Наверное, довольно забавно иметь проститутку в качестве своей мачехи. — Его насмешливые серые глаза посмотрели на нее с отвращением. Он достал из брючного кармана пачку банкнот, отсчитал несколько бумажек и бросил их на постель к ее ногам. — Котик, даже таких денег не жаль — ты стоишь их.
Слишком потрясенная и оскорбленная, чтобы беспокоиться о сохранении тайны, Анжи открыла рот и закричала. Пекос мгновенно подлетел к кровати, зажимая ее рот рукой. Руки Анжи метнулись к его пальцам, закрывающим ее рот, в то время как горячие слезы обжигали ей щеки. Ее обнаженные трепещущие груди прижимались к твердой руке Пекоса.
Он холодно прошептал ей в ухо:
— Ангел, ты что, забыла, где мы находимся? Ты хочешь, чтобы твой нервный женишок узнал, что ты лежала голой под его единственным сыном чуть ли не перед самой свадьбой? — Он укоризненно поцокал языком. — Этого не будет, дорогая. Он не хочет делить со мной даже свою землю, не то что будущую жену. — Пекос внезапно отчетливо ощутил, как мягкие полные груди прижимаются к его руке, и скрипнул зубами, страстно желая встряхнуть лживую проститутку так сильно, чтобы ее очаровательная головка с силой мотнулась на белоснежной шее. Это сильное желание боролось в нем с чувством совсем другого рода.
Он собрал всю свою волю, чтобы не приласкать эти обнаженные груди; чтобы вновь не ласкать и дразнить руками розовые соски, пока Анжи не начнет шептать его имя. Он страстно хотел убрать напряженную руку с ее мягкого сладкого рта и прижаться к нему губами, истомить его жаркой страстью.
Но, сдержавшись, он лишь холодно сказал:
— Я уберу руку, Ангел, и уйду. Если ты не хочешь, чтобы весь дом узнал о том, что произошло, я настойчиво советую тебе излить свои рыдания в подушку. — С этими словами он встал с кровати. Неторопливо подойдя к двери, повернулся и еще раз посмотрел на нее.
За всю свою жизнь он не видел такой холодной ярости в глазах другого человека. Ему приходилось стоять перед дулами ружей рассвирепевших мужчин, которые пытались убить его. Но в их глазах он не видел такого гнева. Он смотрел в глаза ревнивых мужей, жаждущих мести за бесстыдное поведение своих жен и возлюбленных, но и они не выглядели такими взбешенными. Он покидал любовниц, которые грозились вырвать кинжалом из груди его сердце, но никогда не видел в них такой слепой ярости. Мягкая ангелоподобная молодая женщина превратилась в злобное ожесточенное животное, и Пекос почувствовал, как дрожь пробежала по его телу.
Когда Анжи отбросила простыню в сторону и встала с кровати, Пекос почувствовал на спине холодный пот. На секунду ему показалось, что осмелевшая маленькая мегера намеревается перелететь через комнату и разорвать его на кусочки. Словно зачарованный, он смотрел, как она подняла деньги, которые он бросил на кровать, и медленно пошла к нему. Его тело напряглось, он ждал. Она остановилась прямо напротив и улыбнулась странной жуткой улыбкой, которая не коснулась ее диких зеленых глаз. Какой-то испуганный звук непроизвольно вырвался из его пересохшего горла, когда она протянула маленькую руку и крепко взяла его за пояс брюк. Притянув его к себе с силой, которая изумила его, она посмотрела в глаза Пекоса и засунула пачку банкнот ему в карман. Выпустив деньги, она резко схватила его за гениталии, заставив сморщиться от боли.
— Если ты когда-нибудь вновь попытаешься овладеть мною, я убью тебя! — Она отпустила его и отступила назад. — Убирайся, — прошипела она холодно. Пекос, мысленно аплодируя ее смелости и силе воли, удивленно покачал головой и, наполовину возбужденный, наполовину испуганный, вышел из комнаты.
Покачивая темноволосой головой, он молча шел по погруженному в темноту холлу назад в свою комнату. Войдя туда, налил себе приличную порцию бурбона, чтобы успокоить взвинченные нервы. Осушив стакан, он поставил его на бюро и направился в свою большую ванную комнату, раздеваясь по дороге.
Когда ванна наполнилась, Пекос скинул узкие брюки и открыл от удивления рот. На внутренней стороне левого бедра виднелись две-три ярко-красные капли крови. Они заставили его глаза расшириться от изумления. Озадаченный и встревоженный, он мог подумать только о том, что рассерженная Ангел поцарапала его. Тщательно осмотрев себя в поисках следов более серьезного повреждения, Пекос удовлетворился, что все было в порядке, ступил в ванну, смыл кровь и забыл о ней.
… Сердце разрывалось в груди Анжи. Она резко развернулась после того, как ушел Пекос, и прислонилась к закрытой двери. Отчаянно борясь с рыданиями и криками, рвущимися из горла, она медленно скользнула вниз по жесткой полированной поверхности тяжелой двери из красного дерева.
