осторожный, наблюдательный, дружелюбный, сдержанный. Мне всегда казалось, что многие полицейские чувствуют себя непринужденно только с преступниками. И отставные полицейские, которые работали в следственном отделе Жокейского клуба, говорили о мелких мошенниках с большей теплотой, чем об остальной публике.Обязанные ловить преступников, полицейские часто восхищаются ими, используют их жаргон. Опыт убедил меня, что если незнакомые друг с другом полицейский и мошенник встретятся на каком-нибудь сборище, то безошибочно определят, кто из них чем занимается. И если им доведется минуту или две поболтать вдвоем, то стражу порядка и нарушителю порядка вместе будет хорошо. Этот факт, который вызвал бы скандал в прессе, объясняется, в частности, и тем, что каждый из них радуется моменту отдыха, когда не надо быть начеку.Лунд обращался со мной со скрупулезной предупредительностью, как с временным коллегой. Я тепло поблагодарил его за разрешение использовать отчеты полиции, и он заверил, что я могу в любую минуту рассчитывать на его помощь.Я сказал, что мне нужна машина с водителем, которому можно доверять, и не порекомендует ли он кого.Лунд разглядывал нож, лежавший перед ним на столе.— Полицейскую машину я не могу вам предоставить. — Немного подумав, он снял трубку и что-то приказал по-норвежски, потом просто сидел и ждал. — Я хочу попросить брата, чтобы он возил вас, — пояснил Лунд. — Он писатель, но его книги дают мало денег. Он рад будет немного заработать и к тому же любит водить машину.Раздался телефонный звонок, и Лунд, очевидно, объяснил свое предложение, которое писатель принял, потому что Лунд спросил, когда бы я хотел начать.— Сейчас, — ответил я. — Хорошо бы он сразу приехал сюда.Лунд передал мои слова и положил трубку.— Брат приедет через полчаса. Он хорошо говорит по-английски, потому что работал в Англии, и будет полезен вам.Я провел полчаса, разглядывая фотографии преступников из полицейского досье, но моего лондонского визитера среди них не было. * * * Брат Лунда Эрик оказался просто кладом. Высоченный богатырь лет пятидесяти пяти с лохматыми, светлыми волосами в старой потерявшей форму куртке встретил меня чуть заметной рассеянной улыбкой. Он, не скрывая, презирал любую организованность и, как я вскоре открыл, водил машину так, будто уличного движения не существовало.Мы обошли здание полиции, и за углом нас ждал маленький кремовый «Вольво». Вмятины и царапины на его кузове свидетельствовали о долгой и отважной службе, и крышка багажника была прикручена проволокой. Когда Эрик открыл дверь, я обнаружил, что большую часть машины занимает очень крупный датский дог.— Один, ложись, — приказал Эрик, но огромный дог не понимал по-английски и продолжал стоять, слюнявя мордой мне шею.— Куда теперь? — спросил Эрик. Английский у него оказался великолепным, как и говорил брат. Он устроился на месте водителя и с ожиданием смотрел на меня.— Что вам сказал брат? — спросил в свою очередь я.— Объехать здание вокруг и посмотреть, не висит ли кто на хвосте. — Он говорил таким тоном, будто Лунд просил его не опоздать на поезд.— Какая же профессия вам больше по душе? — Я с любопытством разглядывал норвежского писателя.— Вождение, бокс и сочинение сказок, которые не читают в школе.Глубокие морщины окружали глаза, но вокруг рта и на подбородке кожа осталась почти гладкой: следствие характера. Эрик, видимо, больше любил смеяться, чем злиться. В течение следующих нескольких дней я понял, что, если бы не его высоко развитое чувство смешного, он стал бы фанатичным коммунистом. Брат Лунда придерживался леворадикальных взглядов, но приходил в отчаяние от полного отсутствия юмора у своих единомышленников. В молодости он вел колонки слухов в газетах, два года провел на Флит-стрит (в нашей лондонской газетной Мекке) и столько рассказал о людях, к которым возил меня, сколько бы я не накопал и за шесть недель.— Пер Бьорн Сэндвик? — повторил он, когда я назвал нашу первую цель. — Опорный столб нефтяных полей?— Наверно.Он перестроился, не обращая внимания на другие машины. Я открыл было рот, но тут же закрыл его. Ведь брат доверил ему мою жизнь, и мне остается только не вмешиваться и не дергаться. На двух колесах срезая углы на волосок от фонарных столбов, со страшным скрежетом, но невредимые, мы добрались к главному офису «Норск ойл импорте». Дог облизывал свою огромную морду и казался абсолютно неподвижным.— Тут, — Эрик показал на впечатляющие двойные ворота, ведущие во внутренний двор. — Как войдете, налево, большой подъезд с колоннами.— Вы знаете эту компанию?— Я знаю в Осло почти все, — кивнул он. — И почти всех. — Вот тут Эрик и сказал о том, что работал в газетах.