэйн не оказался слишком жесток по отношению к сыну и не оставил ей все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53