Никогда за свою молодую жизнь она не ненавидела человека так, как ненавидела теперь Пекоса МакКлэйна. Отвращение, которое она чувствовала к этому смуглому мужчине, превышало все другие чувства, испытанные прежде; сила этого чувства была столь огромной, что ей стало нехорошо. Она ненавидела это бессердечное отвратительное животное. Почувствовав, как тошнота подступает к горлу, и, закрыв полные слез глаза, Анжи впервые подумала об убийстве. Она не видела ничего страшного в сильном желании вонзить острый нож глубоко в грудь Пекоса, сделать так, чтобы кровь хлынула из его тела, и он рухнул к ее ногам. А его дымчато-серые глаза расширились бы от боли и потрясения, пока она будет улыбаться, глядя на него сверху вниз, и счастливый смех не сорвется с ее торжествующих губ.
Но Анжи слишком устала, чтобы предаваться таким мыслям. Она подошла к скомканной кровати и рухнула на живот, чтобы выплакать накопившуюся боль. Рядом с ней на матрасе влюбленные в жемчужно-золотой музыкальной шкатулке все еще обнимались, хотя уже и не танцевали — музыка закончилась. Резким движением Анжи сбросила шкатулку на пол. Отвращение накатило на нее волнами, глубина ненависти к Пекосу разрывала и жгла ее изнутри.
Ненависти такой же мощной, как и жаркая страсть, которой они уступили оба, слившись в едином порыве.
Глава 21
С ввалившимися глазами, изможденная, Анжи наблюдала, как самая длинная в ее жизни ночь превращалась в холодно-серый рассвет. Ей казалось, она не сможет теперь никогда заснуть. Когда первый поток слез истощился, Анжи погрузилась в ванну с горячей водой и едва не ошпарилась. Желая уничтожить все следы прикосновений Пекоса, она терла и терла кожу до тех пор, пока не могла уже больше поднять усталых рук.
Пристыженная, несчастная, с разбитым сердцем, Анжи достала из бюро ночную рубашку и натянула ее через голову. Она впервые надела ночную рубашку. Это мисс Эмили настояла, чтобы у нее была дюжина новеньких белых ночных сорочек. Но Анжи предпочитала спать обнаженной. И сейчас, когда мягкий белый хлопок скользнул вниз, Анжи мысленно прокляла себя за то, что была обнаженной, когда Пекос вошел в ее комнату. Возможно, если бы на ней была ночная рубашка, ничего бы и не случилось. Она тут же пообещала себе, что никогда больше не будет спать неодетой.
Анжи вздрогнула, когда вновь подошла к кровати. Капельки крови на желтых шелковых простынях свидетельствовали о том, что произошло. Анжи опять заплакала и отвернулась, не желая ложиться в постель. Она так и просидела, откинув голову на высокую спинку кресла, стоявшего у холодного камина, и прижав колени к груди. Ни разу до рассвета Анжи не сомкнула покрасневшие от слез глаза.
Это была мучительная ночь. Сменяющие друг друга эмоции и воспоминания накатывали на нее — бессвязные, странные, пугающие. Слабость охватывала ее, и Анжи вздрагивала, вспоминая восхитительное занятие любовью, которое превратило ее в женщину. В который раз она чувствовала на себе жаркие губы Пекоса, его умелые руки, длинное стройное тело, лежащее на ней; слышала его глубокий убедительный голос, бормочущий какие-то нежные слова, пока рядом доносилась звенящая мелодия из жемчужно-золотой музыкальной шкатулки.
Но к прекрасным воспоминаниям примешивалось и другое: Пекос, с гримасой отвращения поднимающийся с кровати, швыряющий деньги к ее ногам, называющий ее проституткой. Все это неотступно стояло перед глазами и заставляло сжиматься сердце. Анжи застонала от отчаяния и ненависти. Сейчас она ненавидела Пекоса. Ненавидела его больше, чем раньше. И боялась его; он был жестокий, холодный, бесчувственный человек. Он использовал ее, унизил, а затем посмеялся в лицо.
Анжи задрожала. Он вернется. Он придет к ней снова, когда захочет ее, и возьмет, не считаясь с ее чувствами. Может ли она противостоять ему? Если он снова захочет ее, сможет ли она его остановить? Сможет ли она удержаться сама, чтобы не пойти с ним на близость? Сделать это нелегко: ему стоит только перейти через внутренний двор и наброситься на нее. Баррет и мисс Эмили спят наверху; никто не услышит и не увидит, как Пекос заходит в ее комнату, как никто не видел и не слышал ничего сегодня ночью. Она была совершенно беззащитна перед этим беспринципным мужчиной. Ему не было до ее чувств никакого дела, в этом она была уверена. Но Анжи в глубине души догадывалась, что Пекосу доставляет удовольствие сам акт любви — точно так же, как и ей. Да, он вернется. Поэтому она в опасности.
К рассвету Анжи приняла решение. С его помощью можно было предотвратить повторение той трагической ошибки, которая произошла этой ночью. Она спокойно оделась, причесала свои длинные волосы и собралась присоединиться к Баррету МакКлэйну, чтобы вместе позавтракать. Похлопав по мертвенно-бледным щекам, чтобы вызвать хоть небольшой румянец, Анжи вышла в коридор и направилась во внутренний дворик на еле гнущихся ногах.