— Тогда расскажите о Пере Бьорне.— Он добродетельный, скучающий, потому развлекает себя большим бизнесом, — улыбнулся Эрик. — Он привык командовать во время войны. Когда мы все были молодыми, Сэндвик считался главным борцом с нацистами, великим изобретателем акций и саботажа. Но годы прошли, и он затвердел в унылую глыбу, будто вулканическая лава вылилась и превратилась в сухую серую пемзу.— Но какой-то огонь остался, если он стал главой нефтяной компании, — возразил я.Эрик раздул ноздри, сдерживая смех.— Все нефтяные компании в Норвегии связаны по рукам и ногам правительственными установлениями. Так и должно быть. У них нет возможностей для частных манипуляций. Пер Бьорн может принимать решения только в очень небольшой области. На любой проект, ну кроме разве такого, как поменять пепельницы в офисе, он должен просить разрешения у правительства.— Вы одобряете такой порядок?— Естественно.— Что вы знаете о его семье? Глаза у Эрика засверкали.— Он женился на скучной, бесцветной девушке по имени Рагхильд, чей папа в то время как раз был главой «Норск ойл импорте».Я усмехнулся, вылез из машины и пообещал, что вернусь самое большее через полчаса.— У меня с собой книга, — успокоил меня Эрик и достал из кармана куртки «Труды и дни» Гесиода в потертой обложке. * * * В середине аккуратно замощенного двора, окруженного желтыми зданиями, помещалась обложенная камнями клумба с тронутыми морозом цветами. Напротив импозантного главного входа слева от ворот виднелся точно такой же справа, но только поменьше. В стенах вокруг главного входа белели полосы жалюзи, закрывавших высокие окна. И весь этот богатый квадратный двор больше походил на государственное учреждение, чем на офис нефтяной компании.Но как я вскоре понял, это было и то и другое.Секретарь Пера Бьорна встретила меня у главного входа, провела на второй этаж по покрытой ковром лестнице и оставила в его кабинете, сказав, что мистер Сэндвик еще на заседании, но оно скоро кончится.Хотя здание с двойными рамами окон, выходивших во внутренний двор, казалось старинным, кабинет главного человека в компании выглядел современным, функциональным и очень скандинавским. На стенах висели схемы морского дна в разрезе с прикрепленными табличками, какие работы там ведутся, а рядом три цветные карты Северного моря, на каждой из которых показано, где и в какой стадии идет бурение скважин. Все море на картах покрывали маленькие пронумерованные квадраты, на некоторых из них было написано «Шелл», «Эссо» и так далее, и хотя я внимательно искал, но нигде не нашел пометку «Норск ойл импорте».Дверь за моей спиной открылась, и вошел Пер Бьорн Сэндвик, как всегда любезный и независимый, создавая впечатление, что его не втолкнули на вершину власти, а он постоянно пребывал на ней.— Дэйвид, — проговорил он своим высоким четким голосом, — простите, что заставил вас ждать.— Я разглядываю ваши карты, — сказал я. Он кивнул и подошел ко мне.— Мы бурим тут... и вот здесь. — Он показал на два квадрата, на которых виднелось совершенно другое название. Я удивился, и он объяснил:— Мы часть консорциума. В Норвегии нет частных нефтяных компаний.— А чем занималась «Норск ойл импорте» до того, как в Северном море нашли нефть?— Импортировала нефть, разумеется.— О-о-о, разумеется. — Я улыбнулся и сел в квадратное кресло, на которое он показал.— Начинайте обстреливать меня вопросами. — Пер Бьорн тоже улыбнулся.— Привозил ли вам Боб Шерман из Англии какие-нибудь бумаги или фотографии?— Нет. — Он покачал головой. — Ларе уже спрашивал нас во вторник. Шерман никому не привозил никаких бумаг. — Он протянул руку к звонку на письменном столе. — Не хотите ли кофе?— Очень хочу.Он кивнул и попросил секретаря принести кофе.— Мы предполагаем, — начал я, — что, вероятно, он привез некий конверт и передал его кому-то. Если бы этот кто-то признал, что получил конверт, мы могли бы отбросить в расследовании этот момент.Пер Бьорн, задумавшись, уставился на свой стол.— Допустим, — продолжал я, — он привез особого рода порнографию, скорее всего она не имела бы никакого отношения к его смерти.— Понимаю. — Сэндвик перестал разглядывать стол и посмотрел на меня. — И поскольку никто не признался, что получил конверт, вы делаете вывод, что в конверте была не порнография.— Я не знаю, что было в конверте, — вздохнул я, — но хотел бы знать.Принесли поднос с кофейником, и Сэндвик аккуратно налил кофе в две темно-коричневые толстые кружки.— Вы отбросили мысль, что Боба Шермана убил тот, кто украл деньги?— Она в резерве. Не могли бы вы передать ваше впечатление о Бобе Шермане как человеке?Он вытянул губы, будто оценивая Боба на вкус.— Не очень умный, честный, но легко попадает под влияние. Безусловно, хороший наездник. Он всегда удачно выступал на моих лошадях.