— Доброе утро, Баррет, — сказала Анжи, глядя на седовласого мужчину.
— Анжи, дорогая! — Он встал так резко, что салфетка упала с его колен.
Мисс Эмили поставила свою фарфоровую чашку на блюдечко, удивленная тем, что Анжи так рано встала, и сразу же заметила ее бледность.
— Дорогая, — сказала она мягко, — вам не надо было сейчас вставать. Вы так бледны; вам нездоровится?
Баррет пододвинул ей кресло, и Анжи села, глубоко вздохнув и улыбнувшись:
— Все в порядке. Я встала, потому что мне надо поговорить с вами, Баррет.
— Конечно, дорогая, — сказал он, сев опять в кресло и озадаченно глядя на нее.
— Я хотела бы знать… Я подумала, что, возможно, мы…
Баррет наклонился к ней, положив руку на ее хрупкое плечо.
— Что, Анжи?
Мисс Эмили предположила:
— Дорогая, если вы хотите поговорить с Барретом наедине, я немедленно оставлю вас.
— Нет, — Анжи посмотрела на нее. — Вам нет никакой нужды уходить. — Она повернулась к Баррету: — Баррет, когда я приехала на Тьерра дель Соль, и мы говорили о нашем браке, вы объяснили, что мы должны подождать шесть месяцев, чтобы получше узнать друг друга. Я не хочу больше ждать; давайте поженимся сейчас.
Баррет МакКлэйн закашлялся, его сердце бешено забилось, его глаза расширились:
— Моя дорогая! Я предложил подождать только ради вас, но если вы не хотите…
— Я хочу. Я хочу выйти за вас немедленно. — Не обращая внимания на удивление, отразившееся на лице мисс Эмили, Анжи торопливо продолжила:
— Как скоро мы сможем пожениться?
С красным от возбуждения лицом Баррет, столь же ошеломленный, как и Эмили, но в то же время и счастливый, сказал:
— Господи, дорогая, как только будет готово ваше свадебное платье. Полагаю, через две или три недели мы сможем…
— Нет, Баррет. Меня не волнует свадебное платье. Давайте поженимся на этой неделе. Я хочу стать вашей женой; я хочу переехать наверх в покои хозяйки как миссис Баррет МакКлэйн. Я хочу, чтобы мы поженились сейчас.
Баррет взял ее за руку. Анжи поборола неприятное чувство, возникшее от его холодного, как лед, прикосновения. Но она постаралась не думать об этом и слушала, как он говорил:
— Моя дорогая, я немедленно поговорю со священником и, без сомнения, где-нибудь в Марфе мы сможем отыскать подходящий свадебный наряд.
— Уверена в этом, — кивнула она, стараясь улыбнуться и ненавязчиво высвобождая руку.
Появилась Делорес и налила Анжи кофе. Она слышала последнюю часть разговора и была так же ошеломлена, как Баррет и мисс Эмили, хотя и постаралась скрыть это. Она ослепительно улыбнулась, когда Баррет сказал ей:
— Делорес, приготовь для этой юной леди самый отменный завтрак. Мы должны заботиться о том, чтобы она была здорова; в субботу она станет миссис Баррет МакКлэйн.
— Ах, это прекрасно! — Делорес кивнула и поспешила прочь, но на сердце у нее было тяжело, как и у Анжи. Она с самого начала надеялась, что Анжи и Пекос полюбят друг друга, и что Анжи выйдет за МакКлэйна, но за сына, а не за отца.
Анжи сидела, пытаясь сосредоточить внимание на возбужденной болтовне своего будущего мужа. Но это было нелегко. Его то повышающийся, то затихающий голос резал ей уши. Голова кружилась после бессонной ночи; глаза припухли от выплаканных слез.
На сердце у нее было тяжело, оно словно разбилось на мелкие кусочки. Мучила боль в животе. Но больше всего беспокоила ранка между ног. Она постоянно напоминала о том, что Пекос забрал нечто очень важное, то, что она никогда уже не сможет обрести вновь. Он первым познал ее как женщину. Но это абсолютно ничего не значит для него. Ничего.
Анжи была глубоко несчастна, но мысль о предстоящем браке успокаивала ее. Как жена Баррета МакКлэйна она переедет наверх и будет в безопасности в огромных хозяйских покоях по соседству с комнатой Баррета. И злобный черствый Пекос не сможет больше проникнуть в ее комнату, в ее кровать, в ее тело.
Она сидела, потягивая маленькими глотками обжигающий кофе, в то время как пожилой седовласый мужчина, сидевший рядом, вдохновенно излагал свои планы относительно свадьбы. Анжи едва слышала то, что он говорил. Она знала, что все же есть одно место, куда может проникнуть жестокий Пекос.
Этим местом было ее измученное сердце.
… Пекос смотрел, как очаровательная бледная девушка идет по длинному боковому приделу храма. Его сердце сжалось от боли, словно сильные цепкие руки проникли сквозь грудную клетку и жестоко сжали его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53