— Я слышал, что Рольф Торп считает, будто его лошадь проиграла в последний день по вине Боба. Сэндвик пожал плечами.— Рольфу иногда трудно угодить, — сдержанно заметил он.Мы выпили кофе (я отказался от предложенных сливок и сахара), поговорили о Бобе, и, уже уходя, я вскользь заметил, что хотел бы встретиться с сыном Сэндвика Миккелем.— И задать ему вопросы? — нахмурился Пер Бьорн.— Да... Всего один-два. Он знал Боба сравнительно хорошо, и он единственный, с кем встречался Боб и кого я еще не видел.— Конечно, я не могу не позволить вам. — Мое намерение ему очень не понравилось. — Вернее, не должен. Но сына так огорчило это дело, сначала думали, что его друг вор, потом он узнал, что друга убили.— Я постараюсь не расстраивать его. Я читал его краткие показания в полиции и не жду большего.— Но зачем тогда вообще беспокоить мальчика? Я немного помолчал, обдумывая вопрос Пера Бьорна, потом ответил:— Думаю, мне нужно увидеть его, чтобы создать полную картину пребывания Боба здесь.Сэндвик медленно облизал нижнюю губу, но больше не возражал.— Сейчас он в школе-пансионе. Но будет дома завтра во второй половине дня. Если вы приедете в три, то застанете его.— Здесь, у вас в офисе?— Нет. — Он покачал головой. — У меня в доме. Здесь же, с другой стороны внутреннего двора.Я встал и поблагодарил его за то, что он нашел для меня время.— Я ничем не помог вам, — сказал он. — Мы заставляем вас делать много бесполезной работы.— Ничего, — вздохнул я и подумал, если долго бить в одно место, то предмет может и расколоться. — Я стараюсь полностью отработать ваши деньги.Он проводил меня до лестницы, и мы пожали друг другу руки.— Дайте мне знать, если я могу быть чем-нибудь полезен.— Хорошо, — ответил я. — Спасибо.Я беззвучно спустился по лестнице в просторный пустой вестибюль. Единственное движение жизни ощущалось за дверью в глубине напротив входа, я подошел и открыл ее.Там оказалась еще одна дверь в помещение, не похожее на парадные кабинеты, но где, видимо, обрабатывались текущие бумаги. Даже тут работа шла неспешным шагом, служащих никто не подгонял, никто не давил на них. В небольших кабинетах, двери которых были открыты, стояли в свободных позах мужчины в свитерах и разговаривали, другие пили кофе, курили. Совсем не создавалось впечатления, что коммерческая жизнь кипит ключом.Я закрыл дверь, прошел двор и вернулся к Эрику Лунду. Когда я садился в машину, он поднял глаза от своих «Трудов и дней» и удивленно посмотрел на меня, будто не понимая, откуда я взялся.— Ах да. — Наконец он узнал меня и словно бы проснулся.— Теперь ленч? — предложил я.Эрик придерживался строгих взглядов, где надо есть. Но когда мы устроились в приличном ресторане, он не терял времени и заказал блюдо, которое называл «gravlaks». Я содрогнулся от цены, пожалев комитет, но у меня были и свои деньги. Блюдо оказалось изысканно приготовленным лососем, не копченым, а будто полежавшим в вулкане.— Вы из Скотланд-Ярда? — спросил Эрик, когда последний кусок нежно-розовой пищи богов исчез с тарелки.— Нет, из Жокейского клуба. Это удивило его, и я объяснил, из-за чего приехал в Норвегию.— Почему же они тогда хотят вас убить?— Чтобы остановить расследование того, что случилось.— Почему мой брат Кнут, этот безголосый петух, не ведет расследование? Никто и не пытался избавиться от него.— Уберите одного полицейского, и на его место встанут шесть других.— А шести таких, как вы, нет? — сухо спросил он.— Штат Скакового комитета довольно ограничен. Эрик молча задумчиво пил кофе.— А почему вы не бросите это дело, пока целы?— Из чертова природного упрямства, — ответил я. — Что вы знаете о Рольфе Торпе?— О Рольфе Торпе, который наводит ужас на лыжных склонах, или о том, который строит стеклянные дома для пигмеев?— О Рольфе Торпе, который владеет скаковыми лошадьми и что-то добывает в шахтах.— А-а, о нем. — Эрик насупился, фыркнул, состроил гримасу. — Еще один проклятый капиталист, который эксплуатирует природные богатства страны в личных целях.— Вы знаете что-нибудь о нем лично?— А в нем есть что-то личное?— Нет?Эрик засмеялся.— Вы не находите, что охота за деньгами всегда что-то говорит о душе человека?— Все, что делает человек, говорит о его душе.— Но капиталист — это не человек, а капитал, — сказал Эрик.— Но и о нем кричит каждая вещь, ему принадлежащая.— Ладно, — улыбаясь, сказал Эрик. — Но я ничего не могу рассказать вам о Рольфе Торпе, во-первых, потому, что я с ним никогда не встречался, и, во-вторых, пока капиталиста не застанут в постели с секретаршей без пижамы, это самая скучная тема для колонки слухов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26